1. Общая характеристика теории модернизации

После Второй мировой войны на политической карте мира, преимущественно в Азии и Африке, в результате распада мировой колониальной системы появилось большое число новых независимых государств. Достаточно быстро обнаружилось, что развитие этих обществ обладает собственной логикой и собственной спецификой. Концептуальное раскрытие этого развития произошло в рамках теории модернизации. Будучи ключевой парадигмой так называемой "социологии развития", она попыталась объяснить происходившие в постколониалышх обществах процессы изменений, а также наметить пути их дальнейшего развития. Разные аспекты теории модернизации разрабатывали такие исследователи, как Д. Аптер, С. Хантингтон, Г. Алмонд, Л. Пай, Ф. Риггс, У. Мур,

М. Леви, Э. Шилз, С.Н. Эйзенштадт.

Определение модернизации. В наиболее общей форме под модернизацией обычно понимают особую форму социального развития, историческое своеобразие которой (791) состоит в переходе от традиционного, аграрного общества к современному, индустриаль-ному и постиндустриальному. Практически везде модернизация стала обозначением процесса изменений в направлении тех типов социальной, экономической и политической организаций, которые сложились в Западной Европе и Северной Америке в XVII-ХЕХ веках, затем распространились на другие европейские страны, а в ХЕХ-XX веках - на южно-американский, азиатский и африканский континенты. Модернизация, в соответствии с данным подходом, есть широкомасштабный, многосторонний процесс,

предполагающий быструю социальную динамику, радикальные изменения в социальной структуре, жизненных стандартах, культурных нормах и ценностях. Как правило, модернизации сопутствуют процессы индустриализации, урбанизации, секуляризации общества, развитие новых систем коммуникации и образования (рост грамотности и т.д.).

Общая траектория развития афро-азиатских обществ определяется, с этой точки зрения, особым характером их модернизации: если в Западной Европе и Северной Америке разрыв с традиционализмом осуществляется через "спонтанную модернизацию" под действием внутренних факторов органического развития "снизу", а в странах Центральной и Южной Европы, России и Латинской Америки через "догоняющую модернизацию" полуорганического типа (в значительной степени не только "снизу", но и "сверху"), то в афро-азиатских государствах "третьего мира" мы имеем дело с поздней постколониальной "отраженной модернизацией" неорганического типа, осуществляемой только "сверху" под определяющим воздействием извне.

Концептуальные истоки теории модернизации. Теоретико-методологические предпосылки модернизационной парадигмы образуют классические теории социальных изменений Ф. Тенниса, Г. Спенсера, Э. Дюркгейма и, в особенности, М. Вебера. Немецкий социолог конца XIX - начала XX века Ф. Теннис разработал дихотомию "общность-общество". Все объединения людей, по его мысли, представляют собой проявление двух различных форм общественных связей: связей общности (Gemeimchaft), основанных на чувстве близости по причине кровного родства или длительного знакомства, и связей общества (Gesellschaft), которые характеризу(792)ются специфически рациональными целями действия, официальностью, договоренностью.

В это же время в классической социологии утверждается понимание социального развития как процесса дифференциации различных социальных институтов и все большей специализации выполняемых ими функций. Впервые наиболее четко эта идея была сформулирована в XIX в. английским философом Г. Спенсером, который считал основной закономерностью "социальной эволюции" переход общества от состояния "несплоченной

однородности" к состоянию "сплоченной разнородности". Важным аспектом социального прогресса, по Г. Спенсеру, является переход от общества, в котором личность целиком подчинена социальному целому, к такому состоянию, при котором социальный организм "служит" составляющим его индивидам. Основные типологические различия социальных структур, по его мнению, состоят в том, является ли сотрудничество людей в достижении общей цели принудительным или добровольным, что, соответственно, определяет противоположность обществ "военного" и "промышленного" типов.

Аналогичным образом основатель французской социологической школы Э. Дюркгейм различал общества, основанные на механической или органической солидарности. Механическая солидарность, по Э. Дюркгейму, - это "коллективный тип" солидарности, определяемый сходством, подобием составляющих его индивидов, одинаковостью исполняемых ими общественных функций, неразвитостью личностных черт. Механическая солидарность возможна лишь постольку, поскольку личность поглощается коллективом, ее сила обратно пропорциональна развитию индивидуального сознания. Обществам современного типа, по его мнению, свойственна органическая солидарность, которая возникает при развитии общественного разделения труда и функциональной взаимосвязи отдельных расчлененных функций.Наконец, важнейшее значение для понимания сущности традиционных и современных обществ имеет теоретическое наследие М. Вебера: его концепция рациональности, анализ трех типов социального действия, исследование феноменов "харизматического" лидерства, бюрократии, власти давно стали для теории модернизации во многом ключевыми. (793)

Свое логическое завершение идеи Тенниса, Дюркгейма и Вебера получили в теории структурно-функционального анализа Т. Парсонса. Для специального анализа социальных изменений в ней была разработана так называемая "модель дифференциации". В соответ-ствии с ней, сущность модернизации состоит в уменьшении функциональной нерасчлененности социальных единиц и возрастании структурной дифференцированно-сти, обусловленной возникновением новых социальных организаций, специализирую-щихся на выполнении своих особых функций. При этом каждая структурная единица социальной системы при дифференциации ее функций порождает новые социальные элементы с большей способностью адаптации к среде и, следовательно, более совер-шенные. Важной оказалась и разработанная Т. Парсонсом модель ориентации социальною взаимодействия. По его мнению, существует шесть пар "дилемм ориентации", которые доминируют в обществах того или иного типа, определяя в них направленность и характер социального взаимодействия, К этим ориентациям относятся: 1) универсализм или партикуляризм; 2) специфически направленная или диффузная ориентация; 3) ориентация на достижение цели или следование предписаниям и указаниям; 4) аффективная (эмоциональная) нейтральность или выраженная аффективность; 5) ориентация на себя или на коллектив; 6) долгосрочная или краткосрочная ориентация.

Развиваясь в русле вышеназванных теоретшкь методологических подходов, теория модернизации характеризует традиционный тип социальной организации гомогенной замкнутостью) дорационально" аффективностыо, конформным согласием и неформализо-ванными системами; социального контроля. Современный же тип организации характе-ризуется целерациональвостью, взаимозависимой: специализацией, анонимной имперсональностью отношений и нейтральными системами формализованного контроля.

Аспекты модернизации. В самом процессе модернизации разные авторы выдвигают на первый план и подчеркивают значение разных основных аспектов; рассматривая их вместе, мы получаем характеристику ведущих составляющих всего комплекса модернизационных преобразований общества. К их числу относятся: (794)

- развитие внутренней дифференциации и автономизации структур социума, появление в нем автономных подсистем, отличающихся большей или меньшей самостоятельностью (Г. Алмонд, Г. Пауэлл, Дж. Коулмен);

- создание новых институционализированных механизмов примирения и согласования интересов (С. Хантингтон, С.Н. Эйзенштадт);

- "диффузия власти" - рассредоточение политических, экономических и символических ресурсов власти, ранее сосредоточенных в одних руках, по многим общественным группам и институтам (Р. Даль);

- функциональные изменения способов рекругирования и циркуляции элит (Э. Шилз);

- экономико-технологическая трансформация через индустриализацию и т,д,(У. Ростоу);

- расширение физической, социальной и технологической мобильности индивидов в результате развития новых форм коммуникации, повышение общественного статуса средств массовой информации (СМИ как "четвертая власть"), всеобщего распространения грамотности (Д. Лернер, К. Дойч);

- формирование нового типа динамичной и предприимчивой личности, ориентированной на достижениеновых, нетрадиционных целей (А. Инкелес и Д. Смит, Д. Макклелланд, Г. Алмонд и С. Верба).

Конечный уровень модернизированности ("осовременивания") общества может быть оценен по пяти основным критериям:

1) идентичности, которая определяет степень и характер развития политической культуры личности;

2) летитимноетм, которая характеризует степень и мотивы публичной поддержки сущес-гвршшх методов политического управления;

3) участия, которое показывает степень превращения политически пассивного населениявактивное благодаря его участию в выборах, в деятельности массовых партий, общественных движений'и т.д.;

4) дистрибуции, которая показывает степень равенства в общественном распределении различных возможностей и благ;

5) проникновения(пенетращш) - степени разрушения партикуляризма, узости интересов, местничества и сепаратизма. (795)

Пересмотр теории модернизации. В 70-80-е годы все чаще стали появляться исследования, в которых модернизация традиционных обществ, да и сами эти общества рассматриваются не в столь однолинейной перспективе однозначного и "полного" перехода к модерну. Трактовка сущности, объекта и возможных результатов модернизации становится все более многомерной, или, точнее, многовариантной. Такой сдвиг в сторону признания множественности как путей социального изменения, так и его результатов, привел к весьма существенному пересмотру взаимосвязи между модернизацией и развитием: первую теперь рассматривают не как условие второго, а как его функцию.

На этой основе подверглась значительному переосмыслению исходная идея девелопментализма 60-х годов о непосредственной линейной зависимости между уровнем экономического развития общества и демократическим переструктурированием политической системы: это соотношение оказалось гораздо более сложным и не столь однозначным. Так, по наблюдениям С. Хантингтона, политическая нестабильность, выра-

зившаяся в крушении демократических институтов в значительной части развивающихся стран в 60-е годы, была вызвана именно быстрым экономическим ростом и столь же быстрыми социальными изменениями на фоне слишком медленной институализации необходимых новых характеристик политической системы. Результаты проведенного А. Бэнксом анализа сначала 36 южноамериканских государств за период 1835-1966 гг., а затем 106 государств всего мира, поставили под сомнение представление о том, что социоэкономическое развитие обуславливает развитие политическое. Напротив, в результате данных исследований оказалось, что, например, "взаимозависимость между "опережающим" политическим развитием и последующим развитием системы инфор-мации, урбанизации и образования выражена значительно сильнее, чем связь между более ранним социоэкономическим развитием и последующим демократическим развитием" [Доган М., Пеласси Д. Сравнительная политическая социология.- М., 1994.- С.253].

Такая ситуация объясняется тем, что схемы девелопментализма базировались на представлении о строении общества как "ткани без швов", где рост экономики автоматически влечет за собой незамедлительные (796) прогрессивные изменения во всех других сферах общества. В настоящее время представление об обществе как о единой и нерасчленимой ткани сменилось концепцией общества - "лоскутного одеяла" (по удачному определению Б. Хиггинса); в ней нашла отражение идея о том, что степень взаимозависимости между различными социальными подсистемами является гораздо менее тесной, чем предполагалось ранее, и что каждая из них по-своему реагирует на вызов нового.

Что касается экономического роста и демократизации, то сейчас многие авторы говорят об актуальности, скорее, обратного соотношения между ними. Так, по мнению Т. Л. Карл и Ф. Шмиттера, и экономический рост, и более справедливое распределение доходов следует рассматривать скорее как результат демократических процессов, чем как их предпосылку. Последние эмпирические исследования по проверке взаимосвязи уровня доходов, экономического роста и демократизации, проведенные Т. Ванхэнэном по 147 государствам мира в период 1980-1988 гг., выявили лишь умеренную положительную корелляцию между ними, не носящую линейного характера.

Кардинально переосмыслено и другое ключевое положение теории модернизации о том, что традиционность и современность представляют из себя взаимоисключающие противоположности, что в процессе модернизации современность подрывает и вытесняет традицию. Простое разрушение традиционных форм жизни не везде и не всегда вело к возникновению и развитию новых жизнеспособных общественно-политических структур, а нередко углубляло дезорганизацию и политический хаос в этих странах. Более того, возникшие там социальная нестабильность и напряженность оказались отнюдь не временным явлением, а приобрели определенную устойчивость. В настоящее время большинство исследователей считают, что процессы модернизации, протекающие в традиционных обществах, вернее было бы рассматривать не как процессы вытеснения традиционного современным, а как процессы их взаимодействия и взаимопроникновения, в ходе которых рождаются принципиально новые образования синтезного типа.

Переход к модерну все больше представляется как целостный, относительно длительный процесс, на котором возможно не только развитие новых, но и воспроизвод-(797) ство ранее сложившихся структур, а также их упадок. Впервые эта идея была сформулирована в работах Ф. Ригтса и С.Н. Эйзенштадта, которые показали, что традиционное общество под влиянием сил модернизации эволюционирует в социально-политические образования нового типа и что такая система, часто характеризуемая по-прежнему как полутрадициовная или переходная, вырабатывает в ходе синтеза традиционности и современности свои собственные особые характеристики, образуя оригинальный механизм еамовоспроизводства и поддержания стабильности.

Типология модернизационных процессов. Один из ведущих современных западных политологов С. Хантингтон выделяет три основные характерные формы реакции на процессы модернизации: 1) неприятие как модернизации, так и сопутствующей веетернизацни (например, Япония до середины XIX века); 2) принятие того и другого, то есть активная модернизация и вестернизация общества (Турция при Мустафе Кемале Ататюрке); 3) принятие первого, но отказ от второго (стратегия реформизма). Первая стратегия добивается бесперспективной изоляции общества от мира современности, вторая, наоборот, стремится полностью "перемолоть и перекроить" общество, уничтожив его традиционные корни. Третий выбор ориентирован на соединение модернизации с национальной культурной традицией (современная Япония). Наконец, дополнительно можно выделить особо разрушительную (четвертую) стратегию "вестернизация без модернизации", которая приводит, как правило, к коллапсу и дезинтеграций (разные страны Тропической Африки в 80-90-е годы).

Схема 1 На схеме 1 эти векторы

соответственно обозначе-

ны: 1) точкой А - стра-

тегия отвержения; 2) ли-

нией Б - стратегия "ке-

мализма"; 3) линией В -

стратегия реформизма;

4) линией Д - стратегия

коллапса. Общий шаблон

процессов модернизации и

вестернизации в афро-ази-

атских странах можно пред-

ставить кривой А - Г: (798)

сначала процессы модернизации и вестернизации тесно связаны между собой (А –Г ₁), потом интенсивность вестернизации уменьшается (Г₁– Г₂), что является признаком контрнаступления местной культуры, которое приводит либо к подъему различных форм фундаментализма и девестернизации (Г₁- Г), либо к установлению достаточно устойчивых форм баланса элементов традиционности и современности в точке Г₂ [См.: Хантингтон Сэмюэл П. Столкновение цивилизаций и переустройство мирового порядка // Pro et Cont-

ra.- 1997.- Т.2, №21].

Достаточно близка к хантингтоновской модель другого видного исследователя процессов модернизации, С.Н. Эйзенштадта, который также выделяет четыре базовых варианта взаимодействия традиционности и современности во время модернизации: 1) силы современности разрушают традиционные модели, не создавая новых; 2) силы современности вызывают подъем традиционализма, который сопровождается усилением позиций традиционных элит и ростом воинствующих контрмодернизационных идеологий; 3) адаптивный тип, характеризуемый определенной готовностью "старых" элит ставить перед собой новые задачи, выходящие за рамки традиционных установок, и принимать новые роли, появляющиеся в ходе модернизации; 4) последний - трансформативный тип, отличающийся способностью к выработке новых жизнеспособных социально-полити-ческих структур с собственными институциональными центрами и системами символов.

Отталкиваясь от этой схемы, в конечном счете, можно выделить четыре базовых и шесть смешанных вариантов реализации общей афро-азиатской модели отраженной модернизации. Рассмотрим сначала основные "чистые" варианты.

Первый из них, - это путь "тупиковой модернизации", демонстрируемый большой группой "государств-призраков" Тропической Африки (Заир, Ангола, Руанда, Бурунди, Чад, Сомали и др.). В этой группе государств не действуют механизмы ни традиционной, ни современной (легально-рациональной) легитимации общенациональной власти цент-ральных правительств, поэтому они пребывают в состоянии перманентного хаоса и социально-политической дезорганизации, как бы облекающей в реальность гоббсовский фантом "войны (799) всех против всех". Второй базовый путь - контрмодернизации - характерен для фундаменталистских стратегий развития (ее исламский вариант в настоя-щее время реализует Иран). Фундаментализм отвергает необходимость модерниза-ционного преобразования ("осовременивания") общества, выдвигая в качестве альтерна-тивы идею "кристаллизации" черт традиционного общества. В соответствии с ней, анти-модернистские ценности и ориентации становятся единственно легитимными символами общественного порядка и интеграции социума. Достаточно широко представлен в совре-менном мире третий базовый вариант частичной модернизации, когда одни сегменты и подсистемы общества уходят вперед (становятся "открытыми"), а другие остаются в неизменном, "закрытом" виде (Китай, Турция и др.). Четвертый базовый вариант заклю-чается в конвергирующей модернизации в рамках и под эгидой национальной традиции (путь Англии и Японии), который обеспечивает сопряжение традиционных и современ-ных начал в единое целое. Характерен пример японской модернизации, где такие черты национальной традиции, как преданность императору и семье, низкая степень вертикаль-ной мобильности, верноподданнические отношения феодального типа между подчинен-ными и вышестоящими, общие коллективистские ориентации всего социума в целом оказались не препятствием, а напротив, важным условием успешного хода преобразований.

Кроме основных, можно выделить производные смешанные формы модернизации, образующиеся из того или иного совмещения основных базовых стратегий:

- "полутупиковая модернизация" (большинство стран Тропической Африки);

- "частичная контрмодернизация" (в отдельные периоды различные государства, в основном, исламского мира);

- "полуконвергирующая частичная модернизация" ("новые индустриальные страны" Юго-Восточной Азии);

- "конвергирующая контрмодернизация" (стратегия развития "нефтедолларовых монархий" Ближнего Востока);

- "тупиковая контрмодернизация" (стратегия натурализации жизни, "стирания различий между городом и деревней" в полпотовской Кампучии и Китае периода "культурной революции"); (800)

- "тупиковая конвергирующая модернизация" (стратегия опоры на общинные начала в некоторых странах бывшего некапиталистического пути развития).

Таким образом, практически все страны афро-азиатского "третьего мира" достаточно четко могут быть сгруппированы в три большие геополитические подгруппы: тупиковую, промежуточную и перспективную. К первой относится Тропическая Африка, ко второй - Северная Африка, Ближний и Средний Восток, а также постсоветская Центральная Азия (промежуточность данной подгруппы определяется наличием мощного внутреннего контрмодернистского потенциала традиционализации), к третьей - Южная, Юго-Восточ-ная и Восточная Азия, где система буддийских и/или конфуцианских ценностей доста-точно эффективно, как оказалось, может быть совмещена с современными ориентациями.

2. СУЩНОСТЬ И ОСНОВНЫЕ ОСОБЕННОСТИ НЕОПАТРИМОНИАЛИЗМА

В ходе коренных социально-политических преобразований на территории бывшего СССР в целом, и в Украине в частности, эталоном демократии для широкой общественности служат, как правило, промышленно развитые страны Запада. Однако по ряду существенных признаков ("догоняющее" развитие по отношению к передовым странам, авторитарно-патриархальные черты политической культуры, неструктурированность гражданского общества и неоформленность партийных систем, национальные противоречия, углубляющееся социальное расслоение, обнищание и люмпенизация масс) республики СНГ во многом скорее близки государствам "третьего мира". Это придает особую актуальность анализу политического развития афро-азиатских обществ.

Недостаточность традиционных определений. Политические режимы афро-зиатских стран характеризуются, с одной стороны, исключительным многообразием форм с другой, - относительной общностью, обусловленной экономическими, социальными и внешнепо-литическими особенностями. Показательна эволюция, которую проделала западная политическая наука в подходе к изучению политических режимов в развивающихся странах. Прежде (801) всего, оказалось, что на афро-азиатском материале практически не работает дихотомная парадигма "демократии/тоталитаризма", до этого успешно исполь-зуемая в анализе всех других известных типов обществ. Применительно к гетерогенной реальности стран "третьего мира" это различие, однако, оказалось лишенным смысла, и данная модель оказалась не в состоянии ее адекватно описать и концептуализировать. Рассматривая это дихотомическое разделение, М. Доган и Д. Пеласси отмечают, что "оно не помогает нам понять все разнообразие существующих стран; напротив, оно объединяет все многообразие различий в две большие категории, которые фактически находятся на двух противоположных полюсах" (Доган М., Пеласси Д., Указ, соч.- С.225].

Афро-азиатские государства не могли быть однозначно интерпретированы ни в качестве тоталитарных режимов (ибо у них отсутствовала техническая инфраструктура, помогающая осуществлять всеобщий контроль над поведением индивидов), ни тем более, в качестве демократических (ибо создание конституционно-правового демократического фасада отнюдь не означало и установления соответствующих демократических правил "политической игры"). Не смогла заполнить концептуальный вакуум и разработка концепции авторитаризма как некой промежуточной формы между демократией и тоталитаризмом: она блестяще показала свою эффективность на южноевропейском и латиноамериканском материале, но оказалась мало что объясняющей при наложении ее на политическую действительность Африки или Азии. По меткому замечанию Ж. Бодуэна, понятие "авторитарный режим" стало в какой-то мере "остаточной категорией", неким "чемоданом", куда сваливаются с негативной оценкой все режимы, которые не могут быть отнесены ни к реестру либерально-демократических, ни к категории тоталитарных государств [Бодуен Ж. Вступдо полгголога.- К., 1995.- С. 168].Иначе говоря, явно назрела необходимость существенного уточнения понятия авторитаризма применительно к афро-азиатской социополитической реальности, существенно отличной не только от южноевропейской (испанской, португальской, греческой), но и от латиноамериканской действительности.

Важной исходной точкой более адекватного анализа политических отношений в афро-азиатских странах ста(802)ло признание многосоставной плюральной природы пост-колониального общества. Плюральным (в отличие от плюралистического) признается такое общество, которое в силу господства институтов, структур и ценностей доиндуст-риалъного или докапиталистического общества расколото на преимущественно противно-борствующие группы родо-племенного, регионального или расового характера; это некая агломерация различных, весьма слабо связанных или совсем не связанных между собой социальных единиц, в роли которых выступают обачно племена, общины, касты, кланы и т.д. В таком обществе нет легально-рационального механизма интеграции (примирения и согласования соперничающих интересов), отсутствует и конвенциальное признание общин для всех правил политической игры, которые существуют в плюралистическом обществе.

Неопатримониализм. Развитие новой парадигмы в концептуализации афро-азиатской политической действительности связано с разработкой понятий "патримониализм" и "Неопатримониализм" (С.Н. Эйзенштадт, Ж.Ф. Медар и др.), что позволило более точно представить закономерности политического процесса в этой группе стран.

Понятие "патримониализм" происходит от слова patrimonium, которое встречается в римском праве и означает "наследственное, родовое имущество". Голландский юрист XVII века Гуго Гроций употреблял понятие "патримониум" в более широком смысле, отождествляя его с безоговорочным владением, с управлением государством как своей частной собственностью по примеру того, как крестьянин распоряжается своим двором, в противоположность власти, которая ограничена договором, традиционными вольностями, привилегиями и т. д. В современной науке понятие патримониализма для анализа докапиталистических структур разрабатывал М. Вебер, который противопоставил его, с одной стороны, феодальной, с другой, - бюрократической (рационально-легальной) форме управления.

Развивая веберовскую концепцию, С.Н. Эйзенштадт выделил наряду с собственно традиционным патримониализмом еще и принципиально новые неопатримониальные структуры современного типа. Традиционный патримониализм, по его мнению, был присущ различным древним и средневековым восточным обществам. (803)

Главная его особенность заключалась в дистанцированности между центром политической власти и его периферией (обществом в целом): центр отграничен от периферии и как бы возвышается над ней. Социально-политическая интеграция подобной .системы осуществляется с помощью ряда символов, важнейшим из которых является символ семьи и семейной солидарности, представляющих собой как бы модель всего государства, идеал отношений между подданными и правителем. Не менее значим и принцип отождествления социального порядка с космологическими моделями, освящение и закрепление политической власти категориями трансцендентной космологической символики. Властвующая элита выдает себя за прямого посредника между космическим и социальным порядком, полностью контролируя внешние связи, концентрируя в своих руках политические, экономические и символические ресурсы власти.

Для неопатримониализма характерен такой своеобразный симбиоз традиционализма и современного государства, который определяет фундаментальное внутреннее несоответствие между современным "внешним фасадом" государства (наличием конституции, писаного права, парламентско-партийных институтов, системы выборов и т.д.) и внутренней логикой его функционирования - вполне патримониальной:

1) политический центр отделен и независим от периферии, он концентрирует политические, экономические и символические ресурсы власти, одновременно закрывая доступ всем остальным группам и слоям к этим ресурсам и позициям контроля за ними;

2) государство управляется как частное владение (патрономиум) правящих групп - носителей государственной власти, которые "приватизируют" различные общественные функции и институты, делая их источником собственных частных доходов;

3) этнические, клановые, региональные и семейнородственные связи не исчезают, а воспроизводятся в современных политических и экономических отношениях, определяя способы и принципы их функционирования.

Неопатримониализм, согласно, например, французскому исследователю Ж.Ф. Медару, присущ всем развивающимся странам, вне зависимости от типа полити(804) чес-кого режима, формы правления и государственной идеологии. По сути, неопатримониа-лизм образует третий (после демократии и тоталитаризма) самостоятельный тип политической системы, встречающийся в современном мире и характеризующий политическую реальность нынешних афро-азиатских стран, а также многие черты посткоммунистического развития. Рассмотрим важнейшие особенности политической культуры и политического процесса неопатримониальных обществ.

Основные особенности политической культуры. Политическая культура неопатримониальных обществ характеризуется двумя универсальными чертами: во-первых, крайней персонализацией власти, во-вторых, доминированием клиентельных отношений.

1. Персонализация власти связана со слабой рационализацией политического процесса, которая обусловливает господство традиционных представлений о власти и их проекцию на современную действительность. Согласно этим традиционным представлениям, власть является не порождением общественных отношений или их институализацией, а есть прежде всего свойство, присущее определенной личности в силу ее происхождения, особых персональных качеств и мистического дара. Власть рождается с определенной личностью (например, царя или вождя) и уходит вместе с ней, она всегда личностно окрашена, всеобща и неделима. Поэтому глава государства в таком обществе неизбежно становится воплощением политической системы, ее символическим центром и основным нервом, стягивающим формальные и неформальные нити правления в единое целое; все другие политические институты, в соответствии с таким воззрением, изначально второстепенны и являются лишь средством, инструментом реализации его политической стратегии. Традиционный культ предков трансформируется в культ нового политического вождя - руководителя государства, который становится объектом поклонения, религиозного почитания и сакрализации.

Персонализация власти органично предполагает самоидентификацию масс не с поли-тическими программами (сегодня одними, а завтра - другими), а с личностью лидера, лояльность к которому означает и лояльность к политическому режиму, который он олицетворяет. Такого рода ценностные установки отражают (805) доминирование в неопатримониальном обществе социальных связей типа "патрон-клиент".

2.Доминирование клиентельных, или патронажных отношений, является другой важнейшей характеристикой неопатримониальных обществ. В наиболее общей форме клиентелизм можно определить как отношения личной зависимости, вырастающие из асимметричного взаимообмена услугами и расположением между сторонами, каждая из которых обладает неравными ресурсами. Патрон защищает своих клиентов, взамен последние оказывают ему всевозможные услуги. Экономические и властные ресурсы первого обмениваются на (политическую и электоральную) лояльность вторых.

В политических системах неопатримониального типа клиентелизм - это распространение этнических, региональных, конфессиональных, семейно-родственных

и тому подобных связей на политическую сферу. Формально признанные принципы иерархии, закрепленные в нормативных актах, на практике уступают место клиентельным отношениям внутри государственной администрации и в ее отношениях с управляемыми, когда распределение различных постов, выгод и преимуществ осуществляется по клано-вым (региональным, этническим, родственным) критериям. Одно из наиболее распростра-ненных проявлений социально-политического патронажа - это распределение правитель-ственных должностей среди клиентов, способствующих избранию патрона на какой-либо ответственный пост. Как правило, исследователи обычно выделяют два уровня патронажа:

на первом, низовом уровне, соответствующие отношения устанавливаются между сельс-кими и городскими малоимущими слоями, с одной стороны, и каким-либо влиятельным местным патроном (районным начальником, депутатом, деревенским старостой, помещи-ком, ростовщиком), - с другой. На втором, высшем уровне, соответст-вующие отношения устанавливаются между патронами первого порядка и национальной элитой.

Принципиально важно отметить, что патронажно-клиентельные отношения в неопатримониальных обществах играют ключевую и структурообразующую роль как в определении правил "политической игры", так и в функционировании политической системы в целом.

Другие характеристики политической культуры неопатримониального общества (правительственный фаво-(806)ритизм, пренебрежение к установленным правилам и процедурам, произвол чиновничества, трайбализм, непотизм и коррупция) во многом являются продолжениием и развертыванием первых двух отмеченных нами характеристик. Среди них следует, пожалуй, лишь особо выделить коррупцию, которая не только становится общепринятой моделью поведения, но и важным каналом достижения политических и иных целей, без которого формально санкционированные обществом механизмы и институты не смогли бы функционировать.

Особенности политического процесса. Несмотря на все многообразие социально-экономических и государственно-правовых форм, политических и идеологических ориентации, политический процесс в неопатримониальной политической системе обладает рядом общих и при этом коренных определяющих черт:

1. Основным агентом политического процесса выступает государство. Основанием для этого является функциональная независимость государства (политического центра системы) от общества (периферии системы), что, впрочем, является продолжением прошлой,- патримониальной политической традиции, когда деспотическая власть местных и иноземных властителей на протяжении веков возвышалась над независимым миром различных общинных, кастовых, этнических и конфессиональных укладов. Решающая роль государства в осуществлении экономических и социальных программ, концентрация в его руках материальных и финансовых ресурсов, превращение государст-ва в главного работодателя подтвердили центральный статус государства и в неопатримониальном обществе. Как и прежде, экономическая функция координации всеобщих интересов в разобщенном обществе сливается с функцией управления им, и, в свою очередь, перепле-тается с функцией символической и идеологической интеграции социума в целом. Монопольное положение государства в политической системе (этатизм) определяет его значительную самостоятельность и верховенство относительно: а) различного рода поли-тических элит; б) основных экономических структур; в) общества в целом. Не характер государства зависит от степени развития общества, а, напротив, характер общества зависит от государства. Последнее существует не рядом с обществом, как это имеет место в политических системах западного типа, а над ним, поглощая и растворяя его в себе. (807)

2. Ведущее место в системе власти занимают представители государственно-бюро-кратического комплекса – ГБК (носители государственной власти, персонифика-торы госсобственности и распорядители важнейших общественных функций), совместившие функциональные роли бюрократической и политической элит. ГБК ("партия власти") структурируется на основе клановых (региональных, племенных, семейно-родственных) связей и функционирует благодаря механизму патронажно-клиентельных отношений, фактически не подчиняясь публичным нормам легально-рациональ-ной регламентации. Внутри ГБК центральные, стержневые позиции принадлежат "прези-дентскому клану", который образуется вокруг фигуры главы государства (впрочем, это может быть и не президент, а премьер-министр, председатель революционного совета и т.д.); он состоит из лично преданных ему людей, которые занимают ключевые позиции в государственном и партийном аппаратах, курируют силовые министерства и основные отрасли экономики. Основной структурообразующий элемент клана - система личных связей, замкнутая на главу государства и базирующаяся, в первую очередь, на этнической, региональной или семейно-родственной общности, а также на общности текущих полити-ческих и деловых интересов. Именно этому неформальному институту и принадлежит направляющая, организующая и мобилизующая роль и в ГБК - "партии власти" (то есть лидирующая роль среди других, ниже стоящих кланов), и в политическом развитии общества в целом.

3. Все другие компоненты политического поля (парламент, партии, группы интересов, профсоюзы и другие общественные организации) структурно неразвиты или находятся в зачаточном состоянии, они не превращаются в полноправный элемент "политической игры". Напротив, в ней, как правило, преобладают партии, обеспечиваю-щие не соревновательность политического процесса, а поддержку правительства. Итак, механизма реальной партийной власти, как она понимается в парадигме "демократии / тоталитаризма", в неопатримониальной политической системе фактически не существует: соотношение партийных и государственных институтов здесь оказывается "переверну-тым". Не партии контролируют формирование и функционирование правитель-(808)ства и других государственных органов, а, напротив, правительство направляет и контролирует деятельность партий и других общественных организаций, превращая их в придаток государственного аппарата, политические агентства при правительственной бюрократии. При этом партийные органы превращаются в некую разновидность государственной администрации, а партийная бюрократия как бы растворяется в бюрократии государственной.

Партийные институты обычно рассматриваются в качестве: а) "приводного ремня" от государства к массам и б) средства создания сети клиентельных отношений, которые формируют базу господства ГБК. Можно выделить следующие основные функции правящих партий в неопатримониальной политической системе (вне зависимости от наличия или отсутствия других партий). Во-первых, это контроль за выдвижением и отбором руководящих кадров в государственном аппарате, а также контроль за формиро-ванием представительных органов всех уровней; во-вторых, это организация массовой поддержки целей, которые выдвигаются властью, обеспечение одобрения снизу тех или иных ее решений (через гражданские собрания, митинги, демонстрации и референдумы); в-третьих, это политическое воспитание и идеологическая обработка масс в соответствии с той или иной официальной доктриной (это могут быть такие экзотические конструкции, как "планируемый либерализм" в Камеруне, "демократический и согласованный прогресс-сизм" в Габоне, "замбийский гуманизм" в Замбии, а то и просто учение "вождя нации" и "ясновидящего руководителя" - "мобутизм" в Заире); в-четвертых, это контроль и руко-водство массовыми организациями. Реальное же назначение партийного механизма (и это можно отметить в качестве пятой функции) заключается чаще всего в приватном распределении между членами правящей группировки общественно-публичной властной сферы, то есть ее патримониальной приватизации. Партийный механизм по принципам клиенталъно-патронажных отношений рекрутирует новых членов "партии власти", "тасует" уже попавших в колоду, одновременно" распределяя и перераспределяя доходные государственные должности и сферы "кормления".

4. Представительные органы, как правило, отстраняются от решения вопросов по существу. Во многих странах, особенно с военными режимами, парламентские (809) органы вообще отсутствуют, в других они выступают чаще всего как "регистрационная палата", не играющая самостоятельной роли в процессе принятия решений. Парламент, сформированный преимущественно из членов правящих (или доминантных полугосударственных) партий, не обладает, в большинстве случаев, практически никакими правами и не осуществляет никакого контроля за деятельностью правительства.

Следует специально отметить, что институт парламентаризма в неопатримониаль-ных политических системах имеет несколько иную природу, чем в современных запад-ных обществах: в целом он является представительством не только современных (граж-данских), но и в значительной мере традиционных (сословно-клановых, этнических, конфессиональных и проч.) социальных интересов. В Западной Европе и Северной Америке формирование системы представительской демократии, как известно, основыва-лось на растворении в едином национально-гражданском сообществе партикуляризмов сословие-общинного типа. В результате возникло не только национально-независимое, но и национально-консолидированное государство, которое унифицировало население по принципу всеобщей гражданской связи в юридическом, экономическом, культурном и коммуникационном отношении. В неопатримониальном же обществе современные формы гражданской связи сосуществуют с многочисленными традиционными и полутрадиционными делениями по племенам, регионам, религиям и языкам; при этом не-

полнота и несформированность гражданских отношений замещается тем, что традиционные формы здесь начинают осуществлять новые, несвойственные им ранее, современные общественные функции политического типа. Соответственно, современные политические институты не только не отменяют традиционные общественные деления, но, напротив, конституируют их в качестве формальных или неформальных самостоятелных политических сил. Это сближает парламентско партийный механизм неопатримониального общества с первичной формой западного парламентаризма - сословно-общинным представительством, то есть сословными парламентами, "генеральными штатами", сеймами, кортесами, которые возникли в Западной Европе в течение XIII-XV веков. Важнейшей генетической осо-(810) бенностью последних как раз и было, как известно, представительство различных территориальных, общинных, сословных и классовых интересов в качестве интересов политических. Аналогичным образом, парламентские институты в "плюральной" действительности постколониального (или постсоветского) общества также выступают прежде всего в виде своего рода "генеральных штатов", обеспечивающих синтез политического предста-вительства современных (бессословных) и традиционных (этнических, региональных, конфессиональных и проч.) интересов в очень сложных и комбинированных сочетаниях.

Фактически парламентские органы осуществляют институциализацию патронажно-клиентельных отношений между "держателями власти" (ныне это не королевская адми-нистрация, а ГБК во главе с президентом) и прочими силами общества. Составленный из многочисленных патронатов, соединенных в иерархическую систему, парламент станови-тся элементом системы единой власти, а не одной из властей в европейском понима-нии.Для правящих групп ГБК этот механизм становится важным средством обеспечения лояльности и интеграции потенциальных контрэлит в систему своей власти. Парламента-рии, попав, по выражению Д. Ф. Люке, в жернова "представительного клиентелизма", принимают определенные правила игры, поскольку получение и сохранение депутатского места, а значит, и всех связанных с ним материальных выгод и преимуществ, зависит в гораздо большей степени от расположения патронов из правящего клана, чем от избира-телей. Высокие должностные оклады, жилищные, транспортные и прочие привилегии становятся важным элементом нейтрализации практически любых потенциальных антисистемных сил.

5. Как правило, отсутствует или действует в урезанное виде, правило альтерната (принцип смены правительства в зависимости от победы той или иной партии на выборах). Соответственно, циркуляция правящих групп осуществляется не через публич-ные формы партийно-парламентской борьбы, а в результате верхушечных "дворцовых заговоров", военных и иных государственных переворотов ("революций", путчей и т.д.), что, в свою очередь, превращает "силовые ресурсы" (вооруженные силы, национальную гвардию, службы безопасности) в активный субъект политического процесса. (811)

Такой процесс разворачивается в особом "преторианском пространстве", которое предполагает: а) вмешательство военных в политику; б) невозможность полного граждан-ского контроля над армией (и политической нейтральности последней); в то время как, в парадигме "демократии / тоталитаризма" армия и в первом, и во втором случае "по опре-делению" подчиняется верховной политической власти и не имеет самостоятельного значения (активная роль армии предполагается лишь для особого переходного состояния между демократией и тоталитаризмом - авторитарной фазы, то есть, она является своеоб-разным отклонением, но отнюдь не нормой). Иначе говоря, политическая система неопа-тримониального типа характеризуется, как правило, шституциализацией вмешательства армии в политику, когда военные перевороты и контрперевороты, попеременное прав-ление военных и гражданских бюрократических клик становятся "нормальным" средством перераспределения власти, влияния, доходов между различными фракциями, кланами и группами внутри и вне ГБК.

Таким образом, перенесенные на традиционную почву основные элементы современной политической системы (политические партии, выборы, парламент) в неопа-тримониальном обществе подвергаются существенно трансформации и переосмыслению, становятся оболочкой, прикрывающей традиционные и полутрадицион-ные обществен-ные связи. Скрепленные между собой в значительной мере не современными, легально-рациональными связями гражданского типа, а отношениями патронажа и клиентеллы, современные политические институты становятся удобным каркасом, в рамках и под ширмой которых происходит процесс воспроизводства традиционных форм патримо-ниального господства.

3. ТИПОЛОГИЯ АФРО-АЗИАТСКИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕЖИМОВ

Основные подходы. Существуют различные варианты типологии политических режимов в развивающихся странах. Одной из наиболее авторитетных является типология Э. Шилза, который между двумя крайними полюсами - демократией и тоталитаризмом – попытался (812) выделить промежуточные формы, характерные для стран "третьего мира". К их числу он отнес "опекаемую демократию", характеризующуюся гипертрофией исполнительной власти, и "модернизирующуюся олигархию", которой свойственно доминирующее положение военных или гражданских бюрократических группировок, безразличных к демократизации. Учитывая еще один, ныне быстро исчезающий тип - "традиционную олигархию", - мы получаем пять основных вариантов политических режимов:

- политическая демократия - это система с относительно автономным парламентом, исполнительной властью, судами, дифференцированными и автономными заинтересованными группами и средствами коммуникаций;

- опекаемая демократия - ее основной целью является демократизация системы, однако власть еще концентрируется в руках бюрократического государства;

- модернизирующая олигархия – демократические институты отсутствуют или формальны, власть принадлежит военным и гражданским бюрократическим "кликам", однако целью остается модернизация экономики;

- тоталитарные олигархии - это системы с высокой степенью концентрации власти в руках правящей элиты, отсутствием автономных заинтересованных групп, тотальными формами социальной мобилизации;

- традиционные олигархии - династические или семейные режимы, которые негативно относятся к любым изменениям и стремятся к сохранению существующего порядка вещей.

Типология Э. Шилза может быть развернута далее и усовершенствована с помощью введения дополнительных координатных осей, которые позволяют охарактеризовать разные подтипы и модификации основных указанных форм. Например, по мысли Д. Колемана, в развивающихся странах можно выделить состязательные, полусостязатель-ные и несостязателъные типы политических режимов. Соединение этой классификации с типологией Э. Шилза позволяет очень убедительно показать всю необычность афро-азиатских политических форм, рождающих такие неожиданные сочетания, как несостязательные опекаемые демократии и полусостязательные модернизирующиеся олигархии (в то время как в других регионах полусостязательны обычно первые, а несостязательны - вторые). (813)

Попытки осмыслить эту "перевернутость" политических режимов постколониальных обществ рождает более сложные типологии, которые используют более двух классифи-кационных переменных. Так, например, С. Файнер предлагает проводить различия режимов по трем осям координат, определяющим степень "участия/неучастия", "принуж-дения/убеждения", "порядка/представительности". Каждое измерение дает возможность С. Файнеру построить ряд возможных комбинаций, идущих от абсолютного подчинения индивида - к активному контролю со стороны граждан; от физического принуждения - к воздействию на чувство или разум; от абсолютного господства большинства - к взимоограничению различных ветвей власти, гарантирующей меньшинству определенную автономию. Проводя классификацию по основной оси "принуждение/убеждение", С. Файнер различает пять типов режимов. Помимо либеральных демократий и тоталитарных систем, он дополнительно выделяет военные режимы, "показные демократии" (демократии с фасада - facade democracies), где олигархия обладает всей полнотой власти, и квазидемократии (quasi-democracies), построенные на привлечении масс путем воздействия на их чувства [См.: Доган М, Пеласси Д. Указ.соч.- С.243-247].

Используя разработки Э. Шилза и С. Файнера, а также дополнительно учитывая степень конкурентности и форму институциализации политической сферы, тип партийной системы, роль военных кругов, можно выделить пять основных форм афро-азиатских политических режимов: 1) политические демократии с доминантно-партийными системами состязательного типа; 2) "опекаемые демократии" с доминантно-партийными системами полусостязательного типа; 3) "контролируемые демократии" со значительной ролью военно-бюрократических кругов и государственно-партийными системами полусостязательного типа; 4) "направляемые демократии" с несостязательной однопартийной системой, часто с режимом личной власти и традициями преимущественно гражданской формы правления; 5) стратократии (от греч. stratos - армия, войско) - полуконституционные военные режимы несостязательного типа с беспартийной или однопартийной системой.

Наибольшее распространение, особенно в Тропической Африке, получила система "направляемой демо-(814) кратии", к которой в 60-80-е годы относились почти все госу-дарства этого региона, а также, в отдельные периоды своего развития, некоторые азиатс-кие государства.Для такого типа режимов характерны: а) однопартийная система; б) отсутствие состязательности в политическом процессе; в) режим личной власти главы государства, который объявляется, иногда и в конституционном порядке, "вождем" или "отцом" нации (при этом отсутствует принцип разделения властей, вместо которого господствует та или иная система президенциализма). Исполнительная, а нередко и законодательная власть концентрируется в руках президента при фактическом лишении парламента (если он существует) прерогатив контроля за государственной политикой. Президент, высшее должностное лицо и верховный представитель государства, является одновременно лидером правящей (единственной) партии, а также занимает пост главы правительства (если даже есть отдельный пост вспомогательного административного премьер-министра). Конституционный механизм всеобщих прямых выборов главы государства, находящийся под контролем партийно-государственных органов, декориру-ет, по сути, некий современный вариант традиционной выборной монархии (где есть выборы, но нет выбора). Используя этот механизм, многие лидеры африканских однопар-тийных режимов в течение нескольких сроков подряд избирались на высший пост главы государства, пребывая у власти десятилетия (А. Ахиджо - в Камеруне, Ф. Уфуе-Буаньи - в Кот д'Ивуаре, Л. Сенгор - в Сенегале, Д. Ньерере - в Танзании, К. Каунда - в Замбии, Дж. Кениата - в Кении, О. Бонго - в Габоне, А.Секу Туре - в Гвинее, X. Банда - в Малави, X. Бургиба - в Тунисе, А. М. Перейра - в Кабо Верде). На каждых выборах они неизменно набирали 99% голосов. Более того, в такого рода режимах практически везде кандидатура президента выдвигается центральными органами правящей партии и обычно не имеет соперников, поэтому в ряде стран президент становится избранным без голосования (как единственный кандидат), а некоторые даже объявляли себя "пожизненными президентами" (как X. Банда в Малави и М. Нгема в Экваториальной Гвинее). Используя термин Ф. Риггса, многие государства данного типа вполне могут быть охарактеризованы как "клептократии" (правления воров), где (815) вожди накопили обширные личные состояния, экспортировав свои богатства в сейфы-укрытия за рубежом (Заир при С. Мобугу, Филиппины при Ф. Маркосе).

Вплоть до недавнего времени меньшее распространение имела "опекаемая демократия", допускающая ограниченную политическую конкуренцию в рамках многопартийной системы, однако при сохранении доминации правящей партии и отсутствии у оппозиции каких-либо шансов не только завоевать власть путем выборов, но и сколько-нибудь серьезно скорректировать деятельность правительства (Сенегал и Египет после 1976 г., некоторые африканские и арабские государства). Механизм полусостязательных многопартийных выборов: а) создает видимость противовеса власти -

он хотя и осложняет положение правящих кругов, тем не менее служит своего рода предохранительным клапаном для легального "выпуска пара" и осторожной коррекции общего курса; б) обеспечивает предсказуемость результатов с точки зрения сохранения ключевых позиций в парламенте за правящими группами; в) вводит более гибкую формулу легитимации власти ГБК. Данные обстоятельства позволяют некоторым политологам характеризовать "опекаемую демократию" в качестве квазимногопартийной системы, при которой монополией на власть продолжает обладать одна, правящая политическая партия ГБК.

Достаточно распространенной формой политического режима в Азии и Африке является "стратократия" - правление вооруженных сил как таковых, "узаконивающих" неконституционным путем свою власть и провозглашающих себя высшим органом государственной власти. Существует два основных варианта стратократического режима: власть военного командования (верхушки) и власть группы офицеров, поднявших на переворот часть вооруженных сил. В первом случае речь идет, по существу, о военной операции в сфере внутренней политики: армейское командование ведет законно подчиненные ему силы на штурм объекта, каковым является собственное правительство. Во втором случае фракция военнослужащих выступает против собственного командования и правительства, а, захватив власть, конституирует себя и как орган государственной власти (путем создания "совета революционного командования" или другого ана-(816)логичного органа), и как новое командование вооруженных сил страны.

Утверждение военных в сфере политического руководства обычно сопровождается: а) ликвидацией конституционных основ политической системы (отменой или приостановлением действия конституции); б) военно-бюрократической централизацией политической организации общества, в структуре которого нет каких-либо выборных государственных органов как в центре, так и на местах (парламент распускается, а законодательная власть концентрируется в руках высшего военного совета, состоящего в основном из старших офицеров); в) запрещением всякой политической деятельности (включающей роспуск или приостановку деятельности политических партий, общественных организаций и т.д.); г) ликвидацией или ограничением конституционных прав и свобод граждан, широким применением насильственных методов управления (введение чрезвычайного или осадного положения, особых судов и т.д.).

Стратократия, как отмечает Г. Мирский, - феномен столь же распространенный в "третьем мире", сколь и недолговечный. Установление монополии на власть военной фракции ГБК означает прямое подавление или отстранение всех других фракций. Нестабильность стратократического режима объясняется необходимостью решить проблему легитимации, легально-конституционного "узаконивания" власти. По мнению С. Файнера, военный режим в чистом виде не в состоянии решить три проблемы: 1) обеспечить себе достаточную поддержку в обществе и выйти из изоляции; 2) институциализироваться; 3) разрешить вопрос о процедуре "наследования", передачи власти от одного главы режима к другому. Даже если военные и не помышляют отказаться от власти по существу, они сталкиваются с необходимостью создания какого-то конституционного фасада, так называемой "вторичной легитимации". Режим просто "переименовывает" себя, называя лидера военной клики "гражданским президентом", либо сажает в кресло главы государства подставную фигуру из числа гражданских политиков¹. Это может сопровож (817)даться референдумом или даже выборами главы государства (без реальной возможности выбора, поскольку никто, кроме кандидата, намеченного военными, не может претендовать на избрание). Одновременно, как правило, учреждается соответствующая правящая политическая партия (или объединение типа фронта), от имени и с помощью которых армейская группировка "конституционно" осуществляет свою власть.

Входе такой институциализации полуконституционные, чисто военные стратократические режимы часто трансформируются в военно-бюрократические "контро-

лируемые демократии", для которых характерно совместное участие военных и бюрократических элит в осуществлении государственной власти. К их числу можно отнести множество азиатских и африканских государств самой разной ориентации: Индонезию, Таиланд, Турцию, Алжир, Сирию, Нигерию, Южную Корею, некоторые другие страны. С точки зрения организационной формы эти режимы мало отличаются от гражданского политического режима: имеется конституция, разрешена деятельность политических партий, проводятся выборы главы государства и парламента. В то же время армия, даже передав власть гражданским силам или учрежденной ею партии, явно или скрыто контролирует ход политического процесса в стране. Такая двойная функция армии - собственно оборонительная и социально-политическая - может закрепляться иногда и конституционно (Индонезия, Пакистан, Бангладеш). Армия или национальный лидер военного происхождения провозглашаются в качестве гаранта политической стабильности и "правильной ориентации" деятельности всей политической системы.

Как правило, "контролируемой демократии" свойственна государственно-партийная система, при которой, даже если проправительственные партийные объединения и не обладают монополией на власть, парламент, хоть и созданный на основе демократических процедур, продолжает непосредственно зависеть от правительства. Практически все военно-бюрократические системы, по (818) мнению Ф. Хеди, являются своеобразными "режимамимаятниками", которые пребывают в состоянии попеременной смены военных и гражданских форм правления: перегруппировка и консолидация различных фракций и групп ГБК здесь осуществляется с помощью непосредственного привлечения "силовых ресурсов", которые могут выходить на первый план, а могут и оставаться в тени.

В явном меньшинстве находятся режимы афро-азиатской политической демократии состязательного типа, утверждение которых в некоторых странах (Индии, Шри-Ланке, Малайзии, некоторых островных государствах Карибского бассейна, Индийского и Тихого океанов) стало скорее исключением, чем правилом¹. В качестве наиболее общих черт таких режимов можно назвать следующие: а) практическую реализацию принципа разделения властей (между конституционной главой государства и реальной главой правительства); б) регулярные выборные процедуры формирования представительных органов власти и смены правительства; в) господство доминантно-партийной системы, когда одна и та же крупная мега-партия (типа ЛДП в Японии и ИНК в Индии) практически бессменно управляет государством при наличии весьма влиятельной оппозиции. В отличие от некоторых европейских партий, также почти непрерывно стоявших у власти (ХДП в Италии, ХССв Баварии), доминантные партии в неопатримониальных политических системах обеспечивают себе поддержку большинства в большинстве социальных групп, тогда как их европейские собратья - лишь влияние среди какой-то одной, численно наибольшей группы. Достигается это тем, что "стыковка" таких мега-партий с различными фракциями общества происходит не столько на общегражданской, сколько на сословно-коммуналистской основе.

Характерен пример Индийского Национального Конгресса, политическое господство которого на протяжении практически всего существования независимого индийского государства основывалось прежде всего на блоково-сословной, а не гражданско-индивидуалистической композиции доминирования в обществе. Выступая в качестве верховного политического патрона широкого спектра различных корпоративных и сословно-общинных укладов индийского общества, партийная машина ИНК агломериро-вала их основные интересы в синтетическую политическую платформу, проецируемую затем на экран парламента - официальную политическую сцену системы. (819)

Двойственная (гражданская и коммуналистская) природа такого рода партий находит свое отражение в рыхлости и нестабильности их политической структуры, непрочности внешних границ, когда, вследствие "перебежки" членов или целых фракций из одной партии в другую, перманентно меняется конфигурация организации и блоковая "формула" ее доминирования. Коррупция и злоупотребления властью зачастую ведут к падению авторитета доминантных партий. Однако победа оппозиции, а чаще даже просто реальная возможность этого, сопровождаемая дестабилизацией государственной власти, обычно заставляют население забыть об издержках доминантной системы и вновь укрепляет ее влияние.

Заключительные замечания. В последние годы во многих афро-азиатских странах происходит демократизация политической системы. Прошел пик расцвета военных стратократических режимов, серьезной эрозии подверглись бюрократические системы "контролируемой" и "направляемой демократии", расширили сферу политической конкуренции "опекаемые демократии". Начавшийся в 80-х годах кризис тоталитарных и

авторитарных режимов однопартийного типа распространился и на страны Азии и Африки. Массовые выступления против однопартийности развернулись в Африке с конца 1989 г., явившись откликом на "бархатные революции" в Восточной Европе и крах "госу-дарственного социализма" в СССР. Некоторые правящие партии-монополисты под давлением общественного мнения сами шли на многопартийные выборы и мирно переда-вали власть соперникам (Замбия, Кабо Верде, Сан-Томе и Принсипи). Вдругих случаях формирование новых политических партий и передача им власти осуществлялась постепенно, под контролем правящих групп, пытавшихся влиять на характер складываю-щейся партийной системы и направлять деятельность ее субъектов в определенное русло. Хотя окончательные контуры (820) данных процессов еще даже не сформировались, можно с достаточной долей уверенности сделать вывод о том, что 90-е годы XX века войдут в историю как эра глобальной перестройки и перегруппировки стратегий господства неопатримониальных элит во всем мире.

Закономерности функционирования политических систем неопатримониального типа достаточно актуальны и для исследования политических процессов в Украине; их учет может способствовать более адекватной интерпретации событий на украинской политической сцене и вокруг нее.

СОДЕРЖАНИЕ

Вступление.