Семиотика

СЕМИОТИКА — научная дисциплина, занимающаяся общими принципами, лежащими в основе структуры всех знаков, с учетом их использования в составе сообщений и характера этих сообщений, а также особенностей различных знаковых систем и сообщений, использующих эти разные типы знаков. Наряду с термином С. используется термин “семиология” для обозначения теории языка и ее приложений к различным знаковым системам. Термин “семиология” был введен Ф. де Соссюром. Л. Ельмслев под семиологией понимал научную метасемиотику, объектом которой являются ненаучные семиотики, т. е. он исключал из области семиологии как коннатативные семиотики, так и метасемиотики, объектами которых выступают научные семиотики (например, логические языки). Французские ученые А. Ж. Греймас и Ж. Курте полагают, что в 70-е гг. методологическое содержание названных терминов постепенно дифференцировалось, делая их противопоставление значимым. “Все углубляется разрыв между семиологией, для которой естественные языки служат инструментом парафразы в описании семиотических объектов, с одной стороны, и семиотикой, которая ставит своей задачей построение соответствующего метаязыка, с другой” (Греймас, Курте, 1983). Согласно их мнению, семиология постулирует, что естественные языки выступают посредниками в процессе прочтения означаемых, принадлежащих к неязыковым семиотикам (изображение, живопись, архитектура и т. д.), тогда как С. это отрицает.

С., как общая наука о знаках, была предугадана и названа таковой в “Опыте о человеческом разуме” Дж. Локком, положившим начало основательному анализу, который, однако, не получил дальнейшего развития. Американский философ Ч. С. Пирс использовал и термин Локка “семиотика”, и определение С. как “учения о знаках”. Довольно внушительным исследованием языка в целом и такого его аспекта как “значение” в особенности, были сделаны современником Локка В. Лейбницем. Общие принципы

==775

символ                                                                                                                                                                                           символ

С. были заложены Ч. С. Пирсом и Ф. де Соссюром. Пирс уже в 1867 г. предпринял первую попытку классификации знаков и весь остаток жизни посвятил изучению сущности знаковых систем и фундаментальных различий между ними, стремясь к созданию особого варианта математической логики (“спекулятивной грамматики”). Почти одновременно и независимо от него Соссюр стремился к определению предметной области различных знаков как объектов новой науки, названной им семиологией. Ему принадлежит заслуга постулирования единства означающего и означаемого в знаке, а также вычленение диахронического и синхронического аспектов самой важной из семиотических систем — языка. На рубеже XIX — XX вв. были высказаны многие идеи, касаемые учения о знаке, такими языковедами-философами как В. фон Гумбольдт, А. А. Потебня, К. Л. Бюлер, И. А. Бодуэн де Куртенэ, 3. Фрейд.

Основы С. языка и литературы заложили представители европейского структурализма 1920 — 30-х гг. — Пражской лингвистической школы и Копенгагенского лингвистического кружка (Н. С. Трубецкой, Р. Я. Якобсон, Я. Мукаржовский, Л. Ельмслев, В. Брендаль), русской “формальной школы” (Ю. Н. Тынянов, В. Б. Шкловский, Б. М. Эйхенбаум), а также А. Белый и В. Я. Пропп. Наряду с этими исследователями значительный вклад в изучение знака, высказывания и текста сделали М. М. Бахтин и Ю. М. Лотман. За рубежом наибольшее развитие получили американская школа Ч. У. Морриса, во Франции — этнологическая школа К. Леви-Стросса, семиология Р. Барта, психоаналитическая С. Ж. Лакана, семиология кино К. Метца и др.

Для семиотического подхода, согласно Моррису, характерно выделение трех уровней исследования знаковых систем: 1) синтактика изучает отношения между знаками и, шире, отношения их в речевом сообщении; 2) семантика изучает знаковые системы как средства выражения смысла — основным ее предметом является интерпретация знаков и сообщений; 3) прагматика изучает отноше-

==776

ния между знаковыми системами и теми кто использует и интерпретирует содержащиеся в них сообщения. В ходе становления С. отмечается следующая тенденция: понятие “знак” постепенно уходило на второй план, поскольку не находились какие-либо знаки, универсально присущие разным семиотическим системам. В С. языка и литературы наметилась тенденция на исследование понятия “высказывание”, а затем и “текст”. Феномен С. углублялся по мере того, как лингвистика сближалась с логикой, психологией, антропологией и социальными науками, приобретая статус социосемиотики. Характерны в этом отношении исследования Леви-Стросса и Барта. Леви-Стросс  предлагает ввести единую науку о коммуникации, которая бы охватывала социальную антропологию, экономику и лингвистику. Социальная коммуникация, полагает он, осуществляется на трех разных уровнях: обмен сообщениями, обмен удобствами (товарами и услугами) и обмен женщинами (или, более обобщенно, обмен брачными партнерами). На всех трех уровнях основополагающую роль играет язык. Во-первых, как с онтогенетической, так и с филогенетической т. зр., все названные типы коммуникации предполагают предварительное существование языка. Во-вторых, они сопровождаются речевыми или другими типами семиотического поведения. В-третьих, все случаи неречевого поведения могут быть вербализованы, т. е. переведены в речевое поведение. Коннотативная С. Барта также относится к социосемиотике, поскольку прежде всего обращена к социальной коннотации, т. е. к дополнительной смысловой информации по отношению к определенному классу объектов (денотату), связанных у него с идеологией (см. “Социосемиотика”).

С. А. Азаренко

СИМВОЛ (греч. — бросание, метание совместно несколькими лицами чего-либо; знак, опознавательная примета) — знак, в понятие которого входят, не поглощая его, художественный образ, или аллегория, или сравнение. С. в пер

воначальном значении в античности означал намеренно небрежно обломленную половину черепка, которую при расставании оставляли при себе, а другую отдавали партнеру. С. таким образом служил выражению возможности при предъявлении узнать нечто другое по целому. Следовательно, смысл С., согласно греческому определению, — быть разделением единого и единением двойственности. Отличение С. от рассудочных форм осуществляется в неоплатонизме: Плотин противопоставляет знаковой системе алфавита целостную и неразложимую образность египетского иероглифа, а Прокл указывает на несводимость смысла мифологической символики к логическому или моралистическому содержанию. Псевдо-Дионисий Ареопагит вносит в христианство неоплатоническое учение о С., который у него начинает выражать невидимую и сокровенную сущность Бога и приобретает аналогическую функцию. В средневековье этот символизм существовал наряду с дидактическим аллегоризмом. Лишь в немецком романтизме произошло окончательное размежевание аллегории, С. и мифа как органического тождества идеи и образа. В истоках этого размеживания лежит трансцендентальная философия И. Канта.

Кант в “Критике способности суждения” отделяет символическое изображение от схематического: оно есть изображение, а не обозначение. Символическое изображение не изображает понятие непосредственно, как схематизм, а делает это косвенно, “благодаря чему выражение содержит в себе не настоящую схему для понятий, а лишь символ для рефлексии”. В понимании С. немецкие романтики исходили от Гете, для которого все формы природного и человеческого творчества суть С. вечно живого становления. Гегель, в отличие от романтиков, выделял знаковый аспект С. По Гегелю, С. — это некоторый знак, основанный на “условности”, являющийся препятствием для мышления и подлежащий преодолению в понятии. В своей “Логике” (раздел 1, гл. 1) он отмечает:

“Все, что должно было бы служить символом, способно самое большее — подобно символам для природы Бога — вызывать нечто намекающее на понятие и напоминающее его; но... внешняя природа любого символа не подходит для этого и отношение скорее оказывается обратным: то, что в символе намекает на некоторое внешнее определение, можно познать только через понятие и сделать его доступным можно только удалением этой чувственной примеси”. В. Ф. Шеллинг, подводя итог исследования С. в романтизме, вскрывает его глубинную смысловую и диалогическую природу: “...где ни общее не обозначает особенное, ни особенное не обозначает общее, но где и то и другое абсолютно едины, есть символ”. Родоначальник семиотики американский философ Ч. С. Пирс подразделял все знаки на индексные, иконические и символические. Индексное отношение между воспринимаемым (означающим) и подразумеваемым (означаемым) в знаке зиждется на их фактической, существующей в действительности смежности. Иконическое отношение между означающим и означаемым — это, по Пирсу, “простая общность по некоторому свойству”. В символическом знаке означающее и означаемое соотнесены “безотносительно к какой бы то ни было фактической связи”. Смежность между двумя составляющими компонентами С. можно назвать, согласно Пирсу, “приписанным свойством”. Э. Кассирер в XX в. сделал понятие С. предельно широким понятием человеческого мира: человек есть “животное символическое”. Для Кассирера язык, миф, религия, искусство и наука суть “символические формы”, посредством которых человек, с одной стороны, упорядочивает окружающий его хаос, а с другой — осуществляет единение самих людей. Понятие С. у Кассирера является модификацией кантовской “априорной формы”, т. е. означает формальный синтез чувственного многообразия. Кассирер подчеркивал, что воображение у Канта есть отношение всего мышления к созерцанию, “synthesis speciosa” (фигурный синтез). “Синтез яв-

==777

символ

ляется основной способностью всякого чистого мышления. Кант рассматривает синтез, который относится к видам. Все это в конечном счете подводит нас к самой сути понятий культуры и символа” (Кассирер). Кантовская трансцендентальная схема однородна в одном отношении с категориями, а в другом отношении с явлениями и поэтому опосредует возможность применения категорий к явлениям. У неокантианца Кассирера слово не могло бы “значить” вещь, если бы между ними не существовало по крайней мере частичного тождества. Связь между С. и его объектом не только условна, но и естественна. Акт наименования зависит от процесса классификации, т. е. дать имя — это значит отнести его к определенному классу понятий. Если бы это отнесение раз и навсегда предписывалось природой вещей, оно было бы уникальным и неизменным. Имена не предназначены для отнесения к субстанциальным вещам, но скорее определяются человеческими интересами и целями.

Психоанализ рассматривает С. не как атрибут сознательной деятельности человека, а как возможность опосредствованного проявления бессознательного содержания как в индивидуальной психике, так и в культуре. К. Юнг, продолжая в известной степени романтическую традицию, объявлял все наличие человеческой символики как выражение фигур коллективного бессознательного (архетипов), открывая тем самым доступ к размыванию понятийных границ между мифом и С., лишая последний “субстанциальной” определенности. Статья “Символизм” в “Энциклопедии социальных наук” написана Э. Сепиром на стыке психоанализа и лингвистики. Он выделяет две постоянных характеристики С. среди широкого спектра значений, в которых употребляется это слово. Одна из них имеет в виду, что всякая символика предполагает существование значений, которые не могут быть непосредственно выведены из контекста. Вторая характеристика С. заключается в том, что его действительная значимость непропорционально больше значения, выра-

жаемого его формой как таковой. Сепир различает два типа символики. Первый из них он называет референциальной символикой, она используется в качестве экономного средства обозначения. Второй тип символизма назван им конденсационным (заместительным) символизмом, ибо это — “сжатая форма заместительного   поведения  для   прямого выражения чего-либо, которая позволяет полностью снять эмоциональное напряжение в сознательной или бессознательной форме”. Телеграфный код может послужить чистым примером референциальной символики. А типичным примером конденсационной символики, вслед за психоаналитиками, Сепир считает внешне бессмысленный ритуал омовения у больного, страдающего навязчивым неврозом. В реальном поведении оба типа обычно смешиваются. Главное их различие состоит в том, что референциальный символизм развивается по мере совершенствования формальных механизмов сознания, а конденсационный все глубже уходит в сферу бессознательного и распространяет свою эмоциональную окраску на типы поведения и ситуации, внешне удаленные от первоначального значения С. Т. о., оба типа С., по Сепиру, берут свое начало от ситуаций, в которых знак оторван от своего контекста. Символикой насыщена не только сфера религии или поли гики, но фактически все социально-культурное пространство, равно как и поведение индивида тяжело нагружено символизмом.

К. Леви-Стросс, используя структурный анализ, утверждает наличие изоморфизма между природными, социальными и символическими структурами. Он подчеркивает, что произвольный характер знака носит лишь временный характер (так, произвольны правила уличного движения, придавшие семантическую ценность красному и зеленому сигналам соответственно). Вместе с тем эмоциональные отзвуки и выражающую их символику нелегко поменять местами. В действующей символической системе тот или иной С. вызывает соответствующие представления и переживания. Можно

==778

символ

произвести инверсию значении в противоположных С. (красный — зеленый в правилах уличного движения), но тем не менее каждый из этих знаков сохранит присущую ему ценность, независимое содержание, вступающие в комбинацию с функцией значения и ее изменяющие. Содержание обнаружит устойчивость не столько потому, что каждый из них, являясь стимулятором органов чувств, наделен присущей ему ценностью, а вследствие того, что они тоже представляют собой основу традиционной символики. Леви-Стросс фиксирует, что культура несет избыток означающих, а индивид — недостаток означаемого. Социальный мир создает равновесное состояние между двумя этими ситуациями.

Логико-семантическая сторона С. довольно детальную разработку получила в неопозитивизме, а также в многочисленных направлениях аналитической философии, патриархом которых заслуженно считается Л. Витгенштейн. Он полагает, что объяснение С. само дается при помощи С. Не помогает здесь и остенсивное (показывающее) определение, поскольку оно не является конечным и может быть понято неправильно. Существенным при объяснении С. является понимание того, что С. накладывается на значение. Витгенштейн различает знак и С. Знак — это написанное начертание или звук, обладающие значением, с которым употребляются в высказывании, имеющие смысл. “Все, что необходимо для знака, чтобы он стал символом, само является частью символа. Эти соглашения являются внутренними для символа и не соотносят его с чем бы то ни было. Объяснение делает символ полным, но не выходит, так сказать, за его рамки” (Витгенштейн). Знак, полагает Витгенштейн, может быть бессмысленным, С. не может. Так, произнесенное высказывание значит меньше, если при этом не было видно губ адресанта и не было слышно, как он говорит эту фразу, ибо все они являются частью С. Все, что придает знаку значимость, является частью С. Для того чтобы С. имел значение, необязательно, чтобы запомнилось

конкретное событие его объяснения. На самом деле, можно вспомнить событие, но утерять значение. Критерий объяснения состоит в том, используется ли объясненный смысл соответствующим образом в будущем. Значение слова — его место в символизме, а его место определяется тем способом, при помощи которого оно употреблено в нем. С., по Витгенштейну, предполагает соглашение о его использовании.

А. Ф. Лосев продолжил шеллингианскую линию рассмотрения С. Он предлагает следующие пять положений, вскрывающих существо С. 1.С. есть функция действительности. С. есть отражение или, говоря более общно, функция действительности, способная разлагаться в бесконечный ряд членов, как угодно близко или далеко отстоящих друг от друга и могущих вступить в бесконечно разнообразные структурные объединения. 2. С. есть смысл действительности. С. есть не просто функция или отражение действительности и не какое попало отражение (механическое, физическое и т. п.), но отражение, вскрывающее смысл отражаемого. При этом такое отражение в человеческом сознании является вполне специфическим и не сводимым к тому, что отражается. Но эта несводимость к отражаемому не только не есть разрыв с этим последним, а, наоборот, есть лишь проникновение в глубины отражаемого, недоступные внешнечувственному их воспроизведению. 3. С. есть интерпретация действительности в человеческом сознании, а сознание это, будучи тоже одной из областей действительности, вполне специфично, потому и С. оказывается не механическим воспроизведением действительности, но ее специфической переработкой, т. е. тем или иным пониманием, той или иной ее интерпретацией. 4. С. есть сигнификация действительности. Поскольку С. есть отражение действительности в сознании, которое тоже есть специфическая действительность, он должен так или иначе обратно отражаться в действительности, т. е. ее обозначать. Следовательно, С. действительности всегда есть и знак дей-

==779