Аналитическая философия -

течение современной западной философии. Сегодня А. ф. широко распространена в англоговорящих странах и в Скандинавии. На протяжении более чем столетней истории А. ф. в центре внимания всех ее школ была разработка процедур анализа предложений естественного языка, причем важнейшим моментом этого анализа оставалось сопоставление логической и грамматической формы предложений. Предшественниками А. ф. считаются Р. Декарт, Т. Гоббс, Дж. Локк, Г. Лейбниц, Дж. Беркли, Д. Юм, И. Кант, Дж. Ст. Милль, Ф. Брентано и другие философы, исследовавшие условия возможности знания и более или менее открыто связывавшие такое исследование с теорией языка. Возникновение А. ф. вызвано стремлением применить к исследованию традиционных философских проблем математическую логику, действенность которой при описании оснований математики была доказана работами Фреге и “Principia Mathematica” Рассела и Уайтхеда. Опубликованную в 1892 г. статью Г. Фреге (1848 — 1925) “О смысле и значении” (“Смысл и денотат”) принято считать началом А. ф., поскольку в этой статье формулируются основные проблемы и вводятся основные понятия А. ф. Фреге исследует вопрос об отличии познавательной ценности синтетических, как их называл Кант, суждений (А = Б) от познавательной ценности аналитических суждений (А = А). Приращение знания достигается за счет первых, однако причины отождествления двух разных выражений А и Б (условие истинности синтетического суждения) далеко не ясны. Фреге предположил, что входящие в синтетическое суждение “собственные имена” (слова, знаки, выражения) А и Б отождествляются тогда, когда указывают на один и тот же внешний объект (имеют референт). Так, например, причиной отождествления собственных имен “Утренняя звезда” и “Вечерняя звезда” является наличие у них общего референта — планеты Венера. Значение собственного имени сводится к указанию на объект, к референции; это основное положение “референциальной теории значения”, общепринятой в А. ф. в первый период ее истории. Помимо значения, существует еще способ представления объекта, который Фреге называет “смыслом собственных имен”: имена “Утренняя звезда” и “Вечерняя звезда” по-разному представляют планету Венера и оттого имеют разный смысл. Собственное имя выражает смысл и обозначает значение. Распространяя такие представления о смысле и значении на предложение, Фреге замечает, что повествовательное предложение содержит мысль, являющуюся его смыслом, и имеет истинную ценность (оно истинно либо ложно), которая суть его значение. Традиционный способ логического исследования предложения через сведение его к суждению в субъектно-предикатной форме открывает только смысл, но не значение предложения, поэтому Фреге предлагает иной способ анализа, прибегая к логике кванторов, одним из первооткрывателей которой он был. Такого рода анализ позволяет Фреге разрабатывать логически совершенный язык, в котором каждое собственное имя указывает на определенный референт, а введение любого нового имени не меняет истинностную ценность предложения.

Несмотря на то, что как математиче

==36

ские, так и философские труды Фреге оказали сильнейшее воздействие на становление А. ф., а его терминология была принята многими представителями данного течения, теория смысла и значения во всей ее полноте и следующий из нее способ анализа предложений остались уделом немногих. Большая же часть представителей А. ф. принимает в качестве первоисточника работы кембриджских философов Б. Рассела (1872 — 1970) и Дж. Мура (1873 — 1958), выступивших в конце 90-х годов прошлого века против теории (внутренних) отношений, которая, по их мнению, была сутью абсолютного идеализма Ф. Г. Брэдли, причем Рассел полагал, что Брэдли представляет традицию Б. Спинозы и Г. В. Ф. Гегеля.

Если Брэдли настаивал на том, что отношение предметов является следствием их скрытого тождества, а это тождество объясняется монистическим устройством вселенной, то Рассел, демонстрируя противоречивость взглядов Брэдли, утверждал, что вселенная плюралистична (существует действительность вне сознания), и стремился объяснить причины отождествления собственных имен через исследование их значения. Рассел считал, что идеалистический монизм Брэдли прямо связан с исследованием предложений путем сведения их к суждениям в субъектно-предикатной форме; отсюда ясна необходимость перехода к анализу предложений, основывающемуся на логике кванторов, созданной Фреге и Дж. Пеано. Совершая этот переход, Рассел существенно переработал референциальную теорию значения. Устранив из нее понятие “смысл” и сделав ее тем самым более последовательной, он предложил основания анализа предложений, значительно отличавшиеся от тех, которыми пользовался Фреге. В 1905 году в статье “О денотации” Рассел впервые изложил “теорию дескрипций”, в согласии с которой все то, что Фреге называл “собственными именами”, подразделялось на два класса: 1) имена, простые символы, прямо обозначающие единичные объекты, которые являются их значениями; 2) дескрипции, состоящие из нескольких слов с уже закрепленным значением, получающие свое значение в результате соединения слов, из которых состоят дескрипции (“Утренняя звезда”, “Вечерняя звезда” и т. п.). Дескрипции подразделяются на неопределенные и определенные (с артиклем the, придающим всему выражению смысл “именно этот”). Последние, как полагал Рассел, мы путаем с именами, и даже более того: все употребляемые в обычной речи имена (“планета Венера” и т. п.) не являются простыми символами, но представляют собой сокращения определенных дескрипций. Коль скоро совершенный логический язык должен состоять только из простых символов, а далеко не все слова являются таковыми, необходима логическая редукция предложений философии к предложениям, составными частями (конституентами) которых будут только простые символы. Поскольку, по мнению Рассела, вводимое им различие между именами и дескрипциями отражает различие между знанием, полученным непосредственно, в результате знакомства с объектом, и знанием, полученным опосредованно, в результате заочного представления объекта, логически совершенный язык, состоящий только из простых символов, явится совершенным воспроизведением реальности.

Прежде философия критически использовала язык повседневного общения, путая имена и дескрипции, принимая за простые символы то, что таковыми не являлось; для усовершенствования философии необходима была “философская грамматика”. Работы Фреге, Мура, Рассела определили лицо первого этапа истории А. ф., длившегося с 1890-х по 1920-е гг.; на протяжении этого этапа задачей анализа считалось усовершенствование философии с целью создания научно обоснованной философской картины мира. Позиция Рассела, разрабатывавшего процедуры сведения к простым, далее неразложимым, символам, получила название “логический атомизм”. Вышедший в свет в 1921 г. “Логико-философский трактат” Л. Витгенштейна (1889 — 1951) открывается вариантом

==37

“логического атомизма”. Однако, используя термины Рассела, Мура и Фреге, Витгенштейн создает принципиально иной вариант А. ф., открывающий новый этап ее истории. Витгенштейн рисует картину мира, складывающегося из “фактов”, представляющих собой комбинации изменчивых “положений дел” неизменных и лишенных чувственных качеств “объектов”. Условием возможности представления мира в предложениях естествознания служит логическая форма, которая показывается в предложениях, но невыразима, что делает предложения о предложениях бессмысленными. По этой причине Витгенштейн полагает, что только предложения естествознания, но отнюдь не философии, могут быть осмысленными (содержащими мысль, представляющими собой логический образ фактов). В отличие от Фреге, Мура и Рассела, Витгенштейн полагает, что редукция предложений науки к элементарным предложениям означает конец традиционной метафизики, проблемы которой оказываются псевдопроблемами, а предложения — бессмысленными. Философия, по мнению Витгенштейна, должна стать критикой языка, деятельностью по прояснению предложений естествознания и устранению лишенных смысла предложений философии, религии, этики и т. п. Тот факт, что философия существует и как система предложений, Витгенштейн, в согласии с общепринятыми в А. ф. взглядами, объясняет некритическим восприятием языка повседневного общения, в котором присутствуют многозначные знаки или знаки, которым не приписано значение. Витгенштейн считает, что значение характеризует имена, а смысл — предложения, и выдвигает проект “логического синтаксиса”, из которого были бы исключены все упоминания о значении знака. Эта идея была развита членами созданного в 1922 г. М. Шликом (1882 — 1936) Венского кружка (О. Нейрат, Г. Ган, К. Гедель, Г. Фейгл, Р. Карнап и др.) в виде серий исследований логического синтаксиса языка науки. Введенное Витгенштейном для объяснения аналитических суждений логики и математики понятие тавтологии для членов Венского кружка стало ключом к пониманию природы философии.

Философские предложения, не будучи вовсе бессмысленными, лишены фактуального содержания; они представляют собой правила логического синтаксиса языка науки. Что же касается синтетических суждений естествознания, прямо или косвенно описывающих факты, то для проверки их осмысленности Шлик ввел принцип верификации, согласно которому все подлинно научное знание можно свести к чувственным данным. Значительная часть творческой активности членов Венского кружка была посвящена разработке процедур верификации. Прежде всего было показано, что подразумеваемая принципом верификации редукция должна привести не к фактам, но к предложениям, описывающим факты, которые и будут базисом научного знания. Эти предложения предполагалось искать в протоколах научных экспериментов, отчего они получили название протокольных; в споре между О. Нейратом (1882 - 1945) и Р. Карнапом (1891 ? 970) о протокольных предложениях первый отстаивал позицию, согласно которой протокольные предложения являются фактически первичными, а второй — позицию, согласно которой они считаются логически первичными. Переход от концепции чувственных данных к теории протокольных предложений был вызван осознанием невозможности существования неинтерпретированного факта, однако по этой же причине должна быть отвергнута и эта теория. Различение непосредственной и скрытой верификации способно было лишь отсрочить переход к новым теориям языка науки.

В противовес разработке процедур верификации, К. Р. Поппер (р. 1902) подчеркивал необходимость постановки проблемы демаркации научного знания. В качестве основания метода демаркации Поппер ввел принцип фальсификации, суть которого сводится к проверке принципиальной опровержимости любого предложения Поппер полагал, что только научные предложения в принципе оп

==38

ровержимы. Развитие этого положения привело к формированию современной философии науки, во многом выходящей за рамки А. ф. Венский кружок последовательно воплотил предложенную Витгенштейном теорию, отводящую философии роль деятельности по прояснению предложений естествознания. С Венским кружком сотрудничали Ф. Франк и А. Айер, Берлинское общество эмпирической философии (К. Г. Гемпель, Г. Рейхенбах и др.) и Львовско-варшавская школа (К. Айдукевич, Т. Котарбиньский, Я. Лукасевич, А. Тарский и др.); в 20 — 30-е гг. нашего века Венский кружок был центром развития А. ф., характернейшим явлением второго этапа ее истории. Вызванная второй мировой войной эмиграция членов Венского кружка и философов, связанных с ним, способствовала распространению теорий, характерных для второго этапа истории А. ф., в англоговорящих странах и перенесению туда центра исследований проблем А. ф. Между тем, к концу 40-х гг. сложились новые теории и, соответственно, были предложены новые подходы к анализу языка, что и предопределило наступление нового, современного, этапа истории А. ф. В посмертно (1953 г.) изданных “Философских исследованиях” Витгенштейна излагалась новая теория языка. Витгенштейн предложил пересмотреть референциальную теорию значения, заменив ее теорией значения как употребления в рамках определенной языковой игры. В свете новых взглядов свою прежнюю позицию Витгенштейн считал лишь одной из возможных языковых игр Языковые игры невозможно свести к какому-либо общему понятию, единственное возможное их описание должно опираться на пересечения или совпадения отдельных признаков игр, выстраивая цепочку описываемых игр по принципу “семейного сходства”. Однако, существенно изменив теорию языка, Витгенштейн по-прежнему считал философию деятельностью по прояснению языковых выражений, иначе объясняя разве что необходимость такой деятельности: обманутые аналогиями между формами выражений, принятыми в разных областях языка, люди впадают в заблуждения, устранением которых должна заниматься философия. Язык околдовывает разум, и метафизика с ее псевдопроблемами является на свет как плод этого колдовства. Устраняя заблуждения, А. ф. устраняет и метафизические псевдопроблемы. Деятельность Витгенштейна в 40-е гг. стала одним из источников особого течения в А. ф. — лингвистической философии, в рамках которой производится не логическая редукция, но прояснение естественного, повседневного, словоупотребления. Одновременно с Витгенштейном и более или менее независимо от него варианты лингвистической философии разрабатывались в США (Н. Мальколм и др.), а в Англии — как в Кембридже (Дж. Уиздом и др.), где лингвистической философии был придан “терапевтический” смысл, сближающий ее с “общей семантикой” и некоторыми школами психоанализа, так и в Оксфорде, где важнейшие варианты лингвистической философии были созданы Дж. Л. Остином (1911 — 1960) и П. Ф. Стросоном (р. 1919). Остин, отделив перформативные высказывания, представляющие собой лингвистическое действие, от констативных высказываний, которые описывают положение дел и могут быть истинными либо ложными, создал основания теории речевых актов. Остин выделял три разновидности речевых актов: а) локутивный акт — речевое действие как таковое, характеризующееся значением; б) иллокутивный акт — действие по осуществлению одной из языковых функций (описание, вопрос, предупреждение, приговор, приказ, клятва и т. п.), характеризующееся силой; в) перлокутивный акт — действие убеждения, вызванное речью, характеризующееся достижением результатов. С другой стороны, всякий речевой акт может быть разложен на фонетический (произнесение звуков), фатический (связывание звуков в звукосочетания, “фемы”), ретический (наделение “фем” значением) акты. Референциальная теория значения применяется только при исследовании фатического акта в составе локутивного,

==39

следовательно, сфера ее применения очень ограничена, причем если в случае логической редукции эта ограниченность вполне оправдана, то в случае лингвистического прояснения образцов повседневного словоупотребления подобное ограничение сферы действия недопустимо. Т. о., Остин показал ограниченность референциальной теории значения.

Стросон вообще отказывается от этой теории в пользу предложенной Витгенштейном теории значения как употребления. В начале 50-х гг. Стросон подверг критике теоретические основания учения Рассела о дескрипциях с позиций витгенштейновской теории значения. Стросон предлагал исследовать не столько предложения как таковые, сколько их употребление и произнесение, исходя из того, что выражение имеет значение, зависящее не от указания на объект, но от конвенций и контекста употребления выражения. Определить значение выражения — значит сообщить общие правила употребления выражения; следовательно, понятие истины не фиксирует никаких семантических характеристик. Конвенции и контекст словоупотребления обобщаются в понятии концептуальной схемы; последнее помогает Стросону “реабилитировать” метафизику. Разрабатывая “дескриптивную метафизику”, Стросон исходит из представления о невозможности простого отказа от концептуальной схемы, включающей такие понятия, как “материальный объект” и “личность”, характерной для нашего познания. Отказ от одной концептуальной схемы подразумевает принятие другой.

Теория концептуальных схем, критикуемая философами-аналитиками (Д. Дэвидсоном), была принята не только лингвистическими философами: один из создателей “прагматической аналитики” У. ван О. Куайн (р. 1908) широко использовал это понятие в своей философии. В начале 50-х гг. Куайн выступил с опровержением таких “догм” традиционной А. ф., как деление предложений на аналитические и синтетические и как редукция предложения к его конституен- там. Источник этих “догм” Куайн усматривает в обыкновении исследовать предложения, отвлекаясь от их роли в контексте, из которого они извлечены. Сам Куайн, напротив, считает необходимым проверять не отдельные предложения, а теории в целом. Исследования теории пропозициональных установок (выражений типа “думает, что р”, “верит, что р”, “знает, что р”), инициированные работами Рассела 40-х гг., привели Куайна к заключению о том, что пропозициональные установки, интенсионалы (пропозиции и атрибуты) и “значение” в научном смысле нереспектабельны, поскольку не могут быть квантифицированы без изменения смысла предложения. Упоминаемые в пропозициональных установках сущности не могут стать значениями связанных переменных, следовательно, они просто не существуют. Знаменитая максима Куайна гласит: “Быть” — значит быть значением связанной переменной”.

Хотя для описания мира Куайн избирает язык физической теории и логику экстенсионалов (истинностная ценность, классы, отношения), он, в отличие от философов-аналитиков 20 — 30-х гг., не противопоставляет философии науку, полагая, что в поисках простейшей и наиболее общей теории философии следует использовать экстенсиональную логику, позволяющую выявить термины, не отвечающие критерию, предложенному максимой Куайна. В остальных же случаях критерием выбора концептуальной схемы выступают прагматические соображения. “Онтология” Куайна тесно связана с проблемами перевода: для описания реальности необходима теория, исследовать которую можно только в терминах другой теории, для исследования которой нужна третья теория и т. п. Между тем, по мнению Куайна, “радикальный перевод” невозможен, поскольку способ референции предложений любого языка остается “непрозрачным”.

Концепция Куайна оказала значительное воздействие на современную А. ф., в том числе и на самого яркого философа-аналитика наших дней С. А.

==40

Крипке (р. 1940), который использовал теорию “возможных миров”, интерпретируя их как возможные состояния реального мира. Такая интерпретация позволяет Крипке разработать учение о десигнаторах, призванное заменить учение об именах и дескрипциях традиционной А. ф. Крипке выделяет два типа десигнаторов: жесткие, выполняющие свою референтную функцию в любом из возможных миров (собственные имена, математические выражения без переменных и т. п.), и нежесткие, которые в контрфактических ситуациях не обозначают тот же объект (дескрипции и т. д.). Истинные утверждения тождества между жесткими десигнаторами (за некоторыми исключениями) должны, по мнению Крипке, иметь необходимый характер.

Современная А. ф. достаточно сильно отличается от А. ф. Фреге, Рассела и Мура. Не осталось практически ни одной концепции традиционной А. ф., которая не была бы подвергнута критическому пересмотру философами-аналитиками наших дней. Несмотря на значительные изменения, которые А. ф. претерпела за сто лет своей истории, и многообразие ныне существующих школ А. ф., она представляет собой единое философское течение, в центре которого находится проблематика значения.

С. А. Никитин

АНИМИЗМ (от лат. anima — душа) — вера в то, что все предметы и явления окружающего нас мира управляются душами, духовными существами и что эти отделимые от предметов духовные сущности незримо способствуют или мешают людям добиваться своих целей. Души и духовные существа присутствуют везде и во всем — в людях, животных, растениях, минералах; они проникают в любую материальную плоть, задерживаются в ней и покидают ее.

Э. Б. Тайлор (1832 — 1917), английский этнограф и исследователь истории культуры, первым ввел термин “А.” в этнографию и систематически описал это верование. Определив А. как “веру в духовные существа”, он попытался увидеть в А. “минимум религии”. По его мнению, все религии, в прошлом и настоящем, сопряжены с А., содержат в себе его признаки, поэтому А. логично рассматривать как суть всякой религии и как первоначальную стадию в истории развития религии. В большинстве племенных культов прослеживаются в большей или меньшей степени признаки анимистических верований, что позволяет исследовать эту древнейшую основу всякой религии не только абстрактнотеоретически, но также опираясь на этнографическую эмпирию. Тайлор считал, что корни религии лежат в психической жизни людей, а сама религия вырастает из “доктрины о душе”. Размышляя о смерти, сновидениях, обмороках, галлюцинациях, люди постепенно пришли к идее души, а потом развили эту идею в “доктрину духов”, демонов и богов. Так постепенно, по мнению Тайлора, человечество перешло с дорелигиозной стадии своей эволюции на стадию политеизма: представление о душе породило веру в переселение душ и загробный мир, в мир духов и богов; возник культ предков-духов с сопутствующей ему сложной системой обрядов и ритуалов. Завершилось это развитие идеи души, как полагал Тайлор, верой в единого Бога, монотеизмом.

Теория Тайлора подверглась основательной критике как со стороны теистов, так и со стороны атеистов, предлагавших иные критерии “минимума религии”.

Д. В. Пивоваров

АНОМИЯ — понятие, выражающее состояние общества, при котором отсутствие или неустойчивость социальных и моральных императивов и правил, регулирующих отношения между индивидами и обществом, приводит к тому, что большинство населения оказывается “вне” общества, вступает в конфронтацию с его нормативными предписаниями. Термин А. был введен Дюркгеймом.

В “Общественном разделении труда” Дюркгейм анализирует “ненормальные” формы разделения труда, среди которых он выделяет А. Согласно Дюркгейму, со-

==41

АНОМИЯ

стояние А. возникает в результате того, что разделение труда не производит солидарность, и т. о. совокупность правил, стихийно установившаяся между социальными функциями, далее не в состоянии регламентировать отношения социальных органов. В “Самоубийстве” Дюркгейм выделяет три типа самоубийства: эгоистическое, альтруистическое и анемическое. Анемическое самоубийство имеет тенденцию роста во время крупных общественных катаклизмов, экономических кризисов, когда индивиды не могут приспособиться к быстро изменяющимся социальным и моральным требованиям и предписаниям. Ослабление или дезорганизация общественных структур, отсутствие норм или ценностей, на которые индивиды могли бы ориентироваться в своей жизни, лежит в основе  анемического  самоубийства. Дюркгейм считал А. одним из факторов общественного здоровья, А. связана с основополагающими условиями любой социальной жизни. А с другой стороны, А. непосредственно подготавливает необходимые перемены в обществе и т. о. предполагает наличие путей, открытых для необходимых перемен в обществе. Следовательно, А. предстает явлением нормальной социологии, и граница между нормой и патологией стирается.

Дюркгеймовское понятие А. обогатил Р. Мертон — введением теории отклоняющегося (девиантного) поведения. Среди элементов социальной и культурной структуры Мертон выделяет два основных элемента: 1) система целей, намерений и интересов, определяемых данной культурой; 2) элементы, определяющие, регулирующие и контролирующие приемлемые способы достижения этих целей. Очень часто регулятивные нормы и моральные императивы не совпадают с социально стандартизированными способами достижения этих целей, т. е. выбор подходящих средств и способов ограничен принятыми в обществе социальными и культурными нормами. Согласно Мертону, девиантное поведение может быть расценено как симптом несогласованности между определяемыми культурой устремлениями и социально организованными средствами их достижения. Мертон выделяет два возможных типа несогласованности между элементами социокультурной структуры. В ситуации, когда выбор альтернативных способов достижения целей не ограничивается нормами, разрешены любые средства и способы достижения этих целей. Вторая ситуация обнаруживается, когда деятельность по достижению целей становится самоцелью. “В таких группах первоначальные цели забыты и ритуалистическая приверженность к институционально предписанному поведению принимает характер подлинной одержимости” (Р. Мертон). В отличие от концепций, объясняющих анемическое поведение биологическими влечениями, Мертон считает, что А. “взывается к жизни” не какими-то случайными целями, а именно принятыми в обществе общепризнанными культурными ценностями, что, в свою очередь, сопряжено с различным доступом к возможностям законного, институционально допустимого средства достижения обусловленных культурой целей. Высокая степень дезинтеграции между средствами и целями и наличная социальноклассовая структура, взятые вместе, способствуют более частым проявлениям А. Таким образом, А., по Мертону, есть результат разъединения указанных элементов социальной и культурной структуры. Т. X. Керимов

АНТИНОМИЗМ — принцип и метод философского познания и (или) изложения полученных выводов, основанный на широком использовании парадоксов, противоречий между одинаково доказуемыми суждениями. Метод антиномий (греч. antinomia — противоречие в законе) применяли, например, В. С. Соловьев, П. А. Флоренский, С. Н. Булгаков, Н. О. Лосский и ряд других известных русских философов; одной из характерных особенностей русской религиозной философии является ее антиномический метод.

Внешне А. схож с диалектическим методом, поскольку предполагает стал

==42

АНТИНОМИЗМ

кивание и взаимоотражение противоположностей; однако по своей сути он во многом отличается от западной диалектики. Предмет антиномического исследования — бесконечное целое, в котором как-то опосредованы полярные противоположности. Чтобы совместить полюса такого целого друг с другом и определить меру их тождества и их взаимопереход, нужно постигнуть это бесконечное. Однако рациональное мышление обычно способно оперировать только понятием потенциальной бесконечности, в лучшем случае раскрывая это понятие как переход из одного конечного (качества) в другое конечное и т. д. Наглядная модель потенциальной бесконечности — шаг наружу из круга, описанного вокруг нас; другая ее модель — “дурная бесконечность” натурального ряда чисел. Актуальная бесконечность не поддается рационально-логической реконструкции, на  чем настаивают, например, математики-интуиционисты.

Можно ли (а если можно, то на каком основании) логически непротиворечиво отождествить между собой полюса целого, между которыми лежит актуально-бесконечный ряд посредников, промежуточных звеньев? Сторонники так называемой “диалектической” логики уверяют, будто схватывание тождества полярных противоположностей доступно научному и философскому разуму, когда разум научается правилам и законам рациональной диалектики. Отмежевываясь от диалектической логики, антиномисты не желают прятаться за уверениями, будто им понятна и ими постигнута суть бесконечного взаимоперехода полюсов единого целого. Они всего лишь констатируют, что, в силу равной обоснованности опытом и логикой, все стороны антиномии (апории, дилеммы, диалектического противоречия) должны быть оценены как относительно истинные и проблемно — в оговариваемых пределах — отождествлены друг с другом.

А. ограничивает притязания и сферу применимости логического мышления, диалектической логики и рациональносистемного анализа. Мир — это не только бездна “систем”, Но также и бездна “антисистем”, если под “системой” понимать совокупность рационально структурированных элементов. Мир целостен, конкретен, а потому он металогичен, сверхсистемен. Металогичное — предмет интуиции, но не рационального дискурса. А. противостоит, с одной стороны, эклектике, а с другой — рационалистическому систематизму. Тривиальный эклектицизм сополагает альтернативные принципы (например, парные категории) чисто механически и без рассуждений об опосредованности полюсов целого промежуточными звеньями. Напротив, А., отсекая надуманные альтернативы и отбирая равнореальные контрадикторные утверждения о целом, признает, что конъюнкция последних правомерна при условии их опосредования неким бесконечным содержанием, пока не доступным нашему разуму.

С другой стороны, А. противоположен рационалистической софистике, карикатурно изображающей бесконечно запутанный и металогический клубок бытия в виде непротиворечивых типологизаций и систем понятий. В этом смысле А. софийно соборен, но не софистичен — в отличие от диалектической логики, которая заранее невесть откуда “знает”, что реалии, обозначаемые парными категориями, суть подлинные полюсы одного и того же целого (всякого целого), а потому эти полюсы, мол, логично отождествлять в одном и том же отношении. А. более осторожен — он отправляется от предположения, что парные категории выражают разные опыты, разные факты и разные мироотношения, однако, в силу равновеликости этих опытов, ни одному из них нельзя отдать явного предпочтения и невозможно игнорировать ни один из этих опытов.

А. — противоядие от категоричного отрицания того, что рождено опытом инакомыслящих и чужими культурами. Он признает одинаковую правомерность как рационализма, так и сенсуализма, догматизма и антидогматизма, конкретизма и систем-анализа и т. д. Однако А. признает их лишь как частичные исти-

==43

АНТИУТОПИЯ

ны, требуя непременно оговаривать их границы и условия опровержимости. Например, если невозможно убедительно опровергнуть ни идею Троицы в христианстве, ни мусульманское кредо Единого Бога, то лучше признать относительными и равновеликими обе эти истины, нежели только одну из них объявить подлинным знанием или обе отвергнуть.

Учет всех равновеликих и дополняющих друг друга опытов помогает антиномисту сосредоточиваться на неведомом бесконечном посреднике между этими опытами и одновременно относиться к этому посреднику и катафатическим способом, и апофатически.

И. Кант констатировал антиномии рассудка, благодаря которым рассудок неизбежно запутывается в собственные сети. В русской философии проблема антиномизма в мышлении наиболее остро поставлена П. А. Флоренским в его книге “Столп и утверждение истины”. Подробное обсуждение этого вопроса содержится в книге “Свет невечерний” С. Н. Булгакова. Ныне в России в связи с критикой марксистской диалектики и рационалистического системного анализа интерес к А. возрождается и “антиномистов” становится все больше.

Д. В. Пивоваров

АНТИУТОПИЯ — критическое повествование об обществе, построенном согласно утопическим принципам. В отличие от своего антипода, А. не претендует на разговор об обществе от имени самого (всего) общества, а выделяет опасную, с т. зр. авторов, тенденцию. Тенденция эта, распространенная на все социальное целое, является объектом анализа антиутопического произведения. А. представляет собой саморефлексию жанра социальной утопии. Сохраняя все описанные приемы, характерные для последней, она существенно меняет ракурс рассмотрения идеального социума. Лейтмотив утопии — признание неистинности наличной социальной реальности — заменяется признанием неистинности самого утопического проекта. Универсализм понимается авторами А. как обезличенность, сведение живого к мертвой абстракции. Подвергается сомнению сама возможность воплощения какого бы то ни было интеллектуального проекта. Исчерпанность социальных проблем приравнивается к отчуждению человека от своей личной судьбы.

Оформление жанра А. совпало по времени (XX в.) с установлением дисциплинарных границ в сфере социального знания. Поэтому А. почти всецело представляет собой явление литературы. Несмотря на позднее выделение антиутопического жанра, подобная тенденция существовала и в самой утопической традиции. Утопические тексты во многом являлись А. по отношению к ранее появившимся аналогичным текстам. XX в. породил ситуацию, когда основные черты утопического общества, хотя и не в адекватном воплощении, стали реальностью. Разочарование в прогрессе, кризис европоцентризма, а также побочные эффекты функциональной дифференциации общества выдвинули жанр А. на первый план. Последняя постоянно обращается к репрессированным пластам социальной реальности. Ее темы: невозможность непосредственного межиндивидуального общения, проблема сохранения личностью своего духовного мира и т. п. Критическому анализу подвергаются доведенные до предела тенденции современного общества: потребление у Хаксли, тотальный контроль государственной власти у Оруэлла, крайний индивидуализм у Шекли и т. д. (См. “Утопия”.)

М. С. Белоковыльский

АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ (букв. “древняя философия”) — первая по времени форма бытия европейской философии, элемент духовной культуры грекоримского мира. Термин ?ιλοσοφι'α (λюбомудрие) и употреблявшееся наряду с ним слово ?οφι'α (μудрость) обозначали у самих древних знания весьма общего характера (например, рассмотрение сущности вещей), выходившие за пределы мифологии, конкретных наук (математики, истории) и разного рода искусств

==44

АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

(прикладных знаний): медицины, риторики. Античность закрепила за философией тот круг занятий, который в принципе сохраняется за ней и поныне; во-первых, изучение “природы и таинственных явлений” (фюсика — натурфилософия, онтология); во-вторых, изучение “жизни и нравов” (этика и политика — социальная философия); в-третьих, изучение “рассуждения” и “того, что такое истинное, что такое ложное” (диалектика, логика — гносеология).

Родиной А. ф. стали греческие полисы на побережье Малой Азии, в Ионии, где она возникла в конце VII — VI вв. до н. э. в симбиозе с научными знаниями: астрономическими, историко-географическими и др. В ее истории обыкновенно выделяют несколько периодов. Первый — раннегреческая философия (конец VII — середина V в. до н. э.), представленная в учениях ионийских философов (Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, Ксенофан, Пифагор, Гераклит) и италийских (Парменид, Зенон Элейский, пифагорейцы, Эмпедокл). Считается, что раннегреческие философы уделяли внимание главным образом изучению природы (?υ'σιζ), οотому их обычно именуют “фюсики” (о ?υσικο'ς — οриродо(естество)вед), а их учения называют φυσιολογι'α θли ?υσικό'ς λο'γος — “οриродоведение” (натурфилософия). Содержание философии природы составляло отыскание первоначал (?ρχαι; στοιχετα) μира и учение о его происхождении из этих начал. В зависимости от понимания первоначал и соответственно сути самого мира фюсиологи разделяются на тех, кто учил о первоначалах и мире на конкретно-чувственном уровне, считая таковыми землю, воду, воздух и огонь, а мир — их трансформацией, — это Фалес, Анаксимен, Гераклит, Эмпедокл — и тех, кто учил о первоэлементах и мире на абстрактно-рациональном уровне, объявляя первоэлементами некие отвлеченные сущности, например, числа (Пифагор), а сам мир сводил к неким абстракциям: “все”(pan) (Ксенофан) или “бытие” (?οο'ν) (Οарменид).

Второй период — классическая греческая философия (середина V — конец IV в. до н. э.). На это время приходится деятельность крупнейших философов античности: Демокрита, Сократа, Платона, Аристотеля. Оно отмечено также появлением философских учений софистов и “сократических школ”: мегариков, киников, киренаиков. Главной особенностью этого периода является значительное обогащение философской проблематики и связанная с этим специализация ранее единого, нерасчлененного знания за счет усилившегося внимания к этико-антропологическим и социально-политическим вопросам, к философии человека, государства и права, что уже давно стало общим местом при характеристике философии данного периода. У истоков переноса акцента с натурфилософских исследований на антропологические и политико-юридические стояли софисты и Сократ. Эта тенденция нашла свое продолжение в появлении целой серии специальных сочинений Платона (“Государство”, “Законы”, “Политик”) и Аристотеля (“Политика” и несколько “Этик”). Началась также разработка логико-онтологических и психо-гносеологических проблем, осуществленная опять же в трудах Платона (“Теэтет”, “Софист”, “Парменид”) и Аристотеля (“Физика”, “Метафизика”, “Категории”, “О душе”). Они заложили основы философской проблематики и категориального аппарата философии, исследуя понятия бытия и небытия, движения и покоя, тождественного и иного, единого и многого, материи и формы, возможности и действительности, необходимости и случайности и мн.др.

Далее принято выделять философию эллинистического периода (III — II вв. до н. э.). Ее отличает последующее углубление в этико-антропологическую тематику, что выразилось в обращении философов к личной жизни человека и тому, что составляет радости и печали отдельного человека: к здоровью и болезни, любви, смерти и т. п. В отличие от своего учителя Аристотеля, занятого абстрактно-логическим описанием добродетелей, перипатетик Теофраст исследует характеры

==45

АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

людей. В наибольшей мере обозначенная тенденция проявилась во вновь возникших в это время философских школах эпикурейцев и стоиков. Эпикур считал назначением философии врачевание человеческих душ. В некотором роде торжеством субъекта в философии было возникновение скептицизма Пиррона и Новой Академии, ставшего следствием разочарования философов в возможности создания объективных, общезначимых концепций бытия и познания.

Завершающий период — эллинистическо-римская философия (I в. до н. э. — V в. н. э.). В целом эту эпоху в философии можно обозначить как время “зилотов” (?ηλωται' — “οодражатели”, “ревнители”), исходя из следующих соображений. Начиная со II в. до н. э. в ходе определенной эллинизации римской культуры в Рим проникает философия и усваивается там, подвергаясь, в свою очередь, некоторой романизации. Римляне, как и все последующие народы Европы, становятся наследниками греческих философов и их продолжателями. Еще в древности роль греков и римлян в истории античной культуры закреплена определением греков в качестве ?υρεται' — “ξткрывателей”, а римлян — в качестве ?ηλωται' — “οодражателей”. Но не только римляне, а и сами греки поздней античности подражали своим древним предшественникам. Лукреций следовал за Эпикуром, Цицерон шел за Новой Академией и стоиками. Идеи Стой развивали Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий. Среди создателей и сторонников неопифагореизма были как римляне (Нигидий Фигул), так и греки (Аполлоний Тианский). То же самое нужно сказать и относительно последователей основателя неоплатонизма грека Плотина, среди которых были римляне император Юлиан и Макробий. Данная характеристика философов римской эпохи вовсе не означает, что они (“зилоты”) были лишены творческого начала и оригинальности. Напротив, они внесли весьма значительные нововведения в прежние доктрины. Особенным новаторством отмечено творчество великого философа поздней античности Плотина, создавшего на основе платонизма и аристотелизма самобытную концепцию иерархии идеального мира в виде трех ипостасей: единого, ума и души, порождающей космос. Римляне, со своей стороны, привнесли в философию свойственное им увлечение вопросами политико-юридического и этико-антропологического характера, и притом решали их с более практической, чем греки, т. зр. реальных государственных деятелей и правоведов. Примером могут служить трактаты Цицерона “О государстве” и “О законах”. Достойны упоминания также историко-социологические представления Лукреция о прогрессе человечества и рассуждения Цицерона на темы “человечности” (humanitas).

В качестве исторического феномена А. ф. прекратила свое существование в начале VI в. по мере распространения христианства и его победы в качестве государственной религии, когда была закрыта последняя философская школа в Афинах. Но труды античных философов продолжили свою жизнь, войдя в европейскую философскую культуру в качестве весьма существенной составляющей, начиная с времен средневековья. Уже давно стало общим местом положение о том, что древние “в области философии указали пути, которыми пошло человечество” (М. Вундт). Достаточно назвать атомистику и материализм Демокрита, идеализм Платона, нравственные искания Сократа и стоиков.

(Лит.: Антология мировой философии. М., 1969. Т. 1.4. 1; Асмус Ф. Античная философия. М., 1976; Богомолов A.C. Античная философия. М., 1985; Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней (Античность). Спб., 1994. Т. 1.)

В. Т. Звиревич

АНТРОПОКОСМИЗМ (от древнегреч. “антропос” — человек, “космос” — мир как системно-гармоническое целое) — философская концепция, развивающая комплекс представлений о гармоническом единстве человека и вселенной, о их своеобразной взаимозависимости и

==46

взаимопроникновении, а также о средствах достижения такого состояния. Поскольку проблема взаимосвязи человека и мира является одной из наиболее фундаментальных для метафизики, характерные мотивы А. чрезвычайно широко распространены в мировой философии и приобретают в ее различных вариантах разнообразные интерпретации. Оказываясь благодатной почвой для широкой спекуляции, комплекс идей А. присутствует практически во всем спектре метафизических позиций — от мистико-оккультных течений до сциентистского модернизма XX в. Общим истоком всех идей данного направления является присущая еще первобытному мышлению идея “кровного родства” человека и мира, их взаимосвязи и возможности символического представления одного через другое. Опосредование этого сложного и динамичного единства достигается в сакральных действиях, ритуализации быта, повседневности и жизненной практики, натуралистически-символическими образами искусства. Систематизация такого рода представлений — заслуга обширной мифологии. Здесь впервые складываются образы Человека, порожденного Космосом, и Человека, творящего Космос; синтез этих образов так или иначе становится подлинным центром А. Кроме того, типичное для мифологического мышления свойство отождествления “сущности” и “существования” с “генезисом” сохраняет свою значимость и в последующих — уже философско-теоретических — концептуализациях данной темы. Как и многие традиционно метафизические проблемы, антропокосмические мотивы впервые становятся важной частью философского мышления в Древней Индии. Еще в поздневедический период разрабатываются идеи тождества человека с божественно-целокупным мировым целым. Символ этого — мистическое тождество Атмана и Брахмана, выдвигаемое в Упанишадах в качестве сушностного и субстанциального определения человеческого бытия. Кроме того, специфические мотивы А. ярко представлены в брахманистском мифе о происхождении вселенной из тела “космического человека” Пуруши. Эта концепция в разнообразных интерпретациях чрезвычайно распространена во многих версиях мистико-эзотерического А. Особенность древнеиндийского понимания внутреннего тождества человека и космоса заключается, во-первых, в совмещении мифогенных, теистических мотивов с абстрактно-схематическими и, во-вторых, в характерном акценте на “растворении” человеческой самости в безлично-космическом, божественном, элиминировании автономного Я. Древнекитайские традиции А. носят несколько иной характер. Прежде всего, здесь существенно снижена значимость мифических и религиозных аспектов. Кроме того, ранняя китайская традиция в целом мало заинтересована в космологии и абстрактной метафизике, акцентируясь на этико-социальных доктринах. Наиболее ярко А. проявлен в традиции даосизма и генетически связанной с ним культурной традиции кун-фу (в широком смысле — как пути достижения такой стадии мастерства, на которой исчезает противостояние индивида и объекта его деятельности, но возникает сложное взаимодействие, понимаемое как подвижная гармония человеческого и природного). Даосский А. характерен своей “прагматичностью”, благодаря которой искомое единство человека и космоса означает личное бессмертие. Пути его достижения разноплановы: от чистого мистического созерцания, катарсиса сверхрационального постижения Дао до сугубо магических и сексуально-медитативных процедур. Чрезвычайно важен здесь и своего рода “негативный” статус всеединого Дао — его темнота, запредельность сущему, принцип недеяния, моральной индифферентности и т. д. Отсюда проистекает определенная параллельность даосского А. существенным мотивам буддистского А. — особенно в варианте чань (дзэн). С одной стороны, здесь также присутствуют антропоморфные аспекты мировосприятия — тело Будды как всецелый космос. С другой стороны, отрицается сама субстанциальность сущего, даже в

==47

виде дхармического потока. Иллюзорность чань-буддистского мироздания вполне отвечает нацеленности даосизма на постижение и уподобление негативному, темному, безвидному и безмолвному Дао. Для буддистского А. характерен акцент на одном из первых проявлений принципа до- и пересотворения космоса: путь к самоусовершенствованию адепта, к снятию природных и социально-психологических ограничений означает, по сути, пересмотр им привычных устоев космоса — природного и социального. В западной философской традиции концептуальные основы А. складываются уже в ранней греческой философии, прежде всего — в орфизме и пифагореизме. Вместе с тем, общая ориентация греческой мысли на обоснование “жизни в соответствии с природой” сама по себе плодотворна в этом плане: понимание “природы” не только как производящего и регулирующего начала, но и как целостно-гармоничного “космоса”, единого миропорядка, делает акцент на всестороннее “встраивание” человека в эту универсальную системность и упорядоченность Наиболее значимые концепции А разрабатываются в постклассический период эллинской философии. Здесь основную роль играют традиции стоицизма и позднеэллинистического мистицизма (неоплатонизм, неопифагореизм, гностицизм). Особенность стоического А. — его стремление разработать личностный “этос”, реализация которого оптимизирует отношения человека, заброшенного в довлеющий над ним космос, с неподвластной никому в своих внешних проявлениях судьбой. Но сама эта оптимизация есть процесс по преимуществу духовнотеоретический и нравственный, не влияющий на статус и события “внешнего” плана. В мистических течениях преобладает акцент на создание сложных систем, описывающих многоуровневые взаимосвязи мирового целого, представленные как взаимодействие онтологических сущностей. Как правило, центральное место здесь отводится систематике последовательной эманации мирового бытия из Единого — сверхсущего, запредельного, абсолютного начала. Эта систематика так или иначе замыкается на фигуре мудреца, постигающего и реализующего в личном бытии основные принципы мироустройства и в своей духовно-познавательной деятельности воплощающего предзаданность мирового становления. При этом чисто теоретический характер такого становления фактически препятствует разработке принципа практического достижения единства человека и мироздания, оставляя мистику лишь путь утонченного умосозерцания либо поисков магического перевоплощения. Существенную роль играет и мотив неизбывной греховности, конечности, несовершенства человеческой природы как противоречивого единства духовного, душевного и телесного. Новый стимул развертыванию философско-теоретического потенциала А. дает складывающаяся христианская религиозно-философская традиция. Здесь впервые синтезируются космологические и социальные аспекты А. Раннехристианская традиция по существу не обращает внимания на чисто метафизические проблемы, уделяя основное внимание этико-социальным идеям. Лишь в трудах отцов церкви впервые делаются попытки совместить этические, социально-экклесиологические концепции с универсально-метафизическими. Наиболее полно этот синтез представлен у Аврелия Августина. Дальнейшая богословская традиция так или иначе воспроизводит и подробно разрабатывает августиновские мотивы, предлагая различные интерпретации. Основная идея августиновского А. существенным образом зависит от неоплатоновских учений и, отчасти, гностических концепций. Здесь основная роль отводится обоснованию центрального места человека в общемировой, космической системе бытия, предопределенного божественным провидением и соответствующего универсальному плану мира. Человеку принадлежит ключевая роль как в целостном познании божественного смысла мироздания, так и в его воплощении, результатом которого станет всеобщее спасение и восстановление предвечного рая. Сле-

==48

АНТРОПОКОСМИЗМ

дует особо отметить, что речь здесь идет как о личностном постижении и самопреодолении, так и о всечеловеческом: основная христианская парадигма рассматривает человека именно как единство индивидуального и божественно-вселенского. Дальнейшее развитие августиновских концепций А. происходит преимущественно в русле мистического богословия, где постепенно формируется специфическое синкретическое понимание вселенского статуса человека. Этот процесс достигает своего апогея уже в эпоху Возрождения, реализуясь в наиболее ярких, вероятно, системах А — учениях Дж. Бруно, Парацельса, Я. Беме. Здесь налицо всестороннее сочетание основных наработок мистико-оккультной, алхимической и каббалистической традиций со все возрастающим убеждением в том, что человек — не только “венец творения”, но и потенциальный “царь природы” (хотя до поры эта идея носит в целом мистико-символический характер). Влияние данных учений на последующее становление новоевропейской философии чрезвычайно существенно — их универсализм и диалектика плодотворно разрабатываются вплоть до систем германской классики. Хотя мотивы А. в них предстают во все более и более абстрактном, логизированном выражении. Новый всплеск интереса к данной традиции мысли нарастает уже к концу XIX в. Здесь налицо три основных тенденции: во-первых, постановка новой проблемы “отклонения” человечества от своего подлинного пути и космической миссии, разрыв некогда существовавшего состояния  антропо-космического единства за счет преувеличения роли технической цивилизации (“философия жизни”, философская антропология М. Шелера и др.) Во-вторых, тенденция к синтезу европейского оккультизма с характерными концепциями и методами восточной философии и эзотеризма (теософия Блаватской, антропософия Р. Штейнера, П. Успенский и др.). И, втретьих, разработка идеологий научнотехнического А., развивающих идею перехода взаимодействия “первой” и “второй” природы в своеобразный симбиоз, техническое переустройство космоса, покорение его человеком (равно как и качественное изменение самой человечности после “выхода из земной колыбели”). Данное течение наиболее ярко представлено у К Э. Циолковского и ?. Φ. Τедорова. Первый из них наряду с предвосхищением технического освоения космоса воспроизводит древнейшую идею “Все сущее — живое”, и человек — органическая часть вселенского взаимообмена живой энергии. Второй разрабатывает особую социально-технологическую религию как основу социокультурной революции, призванной переориентировать усилия человечества на достижение биологического совершенства и, в конечном счете, бессмертия. Во всех концепциях А. можно выделить общие черты: 1. Принцип функционального и структурного единства мироздания и человека (тождество микро- и макрокосмосов); 2. Миссия человека — преодоление своей ограниченности и отчужденности от космического бытия, познание законов и смысла мирового процесса; 3. Направление человеком стихийно действующих сил в должное русло рационального преобразования “внешней” и “внутренней” природы вещей; 4. Ориентация на всесторонний синтез духовно-культурных и практических способностей человека; 5. Эволюционистическое восприятие мира и человека, идея непрерывности развития, диалектика “прогрессивного” и “регрессивного” движения; 6. Придание миропорядку, структуре и закономерностям мировых процессов особых нравственных (иногда — сакральных) характеристик, обосновывающих собой благость и объективность движения человечества к исполнению своей космической миссии; 7 Особое восприятие самого человека как преимущественно родового, “всеединого” существа, гипостазирование личностных качеств, перенос их на внечеловеческие аспекты мира. Следует признать, что, несмотря на широту А., эта проблематика отнюдь не исчерпана и

==49

АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП

является одной из основных проблем современной культуры и общечеловеческой практики.

Ε Β. Гутов

АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП — в русской философии совокупность подходов к проблеме человека в контексте различных философских систем осмысления мира и путей его развития и изменения. В отечественной философской традиции сложилось два основных подхода к данной проблематике. Оба они характерны неприятием утверждения, что единственной целью философского знания является ответ на вопрос, “каково назначение человека в себе, поскольку он мыслится как человек только согласно понятию человека вообще, изолированным и вне всякой связи, которая не содержится необходимым образом в его понятии” (И. Г. Фихте). Наиболее полное выражение один из этих подходов получил у ? Г. Чернышевского и наследующих ему в той или иной мере П. Л. Лаврова, Н. К. Михайловского. Второй подход развивался в рамках религиозно-мистической традиции русской философии (В. С Соловьев, славянофилы, С. И. Булгаков, П. А. Флоренский, Л. П. Карсавин, H. A Бердяев и др ). Первый подход характерен специфическим соединением “антропологического материализма” (т. е. понимания сущности человека как единства биологических, телесно-природных и культурно-исторических факторов эволюции) и социального редукционизма.

Н. Г. Чернышевский, утверждая принцип главенства научного познания в социальном мышлении, фактически вводит понимание человеческой природы в качестве основы научного подхода к социальной проблематике. Коренной вопрос социального знания — вопрос о прогрессе — решается им с позиций утилитаризма: сущность человека есть стремление к максимальному удовольствию и минимальному страданию. В социальной жизни это стремление перерастает в стремление к максимальной пользе. Соответственно, выстраивается иерархия “степеней” ценности человеческих стремлений от индивидуальных до общесоциальных, приобретающих доминирующее значение в силу того, что “общественная польза” позволяет распределить наибольшее “количество” удовольствия среди наибольшего числа людей оптимальным образом. Обоснование индивидуальных стремлений как манифестации природы человека в качестве основы социальной системы приводит к утверждению первенства социальности над индивидуальностью. Возможность противостояния   стремлению   общества   к всесторонней власти, контролю над всеми проявлениями индивидуальности, по мнению Чернышевского, предоставляется “разумным эгоизмом”, т. е таким способом удовлетворения личных потребностей, который не противоречил бы обшесоциальным интересам. Тем более, что социалистическое общество, возникающее не только естественноисторическим путем, но и посредством разумного планирования и научного целеполагания, предоставляет к этому наиболее благоприятные возможности. Радикальный вариант “разумного эгоизма” выдвинул Д. И. Писарев.

П. Л. Лавров рассматривал историю как процесс, происходящий на основании реализации форм человеческих потребностей: основных (биосоциальных — питания, безопасности, нервного возбуждения), временных (государственно-правовых и религиозных форм объединения), потребности развития (“историческая жизнь”). Цель исторического процесса — развитие солидарности, в ходе истории приобретающее все более разумные и целенаправленные характеристики. Отсюда — характерный строй социального знания, основанного на единстве материализма, антропологизма и позитивизма. Антропологизм социального знания реализуется в “субъективном методе” как основе научной разработки разумного идеала будущего общественного устройства. “Мысль реальна лишь в личности”, следовательно, действительной силой исторического движения является “критически мыслящая” лич-

==50

АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП

ность. При этом сущность истории — в усилении солидарности, в создании устойчивого и сбалансированного социального целого, общечеловеческой цивилизации.

Н, К. Михайловский построил свое обоснование А. п. в социальном познании на основе критики теории “органического общества” Г. Спенсера. Общество не есть функциональная совокупность органов, но живая совокупность организмов. Поэтому фундаментальным принципом социально-исторического знания утверждается “субъективный метод” как осмысление сущности социума и социальных отношений посредством их сопоставления с личностными потребностями и духовными ориентациями. Равноправными понятиями социальной теории становятся понятия “истины” (взамен социально ограниченной “правды”), “блага”, “добра”, “красоты”, являющиеся фундаментальными критериями личностного миропонимания и основой жизненной ориентации. С т. зр. субъективного метода, социальный прогресс реализуется в создании общества, в котором эти принципы были бы представлены в не меньшей степени, нежели принципы равенства, справедливости, эффективности производства.

Фактически, во всех вариантах антропологического и социологического подхода к социально-историческому познанию происходит утверждение объективно-научного характера познания на основе определенного понимания человеческой природы (в рамках материалистического монизма) Социальные параметры истории осмысляются как прогрессивный процесс оптимизации социальной системы, дающей возможность наиболее полного раскрытия сущностных сторон человеческой природы. Логическое следствие этого — отождествление “человеческого” смысла истории с закономерностью развития и смены социальных форм, становящейся доминирующим содержанием социальной теории. Эта черта была воспринята и русским марксизмом, и позитивистскими течениями (например, А. А. Богданов).

Можно утверждать, что сам тип осмысления “естественной” человеческой природы формируется на основании предзаданного социального идеала. Т. о., то или иное понимание человеческой природы закладывает телеологический аспект социального знания, реализующийся в социальном редукционизме самого А. п., поскольку его теоретическое осмысление связано непосредственно с утверждением универсальности социального способа исторического раскрытия человеческой сущности. Это значит, что определенное понимание социальности и включенности индивида в социальную систему является базисным для выделения антропологических параметров истории и для антропологических мотивов социального познания.

Религиозно-философская традиция также выдвигает тезис о главенстве А. п. в философском знании, но уже (в противовес научно-объективистским и позитивистским течениям) в контексте интуитивно-мистического миросозерцания, опирающегося на христианское вероучение. Здесь антропология как составная часть философского знания оказывается тесно связанной, с одной стороны, с теософским знанием (см. “Христология”) и, с другой стороны, с идеей Богочеловечества, вписанной в мистико-историософскую схематику (см. “Богочеловечество”). Наиболее общий мотив религиозно-философской антропологии — принцип десубстантивации индивидуальности: сущностная сторона человека осмысляется с позиции включенности “я” в первичное целое “мы”. Таким исходным фундаментом “я” является троичная божественная личность и социальное целое, отражающее в своей внутренней структуре специфический строй божественного и космического бытия Порождающая структура личностно-человеческого бытия — соборность как единство индивидуального и сверхиндивидуального. Полное раскрытие этого начала в диалектике исторического и метаисторического является сокровенным смыслом истории. В этом плане социальная история человечества представляет лишь один из аспектов мирового ста-

==51

АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП

новления, поэтому для религиозной историософии (в традиции всеединства) характерны мотивы “исхода мира”, “конца истории”. Если социологи-народники видели смысл истории в становлении гармонических форм социальности (солидарности), представленных историческим развитием традиционной крестьянской общины, то для религиозной философии реализация исторических потенций человека выходит за границы социального, экономического и культурного процесса. Более того, утверждение А. п. в русле религиозно-мистической философии предполагает трансцендирование биологической и социальной эволюции человека в становлении Богочеловечества.

Во всяком случае, оба варианта антропологии в той или иной мере едины в отрицании фундаментального для классического рационализма принципа субстанциальности индивида, разворачивающегося в абстрактно-метафизическую схематику исторического процесса. В русской философии А. п. означает, прежде всего, включенность человека в мировой процесс, и потому антропология есть не столько знание о “человеке в себе”, сколько один из инструментов философского осмысления значимости человека в мировом целом и, с другой стороны, смысла мировых процессов в “человеческом измерении”. Хотя утверждение первичности “мы” по отношению к “я” требует разработки специальных методологических концепций, позволяющих избежать теоретического поглощения индивидуальности социальным либо божественно-космическим целым. В социологии народников такую роль играет субъективный метод, в религиозной философии — интуитивно-личностное миросозерцание, заменяющее, с одной стороны, авторитарность конституированного догматического религиозного сознания и, с другой стороны, объективно-безличного научного познания. Т. о., оба варианта разработки А. п. формируют определенную установку на конкретно-личностное, понимающее созерцание действительности, ставшее одной из отличительных черт русской философской традиции.

Е. В. Гутов

АНТРОПОЛОГИЯ   ПРАВОСЛАВНАЯ — богословская и философская традиция осмысления проблемы человека, связанная с вероучением восточной (православной) ветви христианства. Необходимость специального развития человековедческой темы в рамках богословия связана с тем, что в первые века становления христианства (I — III вв.) его основные интеллектуальные силы направлялись на обоснование формирующейся системы догматов. Вопрос о природе и сущности человека разрешался простой отсылкой к библейским текстам, что порождало неизбежное расхождение толкований (в частности, серьезные споры вызывались тезисом “Человек — образ и подобие Божие”). Кроме того, богословский метод мышления сам по себе решает любую проблему только в связи с проблемой Бога, соответственно, “чистая” антропология оказывается оттесненной на второй план. Отсюда вырастает потребность в отличном от богословского способе понимания человека в рамках православного мировоззрения. Вследствие этого складывается и философская (преимущественно религиозно-философская) концепция А. п. Основы данной отрасли православной мысли были заложены Оригеном (185 — 254), попытавшимся истолковать библейские образы человека в русле платоновской традиции. Он выдвигает 4 тезиса касательно природы человека: 1. Суть человека — его душа, одинаковая по природе у всех людей; 2. Душа разнится с телом по существу и по способу существования, являясь самостоятельной жизнью; 3. Душа несет ответственность за деяния человека, обладая свободой самоопределения; 4. Душа не зависит от внешне-телесной реальности и способна противостоять всякому воздействию. Эти тезисы и их разработка были признаны неканоническими из-за явной зависимости от платоновской эйдетической психологии, но послужили базой для дальнейшего разви-

==52