logo search
Философия

Теософия и антропософия

(от древнегреческого “теос” — бог, “антропос” — человек, “софиа” — мудрость). Т. — первоначально в античном и христианском мистицизме — высшее знание, концентрирующее мистико-интуитивное постижение, сущностное видение абсолюта, Единого, Бога и определяющее общие основания и принципы мистического учения. Различение теологии и собственно Т. проясняется из сопоставления значений понятий “логос” и “софия”: первое есть “чистое теоретическое знание”, в общем смысле — наука; второе есть “и научное знание, и постижение умом вещей по природе наиболее ценных” (Аристотель). В традиции христианской мистической философии и теологии Т. как центральная часть общего процесса познания и создания концептуальной системы положений по своим функциям аналогична онтологии и гносеологии в классических системах европейской метафизики. Но при этом внерациональный характер первичных интуиции Т. полагался синтезом собственно интуитивного постижения и откровения. В соответствии с этим теософское знание характеризуется своей безусловностью и целостностью, гарантирующими полноту и всесторонность знания о

==915

 

ТЕОСОФИЯ и АНТРОПОСОФИЯ

реальности с т. зр. ее связанности с высшей реальностью божественного. Т. как бы воспроизводит традиционную для теистического миропонимания картину реальности: подобно тому, как “мир в Боге” (христианский аналог платоновского “умного мира”) содержит первообразы всего сущего, так и Т. содержит первообразы, матрицы-символы всякого знания. Интуитивно-символические образы Бога-Отца, Христа, Духа Святого и иные внеипостасные иерархические сущности являются матрицами философского осмысления, диалектическая схематика их взаимоотношений понимается как божественный ярообраз всех процессов и отношений тварного мира, в т. ч. — и социальных. Следовательно, основное значение Т. в том типе философского знания, который сложился в традиционной христианской культуре (главным образом, в средние века, но также и в позднейшей мистической традиции), определяется мистически-интуитивным характером знания, выражающегося в целостных образах-понятиях. В системно-дискурсивном развертывании эти основополагающие интуиции получают уже логическое и формально-понятийное раскрытие в более или менее рационализированных концепциях. Сами же первичные интуиции Т. полагаются черпаемыми из веры и поэтому не подлежащими строгой дефиниции и непосредственной рациональной обработке, оставаясь всегда скорее символическим описанием многоуровневой картины реальности. С развитием светской философской традиции нового времени Т. постепенно утрачивает свое значение основной структурной части философского знания, оставаясь, впрочем, в своих правах в собственно теологических и философско-мистических учениях, которые опираются на средневековую традицию, равно как и на патристику. Так, термин Т. часто прилагается к учениям Я. Беме, Э. Сведенборга, Ф. фон Баадера.

Возрождение философской значимости Т. связано с русской философией всеединства конца XIX — начала XX в. (см. “Всеединство”). В философских по-

строениях В. С. Соловьева проект универсального религиозно-философского синтеза связан с понятием “свободной теософии” как новым типом философствования. Под “свободной теософией” подразумевается органический синтез религиозно-мистического интуитивизма, классической рационалистической метафизики и “позитивной науки” как основы для “введения вечного содержания христианства в соответствующую им разумную форму”. По мысли Соловьева, синтетичность “свободной теософии” простирается не только на соединение различных оснований европейской культуры, но и на начала различных культурно-исторических общностей. Так, фундаментальная онтология “свободной теософии” представляет собой многоуровневый синтез триадических построений христианства и гностицизма, каббалистики и классической метафизики XIX в. Методологически “свободная теософия” Соловьева может быть представлена как синтез иррационально-мистической интуиции, дающей истинное и безусловное знание, рационально-логической оформленности ее содержания и системно-диалектической схематики понятий и концепций, сконструированных таким специфическим путем. В рамках этого проекта особое место занимает принцип “цельного знания”, вводящий изначальное равноправие всех путей познания реальности при доминирующем значении мистического в плане сущностного постижения и рационального в плане обоснования и раскрытия мистическиинтуитивного знания. Принципиально Т. Соловьева мыслится основанием софийного становления духовности как основного импульса социально-культурного процесса. При этом синтетическая “свободная теософия” противопоставляется и догматической религиозности, и традиционной теоретической философии (“свободная теософия” есть “дело самой жизни”, тогда как “отвлеченная философия” есть лишь “дело школы”). Последующие представители русской традиции всеединства уже практически не используют понятия Т. в этом смысле, предпочитая

==916

 

ТЕОСОФИЯ и АНТРОПОСОФИЯ

говорить просто о религиозной философии, христианской философии или о религиозно-философском синтезе, подчеркивая мотив обновления христианства, выведения фундаментальных мотивов христианства на новый уровень, характеризуемый конкретностью и экзистенциальностью созерцания взамен глубокой символичности образов-конструктов традиционной Т.

Современное значение и функционирование термина Т. связано с именем и деятельностью Е. П. Блаватской. Благодаря ей теологический и философский смысл Т. уступает место оккультному. Фактически все системы современного синкретического оккультизма в той или иной степени связаны с организованным Блаватской Теософическим обществом и созданной ею синкретической системой, в рамках которой соединены традиционные понятия и образы христианского мистицизма с существенными элементами индуистской и буддистской мистики (учение о карме, о реинкарнации, о цикличности мироздания и др.). Рубеж XIX — XX вв. стал временем расцвета оккультных теософских обществ в Европе, Америке и России. Основные принципы оккультной Т. заключаются в синкретическом соединении традиционных европейских оккультных практик с дхармической картиной мира, с идеей кармического круговорота (сансары), йогическими и др. медитационными практиками. Кроме того, характерная черта современной Т. — включение элементов научного знания в картину реальности и придание самой системе Т. научного, естественнонаучного вида (благодаря расцвету Т. возникают и входят в употребление термины “паранаука”, “парареальность”, “квазитеория”). В понимании человека современная Т. проявляет своего рода натуралистический редукционизм, сводя сущностные стороны человеческого бытия к таким параметрам, как космическая энергия, эволюция, круговорот смертей и рождений универсального вселенского начала, воплощающегося в индивидуальные тела. Теософский мистицизм отличен от мистицизма

философского, будучи лишен традиционных гносеологических мотивов и концентрируясь в медитационной практике и выведении иерархии космических сущностей или “эонов” по типу гностицизма и каббалистики. Наиболее заметные представители оккультной Т. — А. Безант, Р. Штайнер, П. И. Успенский, Г. Гурджиев. Кроме того, в теософских кругах активно используются книги и учения представителей индуистского модернизма — Чаттерджи, Вивекананды, Ауробиндо и др.

Основная цель развития теософского знания — обнаружение и раскрытие в человеке присущих и имманентных ему космических энергий и сил, подавленных цивилизацией, основанной на примате рационализма, научно-технического овладения силами природы и социального контроля над личностью. Задача современной культуры, с позиций Т., заключается в освобождении этих дремлющих энергий, культивация и всестороннее развитие которых должно привести к восстановлению утраченного единства человека и материально-духовного космоса, но уже на новом уровне, когда человечество предстает как обладатель и собственно космических, оккультных сил, и совершенных технических средств, ут.ративших свое самодовлеющее значение и подчиненных общим космическим законам эволюции.

В первые десятилетия XX в. выделяется новая оккультно-натуралистическая доктрина — антропософия. Ее основатель — Р. Штайнер — полагал недостаточным теософское обоснование роли и значимости человека в космических процессах. В рамках А. (сохраняющей синкретичность современной Т. и ее натуралистичность) возрождаются древние представления о “космическом человеке”, Великочеловеке, пуруше и т. д. Беря за основу гностические и каббалистические представления об Антропосе и Адаме Кадмоне, соединяя их с ведическими образами пуруши, А. сосредотачивает свое внимание на постижении личностного или металичностного характера космической целостности как порождаю-

==917

щего и поддерживающего начала. В соответствии с этим пронизанность человеческого существа космическими энергиями предстает в несколько ином свете, а именно как эманация Первочеловека в индивидуальное тело. Особенности психического, физического и социального развития человека объясняются степенью осознания и умения регулировать эти внутренние, но одновременно и общие всему одухотворенному космосу энергии и способности. В рамках практических путей и методов развития сущностных сил человека используются самые разнообразные практики — от модернизированной и упрощенной йоги до различных вариантов психоанализа и аутотренинга.

Фактически, отделение антропософского оккультизма от теософского не носит сколько-нибудь дисциплинарного характера. Их основания, несмотря на внешнее различие в подходе к реальности и к человеку, совершенно идентичны. И то и другое направление современной паранауки используют традиционные представления и образы аутентичных религий и философского мистицизма вместе с элементами древнего оккультизма и современной науки, создавая синкретическую имитацию научного видения мира и человека. Уникальная синкретическая система, близкая и к Т. и к А., была создана русским поэтом и мистиком-визионером Д. А. Андреевым. Сочетая собственно христианские и гностические воззрения на сущность мира и истории с индуистскими кармическими концепциями, он создал систему историософского знания (сконцентрированного вокруг идеи центрального места России в мировой истории и метаистории) и мистико-телеологической интерпретации реальной истории. Его картина мироздания в целом воспроизводит традиционные представления о трех слоях бытия — божественном, человеческом и инфернальном. Но, по сравнению с классическими религиозными представлениями о рае и аде, его построения отличаются большей мобильностью и доминированием принципа личного осуществления человека

как в темной, так и в светлой части космоса.

Е. В. Гутов

ТЕХНИКА (от греч. techne — умение, искусство, мастерство) —

1) совокупность специально выработанных способов деятельности;

2) совокупность искусственных материально-вещных средств деятельности;

3) знание о способах и средствах деятельности;

4) специфический, культурно обусловленный процесс волеизъявления.

Понимание Т. как приема или способа действия восходит к античному значению термина, первоначально означавшего искусство или мастерство плотника и строителя, а в более общем плане — искусство во всякого рода производстве. Это слово затем приобретает значение, с одной стороны, мастерства и ремесла всякого рода, с другой — способности изобретать стратагемы и вычерчивать планы и вообще всего ловкого, искусного, где бы ни обнаруживались эти качества. Т. относится к области изменчивого, становящегося, строится на опыте. Т. есть знание и способность, которые приобретаются привычкой и направлены на производство, но в связи с ясным ходом рассуждения, касающегося самих вещей, которое обладатель простого, обыденного опыта обычно упускает из виду. В этом смысле Т. занимает золотую середину между обыденным опытом и теоретическим знанием, episteme. В то же время Т. — самый процесс производства, посредством которого нечто реализуется, занимающий промежуточное положение между процессами, приводящими к тому или иному результату случайным образом, и регулярными жизненными процессами природы. При этом техническая деятельность находится ближе к направляющей деятельности природы, чем к случаю, Т. и природа действуют в основном идентично. Природа и Т. реализуют в материи некоторую форму, являющуюся целью. Но в природе возникновение и развитие по направлению к этой форме происходят сами по себе, тогда как в Т. результат-форма представляется и конст

==918

руируется в акте человеческого мышления. Тем не менее, сам процесс производства осуществляется способом, аналогичным с природными процессами рождения и становления. Основное содержание Т. как искусства образует mechos — специально выработанная “уловка”, позволяющая разрешить сложную ситуацию и обратить ее себе на пользу (отсюда пошли термины: “механика”, “машина”, “махина”, “махинация”). Следуя античной традиции, в наши дни непосредственную деятельность, подобную дыханию, движению, принятию пищи, не называют Т., но если эти процессы совершаются неверно, а для того, чтобы выполнять их правильно, применяются преднамеренные действия, вырабатываются специальные приемы, — и тогда говорят о Т. дыхания и т. п. Прием деятельности является техническим, если он: а) выработан специально; б) может быть многократно применен с одним и тем же результатом.

Уточнение специфики применяемых человеком материально-вещных средств деятельности осуществлено Э. Каппом и К. Марксом на основе обращения к генезису этих средств. Э. Kaпп выдвинул идею органопроекции, согласно которой Т., будучи антропоморфной, повторяет строение и функционирование естественных органов человеческого тела, представляя собой их “проецирование” вовне, осуществление в природном материале. Критика версии Э. Каппа сводилась к тому, что антропоморфизм Т. далеко не всегда очевиден и что человек чаще объясняет строение и функционирование собственных органов при помощи технических аналогий, чем “проецирует” себя самого в Т. (Э. Мах). К. Маркс на примере рабочей машины показал, что способ “действия” технического средства воспроизводит способ действия человека, вооруженного инструментом, т. е. копируется не орган, а функция. Машина определяется им как такой механизм, который, получив соответственное движение, совершает своими орудиями те самые операции, которые раньше совершал рабочий подобными же орудиями.

Воспроизводство функции нередко (но не всегда) приводит и к внешнему сходству машинного движения и человеческого действия. В русле Марксовых идей в 1965 г. Г. Н. Волковым было дано определение, согласно которому Т. есть система искусственных органов деятельности общества, развивающаяся посредством исторического опредмечивания в природном материале трудовых функций, навыков, опыта и знаний, путем познания и использования сил и закономерностей природы. Средство деятельности считается техническим, если оно носит искусственный характер и опредмечивает некоторую деятельностную функцию. История Т. убедительно демонстрирует, что техническому опредмечиванию поддается не всякая деятельность, а лишь такая, которая предварительно расчленена на совокупность специально выработанных приемов, а тем самым оптимизирована и избавлена от случайных (и усложненных) элементов. Если Т. в первоначальном смысле сводится к “махинации”, то Т. как вещное средство деятельности есть овеществленная махинация.

Т. как особый вид знания в широком смысле слова есть “знание, как” в отличие от научного “знания, что”, направленное на осуществление эффективного действия, а не на поиск истины. Оно включает: а) знание о приемах деятельности и последовательности их применения, б) знание о вещных средствах деятельности (сегодня обычно используются термины “технология” и “техническое знание”). Предметом технического знания является взаимосвязь строения и функционирования искусственных средств деятельности. Поскольку принцип действия технического средства основывается на использовании природных закономерностей, техническое знание опирается на естественнонаучное. Поскольку оно применяется человеком, техническое знание связано с гуманитарным. Элементы научных знаний ассимилируются знанием техническим в той мере, в какой это необходимо для создания и применения эффективных средств деятельности, а от-

==919

носительное преобладание эмпирических компонентов над теоретическими является одной из существенных характеристик технического знания. В ходе познания мира человеком техническое знание и результаты его применения — технические средства и приемы деятельности а) способствуют формированию наглядных объяснительных конструкций-моделей изучаемых объектов; б) обеспечивают экспериментальную основу познания; в) являются своеобразным завершением поиска истины, поскольку в ходе создания технического средства вербально выраженное знание приобретает визуальную форму, теория находит эмпирическое выражение, а предметные компоненты знания преобразуются в операционные. В результате создается новый искусственный объект, который может быть действенно-практически соотнесен с действительностью.

Понимание Т. как воления в настоящее время детально не разработано, но теоретическая основа такой интерпретации имеется в работах М. Хайдеггера. По его версии, сущность Т. следует искать вне сферы ее создания и применения. Т. — не простое средство, а вид истинствования, и в этом смысле представляет собой про-из-ведение, т. е. область выведения чего-либо из потаенности в открытость. Специфика современной Т. раскрывается при помощи категории постава, поскольку она не столько включается в природные процессы, сколько включает их в себя и т. о. ставит себе на службу. Поскольку Т. всегда сопутствовала человеку, готовность про-из-вести нечто есть постоянно действующий фактор, а в Т. воля к активному воздействию на мир получает вещественное выражение. В этом смысле Т. есть овеществленная воля, а поскольку средство в структуре целеполагания играет активную роль, то наличная Т. в известном смысле способствует расширению сферы активности человека, постановке новых целей, требующих технического воплощения.

По мере развития Т. претерпевает изменения сущностного характера, а потому понимание Т. требует обращения к ее истории. Отечественная методология истории Т. интенсивно разрабатывалась в 50 — 60-е гг. Предметом истории Т. стало то общее, что есть в развитии Т. всех народов, а одной из основных проблем стала проблема периодизации. Согласно С. В. Шухардину (версия, реализованная в крупных работах по истории Т.), она такова: 1. Возникновение и развитие орудий труда в условиях первобытнообщинного способа производства. 2. Развитие и распространение сложных орудий труда в условиях рабовладельческого способа производства. 3. Развитие и распространение в условиях феодализма сложных орудий труда, приводимых в действие силами природы. 4. Возникновение в условиях мануфактурного периода предпосылок для создания машинной техники. 5. Распространение рабочих машин на базе парового двигателя в период победы и утвеждения капитализма в передовых странах. 6. Развитие системы машин на базе электропривода в период начавшегося упадка капитализма. 7. Подготовка и осуществление перехода к автоматической системе машин в условиях общего кризиса капитализма и строительства социализма. Т. о., Т. движется от простых орудий труда к автоматам соответственно тому, как общество развивается от первобытной стадии к коммунизму. Наиболее крупными этапами этого движения являются общественно-экономические формации. Критические замечания по поводу этой периодизации сводились к тому, что а) невозможно провести сколько-нибудь точную временную грань между использованием простых и сложных орудий; б) “феодальная” Т. принципиально не отличается от “рабовладельческой”; в) “социалистическая” Т. развивается в целом аналогично “капиталистической” (Г. Н. Волков).

Г. Н. Волковым было принято в качестве основания периодизации отношение “человек — техника” в технологическом процессе. Историческое развитие Т. обусловлено ее взаимоотношением с человеком, с одной стороны, и природой, с другой. Определяющей стороной являет-

==920

ся связь Т. с работающим человеком, конкретно — с его естественными трудовыми органами. Суть процесса труда изменяется по мере развития технологического способа производства, под которым понимается способ соединения человека и Т. в технологическом процессе. Для точного разграничения основных этапов используется понятие совокупного рабочего механизма — системы, образованной техническими средствами и человеком как исполнителем трудовых функций. Первый исторический этап представляет собой период от возникновения простейших орудий труда до их превращения в машины. Рабочий механизм здесь является лично-вещным. На втором (этапе механизации) — рабочий механизм вещно-личный. Третий этап обусловлен автоматизацией: рабочий механизм становится полностью техническим, способ соединения человека и Т. свободным, а сам труд — автоматизированным. Выделенные периоды являются технологическими степенями свободы человека, а их последовательная смена приводит к вытеснению человека из сферы материального производства. При всех различиях предложенных версий смысл и направленность развития Т. в них совпадает: от простейших орудий труда к автоматам.

На Западе получила наибольшее распространение периодизация, предложенная О. Тоффлером: доиндустриальная — индустриальная — постиндустриальная Т. Для первого этапа характерен целостный труд (субъект труда выполняет все действия, необходимые для получения завершенного изделия), соответствующий набор инструментов и приемов деятельности. Второй положен частичным трудом и узкой специализацией работников, что типично для мануфактуры, машинного производства и начального этапа автоматизации. На третьем используются элементы механизации и автоматизации, орудия ручного труда. Специфика постиндустриальной Т. состоит не в новизне принципов действия применяемых средств (хотя она тоже имеет место), а в том, что они, подобно ручным инструментам доиндустриального этапа, позволяют работнику выполнять совокупность операций. В результате в известной степени восстанавливается целостность труда. Периодизация О. Тоффлера распространяется и на историю общества, поскольку каждый тип трудовой деятельности определяет существенные характеристики образа жизни. Здесь развитие современной Т. не сводится к автоматизации, поскольку автоматизация на базе машинного производства сохраняет частичность труда, на ее основе трудно добиться гибкости производства. Опыт развития показывает, что полная, тотальная автоматизация пока экономически не оправданна. В любой версии обнаруживается, что история Т. имеет тенденцию к выходу за пределы своего предмета — в историю человечества вообще. Это неизбежно, поскольку мир Т. не ограничивается материальным производством, ее экспансия определяется ее сущностью.

При всех различиях имеющихся дефиниций Т., в них выделяется существенно-общий смысловой аспект: по отношению к человеку Т. служит способом воспроизводства живой деятельности; специально выработанный прием деятельности предполагает многократное применение; овеществленный прием (техническое средство) определяет характер действий по его использованию; Т. как знание направлена на разработку средств деятельности и собственно действий; опредмечивание воления так или иначе закрепляет его. Поскольку Т. обуславливает характер воспроизводства деятельности, она обладает культуротворческой функцией. Сущность культуры связана с идеалообразованием. Тип воспроизводимости является сам по себе идеалом в смысле стандарта, эталона, а в качестве одного из существенных оснований деятельной жизни социума стандарт находит внешнее объяснение, превращается в идеал в смысле должного. В способе воспроизводства живой деятельности, формирующем элементы культуры в целом, реализуется определенный тип отношения человека к миру. Именно специфическое мироотношение опреде-

==921

ляет сущностные характеристики Т. (Этот тезис также предполагается имеющимися дефинициями: способы деятельности, знание, воля суть модификации отношения человека к миру, а вещное средство — средний член отношения.) Любая наличная Т. представляет собой реализацию мироотношения.

Совпадая в ряде аспектов с другими типами мироотношения, техническое мироотношение отличается следующими особенностями. В ценностном аспекте для него характерна самоценность средства: для субъекта технической деятельности средство воздействия на объект привлекательно и ценно само по себе, безотносительно к целям, которым оно служит. В истинностном аспекте техническое мироотношение характеризуется “перевернутостью” отношения истины, ибо субъект технического познания и действия, создающий технические средства, задается в первую очередь не вопросом соответствия некоторого знания объекту, а вопросом о соответствии действительности идее, о том, будет ли вещное воплощение соответствовать конструктивно оформленной идее. В плане обоснования техническому мироотношению свойственна поливариантность способов обоснования. Несмотря на то, что наиболее предпочтительным считается физико-математическое обоснование принимаемых решений, оно, как правило, не может быть проведено достаточно строго и последовательно, поскольку, во-первых, техническая задача нередко ставится и решается независимо от наличия соответствующей научной теории, во-вторых, для деятельности в технической сфере характерна равная значимость общего и единичного: техническое средство окажется неработоспособным, а прием деятельности несостоятельным и в том случае, если их создателями не учтены закономерности всеобщего характера, и в том, если они противоречат каким-либо “деталям”, несущественным с т. зр. общего научного закона.

Техническое отношение человека к миру, сохраняя свои сущностные характеристики, обнаруживает себя в ряде модификаций. В его природно-преобразующей модификации Т. является границей субъекта и объекта в точном гегелевском смысле “иного обоих”: техническое средство должно быть адекватным объекту воздействия и субъекту трудового процесса. Наличная Т. определяет самый характер отношения человека к природе, стимулируя деятельность по ее изменению. Человек практически полагает мир, опираясь на технические средства, но и мир полагает человека. Природа дает человеку средства существования, жизненно необходимые, но в каждом акте технически оснащенного действия открывает и возможность получения чего-то излишнего. Когда возможность реализуется, излишнее тоже начинает восприниматься как необходимое, а тем временем открываются новые возможности и т. д. В то же время Т. задает императивы отношения к природе. Императивность положена уже наличием орудия труда как овеществленной махинации, подлежащей воспроизводству, а по мере развития Т. императив становится все более жестким и категоричным. Появление системы машин в какой-то мере консервирует развитие простых инструментов, а автоматическая Т. — развитие машин. Т. о., Т. присуща овеществленная императивность. В его социальной модификации Т. становится регулятором отношения “индивид — общество”. Социум, полагая природу, опредмечивает в Т. собственную субъективность. Индивид полагает социум, распредмечивая наличную Т. Тем самым он приобщается к технически-опредмеченным целям, знаниям, опыту, характеру действования. Через посредство Т. социум задает индивиду содержание труда, его характер, темп и ритм и т. о. формирует индивида в той степени, в какой содержание труда определяет образ жизни. В духовных модификациях мироотношения техническое начало присутствует в снятом виде; наиболее характерные типы мироотношения каждой эпохи включают в себя техногенные компоненты, что характерно для мифологии, религии, философии и науки.

Историческое развитие Т. означает изменение отношения человека к миру. В качестве оснований периодизации это-

==922

го процесса могут быть взяты типы исходных методологических установок деятельности. Соответственно выделяются три этапа, для которых таковыми являются: образец, базовая операция, символ. Первая характерна для ремесленной Т. Субъект ремесла стремился к воспроизведению некоторого эталона изделия, найденного опытным путем. Образец существовал и репродуцировался в нескольких формах: вещной (каким должно быть изделие); процессуальной (какова должна быть совокупность трудовых действий); субъективной — в форме некоторого набора представлений, позволяющих понять суть включенных в технологию природных процессов; социальной (каким должно быть объединение людей, в котором достигается точное воспроизведение эталона). Объяснительные конструкции заимствовались имеющимися формами духовной культуры, а типы технически оснащенной деятельности и структуры трудовых объединений получали широкое распространение вне сферы  материального  производства. Ориентация на образец формировала культуру, ориентированную на стабильность.

На следующем этапе методологической установкой становится базовая операция — относительно простой, оптимальный элемент трудового процесса, требующий для своего выполнения специализированных орудий. Выделение базовых операций в мануфактуре является необходимой предпосылкой появления машины, поскольку базовая операция проста и оптимальна, а потому может быть опредмечена, в отличие от сложной и нерасчлененной деятельности ремесленника. Ориентация на базовую операцию характерна для машинной Т. и развивающейся на ее основе “жесткой” автоматизации. Базовая операция не допускает вариативности, но самая ее фрагментарность, частичность предполагает возможность многочисленных комбинаций, создания множества технических средств и разработки разнообразных технологий. Поэтому Т., ориентированная на базовую операцию, адекватна

культурам, идеалом которых является прогресс. Тенденция к членению структуры деятельности на атомарные составляющие и оптимизации каждой из них образует общий принцип организации, характерный для эпохи индустриализма, и в значительной степени определяет развитие духовной культуры.

Третий этап связан с символизацией предметов потребления: продуктом становится не только вещь как потребительная стоимость, но и символические отличия этой вещи от других, аналогичных по назначению. Вещь не только для чего-то служит, но и нечто обозначает, т. е. за вещью в ее материальном бытии стоит некоторый символ. Культивирование символов позволяет кардинально решить проблему перепроизводства посредством быстрой смены поколений предметов потребления, которые изнашиваются не столько вещественно, сколько символически, ибо одни символы сменяются другими. В потреблении символ является одновременно образцом и базовой операцией. Он — образец, поскольку на него ориентируется потребитель, и базовая операция потребления — в той мере, в какой вещи формируют стандартные элементы образа жизни. Проникновение стандартов в потребление определяет становление т. н. массовой культуры. Для успешного культивирования символов производство должно быть и массовым, и гибким. Необходимая гибкость обеспечивается в первую очередь оперативной и полной информацией о ряде разнородных факторов, определяющих производство и реализацию продукции. Отсюда вытекает развитие информатики и информационных технологий. Кроме того, производство должно быть в состоянии достаточно быстро перестроиться, а это требует изменений в организации труда и его инструментальном оснащении Поэтому символизация инициирует развитие гибкой автоматизации и восстанавливает ценность и привлекательность живого труда, формируя квазиремесленные принципы организации технологического процесса, что и было описано О. Тоффлером.

==923

В переходе от ремесленных образцов к базовым операциям, а затем к символизации, обнаруживаются два смысловых момента. 1. Становление и развитие рациональности, которая выступает в форме томизации, развития аналитических тенденций. Производство символов означает, что технорациональность вышла за пределы собственно производства и охватила всю сферу “производство — потребление”. 2. Становление сознательно-культурного технического начала. Ремесленная Т. была одним из многочисленных элементов культуры, образующих синкретическое единство. Индустриализация означает вполне сознательное формирование идеала трудовой деятельности. Символизация ведет к столь же сознательному формированию идеала потребления. Проникновение Т. в область осознанного воления (как действовать, что получить в результате, как жить в соответствии с этим) ведет к тому, что Т. сливается с культурой.

Для истории Т. характерна периодическая смена субъектов-носителей — социальных образований, лидирующих в технической сфере. Каждый новый лидер, заимствуя достижения предшественника, вносит в мир Т. нечто принципиально новое, — инновацию, которая впоследствии получает всеобщее распространение. Т. оказывается интернациональной, т. к. любое техническое новшество постепенно становится всеобщим достоянием, и национальной — поскольку оно создается на особой национально-культурной основе, является продуктом особого пути исторического развития.

Д.М. Федяев

ТЕХНИКИ ФИЛОСОФИЯ - формирующийся раздел философской науки, основное содержание которого составляет философская рефлексия по поводу феномена техники. Ф. т. развивается по двум основным направлениям. Первое сводится к вопросам о применении философии к технике: теоретические модели, закономерности всеобщего характера, методы, идеи, накопленные философией, обращаются на технику как на особый предмет исследования. Истоки Ф. т. имеются в трудах древних философов, но систематическое философское исследование феномена техники началось в конце XIX — начале XX в. Э. Kaпп и К. Маркс рассматривали сущностные характеристики технических средств в русле идеи опредмечивания. В России основы философского осмысления техники были заложены Н. А. Бердяевым и П. К. Энгельмейером.

Интенсивная разработка философских проблем техники в нашей стране началась в конце 50-х и в 60-е гг. по следующим основным направлениям: 1) онтология техники, связанная с развитием идей К. Маркса (А. А. Зворыкин, С. В. Шухардин, Ю. С. Мелещенко, Г. Н. Волков и др.); 2) философия истории техники. В последней были разработаны две основных версии. Одна из них (А. А. Зворыкин, С. В. Шухардин и др.) основывалась на приложении основных идей марксистской философии истории к истории техники. Вторая (Г. Н. Волков) развивала Марксову идею опредмечивания трудовых функций применительно к основным этапам технической эволюции. В этот же период получила распространение 3) социология техники (Г. Л. Епископосов, Г. Н. Волков и др.), в русле которой обсуждалась специфика развития техники в различных социальных условиях, и 4) техническая футурология, ориентированная на прогнозирование технического прогресса (Г. Н. Волков, А. И. Черепнев и др.). В 70-е гг. начала складываться 5) гносеология техники. В работах В. В. Чешева, Б. С. Украинцева, В. Г. Горохова, В. М. Фигуровской и пр. рассматривалась специфика технического познания: объект, методология, особенности теории, типы идеальных объектов, ценностные установки. В целом аналогичные направления развивались в западной Ф. т., но в ней главное внимание уделялось онтологии (Ф. Рапп, X. Бек и др.), социологии (О. Тоффлер, Д. Белл, Р. Айрис и др.) и футурологии (О. Тоффлер, Д. Белл, Г. Кан, Дж. П. Грант, Дж. Мартино и др.). Правда, гносеологи-

==924

ческие направления не вполне сопоставимы, поскольку в западной (особенно, в англоязычной) литературе обсуждается, как правило, не техническое знание, а технология как некоторое целое.

К настоящему времени указанное направление Ф. т. сложилось в специальный прикладной раздел философской науки со своей особой проблематикой, имеющей мало общего с традиционными философскими вопросами.

Суть второго направления состоит в обнаружении и теоретическом описании технических или техногенных аспектов традиционных философских проблем. Его истоки также обнаруживаются в античной философии: в трудах Аристотеля “технэ” включается в общую классификацию типов познания. Для классической философской традиции достаточно типично осмысление общефилософских проблем с технических позиций. Философия всегда стремилась к выводам всеобщего характера, но построение предельных абстракций основывалось на разнообразном материале, поставляемом различными областями знания и деятельности. Привлекался и технический материал, особенно философской наукой нового времени. Так, механика, влияние которой на философию XVIII — XIX вв. общеизвестно, была в такой же мере технической наукой, как и наукой о природе. В работах К. Маркса речь идет не только о машинах и машинном производстве как таковых, но и о тех изменениях, которые вызываются ими в жизни общества. Н. А. Бердяев рассматривает техногенные элементы культуры, в т. ч. и духовной. Впоследствии ключевые положения его работ, посвященных технике, были подтверждены применительно к более современной ситуации трудами X. Эллюля. Во многих современных работах, написанных в жанре Ф. т., это направление так или иначе присутствует (например, В. В. Чешев рассматривает технику в русле общей теории деятельности), но специально не акцентируется. Правда, в последние годы оно начинает оформляться под влиянием работ М. Хайдеггера, стремившегося обнаружить

суть техники вне ее—в инструментальности как таковой, атрибутивно присущей человеку в его деятельности. Иногда это направление называют антропологией техники (X. Закссе и др.). Только единство и взаимное дополнение обоих направлений делает Ф. т. вполне философией. Аналогичные направления присутствуют во всех общепризнанных специальных разделах философской науки: философия истории или философия искусства не ограничиваются приложением философии к этим областям деятельности — история и искусство занимают свое место в общефилософской конструкции. Без них, например, у Гегеля, картина развития духа была бы неполной.

Философичность техники прямо следует из ее сущностных характеристик. Техника как способ воспроизводства живой деятельности в значительной мере определяет идеалообразование, а значит и культуру. Техника как специфическое мироотношение включена в мироотношение родового человека к миру как целому. Если же охарактеризовать технику в категориях, типичных для классической философии, то она является: а) средством полагания субъектом объекта, а, следовательно, и средством полагания субъектом себя самого; б) границей субъекта и объекта в точном гегелевском смысле “иного обоих”, определяющей в известной степени взаимодействующие сущности. Как средний член субъектнообъектного отношения техника отчасти детерминирует исторически конкретные варианты решений вечных философских вопросов.

Особое течение Ф. т. представлено попытками установления аналогий техносферы с другими областями знания и деятельности. Так, Б. И. Куприным выявлена аналогия распределения видов в биоценозе и технических изделий определенного класса, введено понятие техноценоза. Установленная аналогия дала возможность применить к теоретическому описанию техноценозов математический аппарат, используемый в биологии, и заложить основу прогнозирования раз-

==925

вития практически любого вида техники. По своей методике, подобные исследования аналогичны второму из основных направлений Ф. т.: техносфера обращается в некоторое инобытие (философию, биологию) и на этой основе “приходит к самосознанию”.

Д. М. Федяев

ТЕХНИЧЕСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ — качественные изменения в развитии техники, захватывающие всю техносферу, а не ее отдельные элементы. Иногда различают Т. р. — т. е. качественные скачки в развитии вещных технических средств и технологические революции — качественные скачки в развитии технологии преобразования вещества, энергии или информации. В этом смысле одной из первых Т. р. считается создание каменных орудий труда, а технологических — овладение огнем. Наиболее значимыми Т. р. в вещно-техническом значении были переходы от орудийной техники к машинной, а от машинной — к автоматизированной. Иногда говорят о Т. р., связанных с овладением силой пара, электричества, атомной энергии, с появлением и развитием космической техники, иначе говоря — выделение того или иного исходного пункта Т. р. зависит от выбора оснований периодизации истории техники.

Специфика техники, ее опосредующее положение между человеком и природой, между людьми в структуре социума, имеет следствием то, что Т. р. предполагает коренные изменения в характере и масштабе воздействия на природу и общественную жизнь. В плане воздействия на природу выделяют два скачка такого рода: 1) неолитическая революция, связанная о переходом от собирательства к земледелию, обеспеченному соответствующими средствами труда; 2) революция, вызванная появлением машинного производства, в ходе которой масштаб воздействия общества на природу скачкообразно возрос благодаря принципиально новым техническим средствам и стал сопоставим с масштабом геологических и даже космических процессов.

В социальном плане под Т. р. понимаются изменения в технике, которые оказались одним из оснований качественного преобразования социума, независимо от того, вся техносфера была при этом преобразована или же какой-то ее существенный элемент. Оказывается, что у истоков наиболее крупных социальных революций, ведущих к изменению типа культуры обнаруживаются те или иные технические инновации. Для древневосточных культур такую роль сыграли оросительные системы, которые могли успешно функционировать только при наличии жесткой центральной власти и которые, т. о., служили техническим основанием последней. Для античного мира “пусковой” технической инновацией стало овладение производством железа. Главным преимуществом железа была не его твердость, а относительная дешевизна и общедоступность, в силу которых железные орудия, в отличие от медных и бронзовых, получили массовое распространение в народной среде. Благодаря железным орудиям расширились масштабы земледелия, которое впервые отошло от речных долин с их мягкой почвой. Наличие многочисленных хозяйственных центров уже не требовало несомненного единовластия и способствовало регулярному обмену результатами деятельности, что в свою очередь привело к ее оживлению и способствовало развитию классического рабства. У истоков средневекового феодального общества обнаруживаются два изобретения: упряжь для лошади и стремя. Первое способствовало еще большему распространению земледелия и регулярности внешних сношений, второе обеспечило возможность создания тяжелой рыцарской конницы. Армия нового типа обеспечивалась соответствующей хозяйственно-политической организацией, наиболее характерной формой которой стало крепостное право. Капиталистические отношения не могли вполне утвердиться без машинного производства (о чем убедительно свидетельствует сравнение истории Голландии и Англии XVI — XVIII вв.), а социальное качество реального социализма во многом определялось попыткой перене-

==926

 

ТЕХНИЧЕСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ

сения принципов организации фабрики, построенной по принципам научной организации труда (принципом тейлоризма), на все народное хозяйство страны.

Т. р., сопровождающиеся коренным изменением социального качества, нередко происходят на основе широкого заимствования технических инноваций и имеют одним из результатов смену лидеров технического и социального развития. Т. р. является результатом взаимного отражения, взаимодействия, своеобразного исторического синтеза по крайней мере двух социальных структур, из которых одна находится на высоком для своего времени уровне развития, а другая (по видимости) является относительно отсталой и примитивной, причем основой, на которой вырастает новое, оказывается именно примитив. В качестве указанных структур могут выступать как целостные социальные организмы, так и различные по своим экономическим основаниям социальные образования внутри целого. Так, исходным моментом развития античного мира стало заимствование технических достижений цивилизаций древнего Востока, а промышленный переворот в Англии во многом определялся взаимодействием корпоративного городского ремесла и сезонного сельского и, соответственно, двух социальных групп. Как правило, активно воспринимает и заимствует, создавая при этом новое, социум, находящийся на переломе, не подавленный социальными институтами, способными пресечь интеллектуальное и техническое восприятие. Чтобы последнее было результативным, необходимо наличие социальной группы, для которой предполагаемая техническая инновация представляется адекватной ее наличным целям и ценностным установкам. Синтез собственных, исторически сложившихся социальных условий, ведущих к выделению такой группы, и заимствованной техники служит социально-техническим основанием, на котором строятся последующие изменения техники и социума.

Достаточно типична и другая ситуация: социум, находящийся на переломе, — в наличии, имеются в наличии

и социумы, у которых можно осуществлять техническое заимствование, но синтез осуществляется в таких формах, которые ведут к технически и социально-тупиковым результатам. Т. о. оказывается, что техническая эволюция, идущая в течение некоторого времени относительно спокойно в рамках того или иного социального организма, или меняет носителя своей магистральной тенденции, обретая новое качество роста, или разветвляется на несколько направлений, часть которых может оказаться тупиковой, или же реализуются оба варианта одновременно. Технический застой, предшествующий Т. р. — достаточно типичное явление. Он наступает по мере того, как в том или ином социуме достигается адекватность организации техносферы, социальной и политической организации. Характерными признаками застоя являются: а) экстенсивное развитие техники, неприятие принципиально нового в техносфере; б) техническая гигантомания.

Современный этап развития техники нередко называют научно-технической революцией (НТР). В большинстве отечественных источников утверждается, что главный признак НТР — превращение науки в непосредственную производительную силу. Указанный признак а) является образным выражением, поскольку наука не может быть производительной силой буквально; б) не свидетельствует о революционности современного этапа, поскольку, развитие техники на научной основе началось в эпоху промышленного переворота XVHI в. В этом смысле может идти речь об усилении имеющейся тенденции развития техники, а не о коренном переломе. Революционность заключается скорее в том, что становление постиндустриализма в техническом смысле предполагает качественное изменение организации труда, в ходе которого традиционное для машинизма закрепление за каждым работником узкой частичной операции уступает место относительно целостному труду, включающему ряд операций, а тем самым восстанавливается ценность и привлекательность живого труда. Квазире-

==927

 

ТЕХНОЛОГИЯ

месленная организация сохраняет оптимальность отдельных операций и требует соответствующего вещно-технического оснащения, поскольку разнообразные средства труда поступают в распоряжение субъекта труда. На этапе индустриализма, напротив, работники закреплялись за техническими средствами, в силу чего рабочего нередко называли придатком машины. В русле этой общей тенденции в некоторых отраслях производства (например, в горнодобывающей промышленности) обнаруживается стремление к отказу от пооперационного дробления технологического процесса вообще, что создает предпосылки для создания новых неантропоморфных технологий.

Д. М. Федяев

ТЕХНОЛОГИЯ — одно из самых многозначных понятий, характеризующих сферу делания чего-либо и рефлексии по этому поводу. Под Т. понимается: 1) техника; 2) описание последовательности трудовых операций, необходимых для превращения предмета труда в продукт, и самый процесс, соответствующий описанной методике; 3) сфера деятельности человека вместе с совокупностью знаний, обеспечивающих ее; 4) общая характеристика деятельности, типичной для того или иного социума; 5) особый тип мироотношения, присущий индустриальной и постиндустриальной эпохам.

Отождествление Т. и техники типично для современной литературы и обыденного языка. Единственное общепринятое в настоящее время различие состоит в том, что материально-вещные средства деятельности принято называть техникой, но не Т. Поэтому под Т. можно понимать сферу создания и применения технических средств. В узко производственном значении Т. — это совокупность методов обработки, изготовления, изменения состояния, свойств, формы сырья, материала или полуфабриката, осуществляемых в процессе производства продукции. Ее фиксирует и закрепляет “технологическая карта” — форма технической документации, в которой записан

весь процесс обработки изделия, указаны операции и их составные части, материалы, производственное оборудование и технологические режимы, необходимое для изготовления изделия время, квалификация работников. Оборудование описывается лишь в той мере, в какой это необходимо для выполнения соответствующей операции. Т. о., Т. в этом смысле совпадает с техникой в ее первоначальном понимании (умение, искусство). В качестве особого искусства, основанного на специально разработанных приемах деятельности, Т. присутствует не только в производстве, но в любой деятельности. Широко распространены термины “информационная технология” (совокупность методов сбора, хранения и переработки информации), “педагогическая технология” (совокупность методов обучения) и др.

В производственной сфере различаются антропоморфные и неантропоморфные Т. Первые (независимо от числа операций, работников, совершенства применяемых технических средств) воспроизводят действия человека, вооруженного инструментами. Вторые основаны на взаимодействии природных процесса (физических, химических, биологических) и построены так, что превращение сырого материала в продукцию осуществляется как бы естественным образом, аналогично природным процессам. Иногда употребляют крайне нестрогое понятие “высокие технологии”. Под таковыми понимают антропоморфные Т., в которых достигнута предельная простота отдельных операций, исключающая потребность в высококвалифицированном труде, а также неантропоморфные Т.

В англоязычной литературе отсутствует понятие технического знания. Оно замещается термином “Т.”, обозначающим одновременно сферу деятельности человека и совокупности знаний, обслуживающих ее. Т. и наука разграничиваются как различные сферы деятельности, связанные друг с другом, но имеющие в то же время свои самостоятельные пути развития. Т. связана в первую очередь со стремлением к эффективности, которая

==928

 

ТЕХНОЛОГИЯ

может быть достигнута и на основе истинного научного знания, и без него. Возможность достижения практических успехов при отсутствии научно-теоретического объяснения используемых для деятельности явлений означает, что она обслуживается особым “практическим” знанием — “как сделать что-либо” (know-how), тогда как научное знание есть в первую очередь знание о том, “что есть некий объект” (know-what). “Знание как” обеспечивает эффективность действий, тогда как основной характеристикой “знания что” является истинность или ложность. В то же время знание об эффективности есть также знание истины, даже если оно представлено в необычной логической форме. Оно есть истинное знание о том, что является эффективным. Предметное же знание (если таковое имеется), обосновывающее ту или иную Т., может быть как истинным, так и ложным.

Если Т. в собственном смысле слова есть деятельность, соотнесенная с техническими средствами, подкрепленная соответствующим “знанием как”, то в более широком смысле под Т. понимается общая характеристика совокупности трудовых действий, типичных для того или иного социума, подчиненных некоторым вполне конкретным социальным ориентирам. Специфика Т. определяется природными условиями, особенностями исторического развития, формирующими национальный тип. Попытка самой общей классификации Т. была предпринята в 1988 г. Г. С. Гудожником. Активное отношение человека к природе может быть направлено на господство, покорение сил природы. Соответствующая Т. называется интенсивной. Второй вариант состоит в подчинении природе, использовании ее сил в почти неизменной форме, — экстенсивная Т. Эти виды различаются степенью усилия, которое общество должно прикладывать в ходе трудовой деятельности, а также тем, какими сторонами природы оно при этом овладевает. При интенсивной Т. производственная деятельность направлена на овладение глубинными, сущностными сторонами

природы, при экстенсивной — на использование “явления” — внешней стороны природных процессов. Активное отношение к природе может принимать и средние формы, сочетающие господство и подчинение в более или менее одинаковой мере. Соответствующая Т. называется экстенсивно-интенсивной. Экстенсивная Т. характерна для азиатского способа производства. Она способствовала формированию “созерцательного” типа цивилизации. Интенсивная присуща античному миру, являвшему собой “деятельный” тип цивилизации. Смешанная форма отличала трудовую деятельность древних германцев. Каждому типу Т. адекватна особая форма собственности.

Для каждой исторической эпохи характерна своя особая Т., но, поскольку современная эпоха отличается чрезвычайной   практической   активностью, именно о ней говорят как о технологической. В работах Дж. П. Гранта, Г. Кана и др. проводится тезис, согласно которому специфика современной эпохи не ограничивается одним лишь количественным увеличением технологической активности. Под ее влиянием произошла перемена в западной идее блага. В изначальном понимании благо есть то, что предъявляет нам непререкаемое нравственное требование. Развитие Т. исключило из слова “следует” значение безусловного обязательства. Поскольку сегодня Т. открывает перед человеком практически неограниченные и многообразные возможности, он волен желать какого угодно хода событий и находить средства для реализации своего ведения. Природа переходит в распоряжение человека и становится просто сырым материалом, и больше ничем. В этом смысле Т. отличает современную эпоху, тогда как раньше имела место “просто” техника. Т. становится типом отношения человека к миру, включающем деятельностные и рефрексивные составляющие. Понятие Т. превращается в некий универсальный термин, характеризующий дух эпохи.

Д. М. Федяев

==929

 

ТИПОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД

ТИПОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД совокупность методологических процедур и соответствующих им мыслительных форм, ориентированных на понимание сложных явлений в их структурной самодостаточности, в их становлении и обособлении по отношению к гетерогенной среде. Первичной задачей Т п. являются аналитическое расчленение формальной целостности знания и последующий концептуальный синтез его наиболее устойчивых составных частей и внутренних связей в единство нового рода, говоря точнее, в содержательную целостность.

Т. п. неявно, т. е. на интуитивном уровне, сопровождает развитие науки на всем протяжении ее существования, но начинает осознаваться лишь со второй половины XIX в. в связи с утратой доверия к эвристическим возможностям классификации как логико-методологического способа организации научного знания. Классификация и органически связанная с ней логическая процедура аналитического деления с неизбежностью оперируют жесткими понятиями и требуют столь же строгой организации содержательного знания. И это понятно — в основание деления должен быть положен один, и только один признак, получающий родовое имя и создающий принципиальную возможность распознавать являющееся многообразие, распределять исследуемые предметы по классам и разбивать некоторую обширную область на более мелкие без остатка. Процедуры такого рода позволяют описывать и сложные объекты, но при одном обязательном условии — если его структура, т. е строгая последовательность соединения элементов вместе с их функциями, хорошо и доподлинно известна. Соответствующие иллюстрации могут быть в изобилии почерпнуты из сферы технического знания. Вполне понятно, что эвристические возможности классификации весьма ограничены — они экстенсивны, фактичны и строго детерминированы готовым знанием. В XIX в. интересы науки, а соответственно и философской методологии существенно сдвигаются в об

ласть постижения сложных объектов, существо которых зависит от одновременного учета, как минимум, нескольких признаков. Ясно, что прежний путь — “снизу”, от логического основания — был теперь заказан: приходилось либо начинать “сверху”, обозревая искомую предметную сферу с “птичьего полета” с учетом не только формы, но и целостного содержания, либо, наоборот, мысленно возвращаться к генетическому основанию, формируя своеобразную ситуацию методологического предпонимания. Именно эти настоятельные потребности и породили ту взаимосвязанную совокупность понятий, логических процедур и методологических приемов, которые получили обобщающее наименование Т. п.

Основными категориями Т. п. Являются: тип, типологизация, типология, типологический метод и типизация. Концептуальный смысл каждой из них формируется поначалу стихийно в самой исследовательской практике, неуловимо сплетаясь друг с другом и создавая психологическую ситуацию непонимания. Именно на этой стадии находится в настоящее время использование Т. п. во многих науках, даже в тех, которые кажутся ныне (и на деле являются, но уже в иных отношениях) “продвинутыми”. Симптомов такого непонимания два: “мода”, т. е. использование ставших сейчас популярными типологических терминов вообще без каких бы то ни было разъяснений, и “идолы площади”, т. е. использование старых привычных терминов в принципиально новых ситуациях Считается, например, что в физике есть две разновидности классификации: дескриптивная — приведение результатов к удобному виду — и структурная — сущностная. Ясно, что все жалобы на непонимание связи этих двух “разновидностей” порождены неправомерным отождествлением классификации с типологией. Только теоретически и герменевтически осознанный опыт типологических исследований способен высветить особое место и содержательный смысл каждой категории, а также глубинную связь между ними

==930

 

ТИПОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД

Категория “тип” обозначает такую совокупность признаков, которая образует внутренне устойчивое ядро взаимозависимостей и в этом своем виде становится всегда конкретной “единицей” типологического знания. Понятием “единица” мы обычно обозначаем наименьшее автономное образование в пределах некоторого класса однородных объектов. Главной трудностью осознания специфики типа как особой таксономической категории является понимание ее отношения к категории “род”, с помощью которой логически схватывается генетическое единство знания, и категории “вид”, основной классификационной единицы, позволяющей зафиксировать и описать по отдельности сколь угодно большое, т. е. неопределенное, экстенсивно расширяющееся и разнопорядковое множество элементов знания. Логически и семантически схватывая функциональные связи элементов знания, категория “тип” опосредует отношение между понятиями рода и вида, обнажая внутри “рода” его уникальную, т. е. его собственную структуру, и позволяя сократить до минимума “видовое” многообразие, превратив тем самым неопределенное множество во вполне определенное, доступное пониманию. Единство в типе становится внутренне расчлененным, множественность — минимальной, а перед знанием впервые открываются новые перспективы не только логико-гносеологического, но еще и онтологического, а также конкретно-исторического порядка. Эти перспективы и реализуются в процессе типологизации.

Типологизация представляет собой логико-методологическую процедуру поиска и обнаружения того минимума существенных признаков, без которых исследуемое сложное явление не способно ни существовать, ни множиться. Основными условиями и трудностями типологизации являются: 1) Обязательное включение познающего субъекта в целостную картину исследуемой сферы; 2) Обязательная выработка идеализированной модели, выполняющей исключительно важную роль универсального средства

(орудия) во всех типологических процедурах. Первое условие, как правило, либо бессознательно опускается (предполагается, что это и без того очевидно), либо намеренно не допускается (предполагается, что тем самым якобы обеспечивается “объективность” знания). На самом деле без этой процедуры содержательная целостность знания (а это требование для Т. п. является исходным и безусловным) не достигается в принципе К примеру, в сложном явлении “истории” обычно усматривают либо две смысловые характеристики (прошлое как таковое и повествование о нем), либо три, добавляя иногда еще и смысловую характеристику “нарратива”. Но прошлое как таковое безотносительно к чему-либо, непредставимо в принципе; безадресное повествование о прошлом — абсурдно, а нарратив, утративший способность удостоверять человека в подлинности событий и свидетельствовать о достоверности исторического повествования, превращается в пустышку, в знак без значения. Введение четвертой смысловой характеристики понятия “история”, предполагающей всю совокупность ныне живущих индивидов, находящихся во всем многообразии своего заинтересованного отношения к прошлому, к рассказам о нем и свидетельствам об их достоверности, радикально меняет познавательную ситуацию, делая ее целостной и самодостаточной. В других случаях включение познающего субъекта не выглядит столь грандиозно, как в сфере истории, но остается столь же обязательным: “познающий субъект” в процедуре типологизации принимает на себя двойную методологическую функцию — “строителя”, создающего фундамент типологического знания (“основание”), и “представителя” более или менее значительного множества людей (например, авторов) в этом основании. Тем самым создается сама возможность для усложнения основания, того самого, которое в процедуре классификации репрезентирует “отдельный признак”. Введение концепта “познающий субъект”, с одной стороны, позволяет реальному, живому исследователю

==931

 

ТИПОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД

корректно войти во внутрь исследуемой сферы, а с другой — достроить эту сферу до уровня целостности. Классическим эталоном творческого решения этих взаимосвязанных задач является опыт М. Бахтина: все многообразие художественной реальности свернуто им в теоретически осмысленное “целостное основание”, включающее четыре концепта — “автор — художественный мир — герой — читатель (зритель)”.

Второе условие не менее важно: пока “идеализированная модель” не выработана творческим разумом исследователя, типологизаторская работа остается не эффективной, а ее поле — вспаханным лишь частично. В роли модели может выступить и сам тип. В этом отношении наиболее интересен опыт М. Вебера, создавшего конструкт “идеального типа”: по свидетельству самого автора, эта познавательная модель сформулирована в терминах субъективных категорий; отдельные аспекты в ней намеренно преувеличены; а сама она рассматривается в качестве орудия, но не цели науки об обществе. В других случаях выработка целостного основания, идеализированной модели и типов “разводится” как по времени и месту исследовательской работы, так и по форме их вербального воплощения.

Только после того как найдены обе ключевые составляющие — “точка отсчета” (говоря точнее, “целостное основание”) и “идеализированная модель”, становится возможной эффективная типологизация. Последняя предполагает целую совокупность приемов и частных процедур, с помощью которых проблемное исследовательское поле трансформируется под самыми различными углами зрения и в самых разных направлениях. Например, в сфере исторического познания создаются градационная, дифференциальная, бинарная и аналитическая типологии; осознаются разнообразные типы исследовательских задач; и, наконец, складывается целостное представление об основных типах исторических процессов. Одной из важнейших составляющих типологических процедур является со

поставление каждой из них с эмпирическим знанием. Только на этой основе достигается соответствие типов и самой действительности, а также разная степень приближения к ней.

Термин “типология” нередко используется в качестве синонима по отношению к термину “типологизация” или в качестве обобщающей категории для всей сферы типологических предпосылок, понятий, процедур, а также частных и конечных результатов, достигнутых в конкретной исследовательской области. В методологическом плане это нерационально: синонимия здесь просто излишня, а для обобщающего понятия есть более абстрактное и удобное понятие — Т. п. Понимание специфически-содержательного смысла, скрывающегося за термином “типология”, достигается в контексте отношения “цель — средство — результат”: типология есть результат типологизации, взятый вместе с процессом, ведущим к нему. Акцент на результативной стороне Т. п. существенно меняет общую картину исследуемой сферы — она становится внутренне дифференцированной; в ней более или менее четко высвечиваются общий фон и выделенные узловые образования (типы); “идеализированная модель” начинает активно сопоставляться с частными типами, трансформируя их и тем самым придавая последним осмысленный с т. зр. целого вид; и, наконец, сама поисковая работа, будучи одновременно и ориентированной на синтез типов в рамках “целостного основания” и обнаруживая разносторонюю зависимость от творца типологии, от эмпирического материала, от логики и семантики, от методологической выверенности процедур, общего фона и многих других детерминант, становится с необходимостью гибкой и “живой”, чуть ли не такой же... как сама действительность. Во всяком случае, по сравнению с классификацией, хорошо продуманная и разработанная типология почти совсем не ощущается как некое умозрительное построение, несмотря на то, что сами авторы добротных типологий совершенно не скрывают конструк-

==932

 

ТИПОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД

тивного смысла своих творений. Например, Г. Беккер, автор одной из наиболее эвристичных социологических типологий, не только вводит термин “конструируемого типа”, но и напрямую заявляет, что с его помощью эмпирическая реальность никогда точно не описывается. И это понятно: цель типологии не в копировании наличного бытия как такового, а в понимании такой упорядоченности человеческого бытия, которая была бы соразмерной и гармонизированной как во внешнем плане, так и внутренне, как в пространстве, так и во времени.

Цель создания типологий, во-первых, не сразу реализуется, а во-вторых, требует особых средств. Рождающаяся типология может формироваться вокруг всего лишь одного типа, но в этом случае этот тип выступает в роли образца, т. е. идеализированного средства для сопоставления с “фоном”, из которого он (тип) начинает выделяться. К примеру, в такой взаимосвязанной роли выступила для К. Маркса Англия, страна, где атрибутивные характеристики капитализма проявились наиболее выпукло. Более часто становление типологии происходит на пути дихотомического деления. Именно таким способом Э. Кречмер выделяет и исследует два полярных психологических типа — шизотомический и циклотомический. Образцом здесь становится уже их полярность, настоятельно диктующая поиск либо переходных типов, либо единого основания. Говоря иначе, образец отделяется от типа, превращаясь в средство для сопоставления и обоснования типов. Если образец выступает лишь в функции сравнения, то количество типов может быть достаточно большим, но типология в этом случае остается весьма далекой от основательности и действительного историзма. Такой, например, выглядит типология человеческих типов у Э. Шпрангера, который различал 6 идеальных типов индивидуальности: 1) теоретик; 2) “человек экономический”; 3) эстетическая натура; 4) общественник; 5) человек, руководимый стремлением к власти; 6) человек религиозный. Принципиально иной становится общая кар

тина типологизируемой сферы, когда функции обоснования, сравнения и обратной связи объединяются в целостный идеализированный конструкт, одновременно являющийся архетипом, эталоном и желанным  образцом. Типология в этом случае становится изначально обоснованным и всегда конкретным минимумом идеальных форм, каждая из которых обретает способность воплощаться (благодаря внутренним смещениям т. зр. и последующим модификациям) в бесконечное число столь же конкретных вариантов. Наиболее интересна в этом плане нарративная типология в западном литературоведении. Самодостаточным, и в этом смысле универсальным средством построения типологий здесь выступает конструкт, совмещающий в себе все три функции — обоснования, сопоставления и обратной связи. Архетипический смысл этого конструкта полностью сосредоточен здесь в категории “нарратор”, под которым всегда подразумевается автор, способный воплощать в себе разные роли — всезнающего повествователя; “редактора” или “издателя”, вводимых в текст для создания эффекта авторского самоустранения; одного или нескольких “героев”, рассказывающих от “своего” лица о событиях, происходящих в сфере поэтической реальности; наконец, автор может выбрать такую грамматическую форму изложения, которая в состоянии создать эффект чуть ли не полного растворения себя в читателе (эффект “камеры”). Т. о., “точка зрения” нарратора постоянно находится в процессе самообоснования, то разворачиваясь в многообразии “голосов”, то снова сворачиваясь к архетипическому началу Функцию сопоставления  всех способов организации художественной реальности осуществляет уже не автор литературного произведения, а исследователь своеобразия авторских позиций. Для этого ему приходится вводить категорию “модусов” (рассказа или показа, внешней или внутренней перспективы, картины или драмы и т. д.). Именно модус становится средством-эталоном, с помощью которого исследователь способен теперь сопостав-

==933

 

ТИПОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД

лять идеализированный мир поэтической реальности с эмпирическим материалом и выделять в этом мире существенно различающиеся друг от друга и вместе с тем внутренне организованные типы. Например, английский литературовед П. Лаббок различает четыре повествовательные формы: 1) панорамный обзор; 2) драматизированный повествователь; 3) драматизированное сознание; 4) чистая драма. Кроме функции обоснования и сравнения архетипически организованный эталон выступает еще и в роли “образца”, выполняющего функцию обратной связи между типом и нарратором: в той мере, в какой исследователь-литературовед в состоянии, оставаясь собой, вставать на т. зр. нарратора, он может менять ракурс рассмотрения типов, выделять некоторые из них в качестве образцовых и под этим углом зрения реконструировать набор типологий, как по числу, так и по содержательной значимости. Именно этим обстоятельством объясняется кажущийся странным факт многообразия нарративных типологий: Н. Фридман насчитывает 8 нарративных типов, В. Фюгер — 12, Ян Линтвельт — 5 и т. д. Создание многообразных типологий, вариативных по форме, но сохраняющихся по своему существу, имеет не только ближайший резон (поиск оптимальной типологии), но еще и глубинный смысл — для выработки типологического метода.

Типологический метод как особая форма осмысления и реализации Т. п. отличается тремя исключительно важными чертами: генерализующим принципом, алгоритмичностью и направленностью. Как известно, всякий научный принцип представляет собой результат познания, способный стать началом приращения нового знания. Среди таковых генерализующий принцип выделяется своей способностью концентрировать знание вокруг некоторой главной идеи. Для всей типологической проблематики такой идеей, очевидно, является идея проектирования: именно она придает всеобщий смысл любым усилиям людей в этой сфере, любому поиску оптималь

ных процедур, гармонической сопряженности типов и, наконец, Т. п. в целом. Способом редукции всего многообразия форм упорядочения типологических процедур к теоретически осознанной вокруг идеи проектирования основе является наиболее устойчивая, стереотипно повторяющаяся и алгоритмически организованная последовательность “шагов”, ориентированных на некоторый ожидаемый результат. Алгоритмический характер типологического метода формируется благодаря предметному синтезу последовательностей, характерных для каждого из трех наиболее значимых для типологии уровней организации — генетического, структурного и когнитивного. На каждом из этих уровней есть и своя последовательность (например, на генетическом эта ритмика выражена в смене состояний “тенденция — начало — переход — основание”), но эта ритмика сплетается с двумя другими — структурной и когнитивной за счет символически гибкой эквивалентности категорий “тенденция”, “элемент (стихия)” и “абстрактное тождество” на одном уровне типологической интеграции; категорий “начало”, “функция (взаимосвязь элементов)” и “абстрактное различие” — на другом; категорий “переход”, “структура” и “конкретное различие” — на третьем; и, наконец, категорий “основание”, “система” и “конкретное тождество” на конечном. В зависимости от сферы приложения типологического метода этот алгоритм может варьироваться, усложняться или, наоборот, упрощаться, но сохраняется как минимум в своей общей направленности. Эта направленность, будучи осознана в проективном плане, приобретает теперь конструктивный характер или, говоря иначе, становится типизацией.

Типизация является, с одной стороны, концептуальным завершением Т. п., а с другой — началом практической реконструкции реального мира. Концептуальный смысл типизации аксиологичен: он всегда связан с поиском значимости любых человеческих действий и отношений, с осознанием судьбических последствий всякого рода социальных измене-

==934

 

ТОЖДЕСТВО и РАЗЛИЧИЕ

ний, с оценкой и переоценкой всего уходящего из человеческой жизни или возникающего в ней, со стремлением понять свои ближайшие и повседневные перспективы (пользу) или, напротив, ценностные ориентиры отдаленного будущего. Именно эти аксиологические ориентиры (благо, значимость, польза, ценность, оценка и смысл) окончательно оформляют любые образы “типического”. И только в той мере и степени, в какой поняты эти ориентиры, складываются разные формы типизации, изменяющие саму реальность. Простейшей формой типизации является тиражирование; более сложный характер носит стандартизация, но и она еще безличностна. Наиболее сложный и ответственный характер имеют (пока) схемы типизации в “социальном конструировании реальности” (П. Бергер, Т. Лукман): они непосредственно влияют на всю сферу жизни индивидов, на их самочувствие и судьбу.

В. И. Плотников

ТОЖДЕСТВО и РАЗЛИЧИЕ - парные категории диалектики, в своей взаимосвязи отражающие единство многообразия в мире, соотносительность моментов объединения и разъединения любых ? и Y (вещей, явлений, процессов), находящихся во взаимодействии. ? и Y тождественны, когда все свойства ? объективно совпадают со всеми свойствами ?. Т. выражает предельный случай неразличимости, равенства, сходства, взаимной заменимости объектов. Полагать две вещи неразличимыми, говорил Г. Лейбниц, — означает полагать одну и ту же вещь под двумя именами. Р. — несовпадение, неравенство, несходство ? и Y по каким-либо признакам. Два тела различны, когда об одном из них можно сказать нечто, чего нельзя одновременно высказать о другом (Т. Гоббс).

Принцип индивидуации, выражающий онтологический аспект проблемы Т., гласит: всякая вещь неповторима и единственна в каком-либо отношении. Однако в некотором ином отношении та же вещь может перестать быть неповто

римой. Принцип индивидуации, по мнению Д. Юма, есть не что иное, как неизменяемость и непрерывность какого-либо объекта при предположении изменения во времени.  Нет абсолютно тождественных вещей ? и Y. Вместе с тем наличие объективно-общих моментов в ? и Y позволяет людям осуществлять в практических или познавательных целях абстракцию отождествления различных объектов ? и Y (принцип тождества неразличимых Г. Лейбница).

Теория диалектики требует рассматривать Р. в единстве с Т, всякий раз задавая систему отсчета для их сравнения. В зависимости от задаваемого уровня анализа выделяют разные типы Т. и Р. Так, В. В. Ким предлагает три уровня глубины Т. и Р.: а) при сравнивании ? и Y как уникальных единичных вещей между ними можно выявить сингулярное Т. и Р.; б) при сопоставлении ? и Y как компонентов основных видов материи (например, как чего-то физического или биологического) между ними возможно установление субстратного Т. и Р.; в) ? и Y могут быть субстанционально-тождественными или субстанционально-различными, если они восходят к одной и той же субстанции или принадлежат разным субстанциональным началам.

Со временем интерес исследователей к разным аспектам взаимосвязи Т. и Р. меняется. Так, античные философы, по мнению Т. И. Ойзермана, стремились представить все существующее как субстанционально-тождественное, а различие — как видимость. С XVII в. ученые начинают все более пристально изучать различия вещей, стремясь не столько к генерализациям, сколько к индивидуализации объектов. В основу своей монадологии Лейбниц кладет идею о субстанциональном различии между уникальными монадами. Для Гегеля же, напротив, характерно пренебрежение к единичному и индивидуальному, он переносит акцент на общее и тождественное. Чем сложнее форма движения материи, тем большую роль в ее “механизме” могут играть именно Р., а не Т. (М. Н. Руткевич) Не случайно неокантианцы объявили наи-

==935

 

ТРАДИЦИИ

более подходящим для гуманитарных наук идиографический метод: если естествознание обобщает и устанавливает законы, то история — индивидуализирует, выделяет исторические индивидуумы.

Традиционная формальная логика привычно пользуется понятием абстрактного Т. (А = А) и законом тождества, не принимая во внимание исторических изменений, происходящих с ее объектами. Диалектическая логика, напротив, учитывает изменчивость обсуждаемых объектов и пользуется понятием конкретного Т., в котором мыслится различие (А = А и ? 5ί ΐ). Устойчивость проявляется как Т. изменяющегося объекта с самим собой, а изменчивость — как нарушение этого Т., т. е. как Р. внутри Т. Диалектик скажет, что Р. существует внутри Т, а Т. внутри Р. Особый интерес представляет Т. диалектических противоположностей. Само диалектическое противоречие Гегель определил как существенное различие явлений в рамках Т. (целого), а сутью диалектики он считал рефлексию (взаимоотражение) противоположностей вплоть до отождествления противоположностей в “третьем” (новом качестве).

Д. В. Пивоваров

ТРАДИЦИИ — концентрирующие образцы, стереотипы деятельности, которые путем временной передачи обеспечивают воспроизводство в жизни человеческих общностей, в деятельности новых поколений аккумулированного социального опыта. В литературе понятие Т. давно стало предметом обсуждения философов, культурологов, социологов, этнографов и т. д. К вопросу о роли Т. в процессе консолидации социальной системы обращались в свое время и представители западной и русской философии истории (И. Г. Гердер, О. Шпенглер, Н. Я. Данилевский и др.), и социологи XIX в., такие как О. Конт, Э. Дюркгейм, Н. Кареев, последний, в частности, определял Т. как своего рода привычку, сформированную на основе подражания. Современные авторы исследуют феномен Т. в различных аспектах, определяя его либо как средство социализации челове

ка, либо как интегрирующую социальную целостность механизма. В последнем случае Т. рассматриваются либо как “средство стабилизации утвердившихся в данном обществе отношений”, способ “осуществлять воспроизводство этих отношений в новых поколениях”, либо как “тип отношения между последовательными стадиями развивающегося объекта”, в т. ч. и культуры, когда “старое” переходит в “новое” и продуктивно “работает” в нем, либо как “все виды групповых, социально организованных стереотипов человеческой деятельности”, либо как элементы в структуре социальных норм. Т. формируются в процессе непосредственной коллективной деятельности людей по освоению природной среды, выступая тем собственно социальным фактором, который, во-первых, обеспечивает процесс адаптации социума к условиям среды и, во-вторых, выполняет роль первичного регулятора отношений между членами социума. В процессе совместной деятельности, жизнеобеспечения человеческие локальные коллективы накапливают определенный социальный опыт, и Т., оформляя его в определенных стандартах поведения, осуществляют его отбор, концентрацию и временную передачу. Следующие свойства Т. позволяют им выполнять функцию обеспечения целостности социума: коллективный характер формирования, кодирования социальной информации; весьма высокая степень устойчивости; сочетание сознательных и бессознательных факторов в процессе кодирования и расшифровки социальной информации; способность к интеграции индивидуального и надындивидуального опыта; отсутствие жесткости, однозначности в процессе регулирования посредством традиций поведения человека и жизни социального организма, несводимость традиций к жестким алгоритмам деятельности.

Т., как интегральное явление, включают в себя обычаи, ритуалы, обряды и др. стереотипизированные формы деятельности. Однако они несводимы к последним, т. к., в отличие от них, не дают детальных предписаний в деятельности,

==936

 

ТРАДИЦИОННОЕ ОБЩЕСТВО

а формируют лишь направленность поведения. Отмеченные свойства позволяют Т. выступать фактором внутренней консолидации именно больших человеческих общностей, таких как этносы, культурноисторические типы, т. е. общностей слабо детерминированных, обладающих высокой степенью стохастичности. Вероятностный характер многих структурных звеньев таких общностей обусловливает то, что именно Т., которые имеют “подвижные рамки”, “расплывчатые границы”, становятся законами связи их подсистем, законами вероятностными, статистическими.

В. А. Алексеева

ТРАДИЦИОННОЕ ОБЩЕСТВО -

общество, основанное на воспроизведении схем человеческой деятельности, форм общения, организации быта, культурных образцов. Традиция в нем выступает главным способом передачи социального опыта из поколения в поколение, социальной связью, подчиняющей себе личностное развитие человеческих индивидов. Если пользоваться общепринятой терминологией, можно сказать, что Т. о. охватывает развитие докапиталистических формаций или социальную эволюцию вплоть до начала развития индустриального общества. Если использовать гипотезу К. Маркса о трех ступенях истории, отличающихся разными формами взаимосвязанности индивидов, можно охарактеризовать Т. о. как систему (или системы), где доминируют формы личной зависимости человека от человека. Этим формам соответствует внеэкономическое принуждение, которое и выступает ограничителем личных свобод человеческих индивидов. Т. о. не поощряет индивидуального творчества, и социальные инновации осуществляются в нем как бы сами собою, эволюционным путем на протяжении жизни и деятельности многих поколений.

Т. о. является “закрытым”, “замкнутым” обществом, оберегающим нормы и стандарты своей культуры от воздействия и влияний со стороны других обществ и культур. Т. о. начинает утрачивать свои

позиции по мере развития торговых, экономических контактов между странами, в ходе создания универсальных средств общения, техники и технологии, отделяющей личные связи между людьми от их функций в процессах разделения деятельности. Возникновение машин и индустриальной технологии окончательно подрывает систему личных зависимостей, скреплявшую основные структуры Т. о.

В. Е. Кемеров

ТРАНСГРЕССИЯ (греч. trans — сквозь, через; gress — движение) — термин неклассического философствования, буквально означающий “выход за пределы”, своего рода опыт предела. Ж. Батай понимает под Т. радикальное преодоление социальных запретов, неучет целей рода в индивиде. Он полагает, что наступил конец эпохе порядка, разумности, полезности, в которой господствовал принцип эквивалентности и максимума прибыли при минимуме затрат. Наступила эпоха Т., чрезмерности, суверенности и эротизма. История была подчинена сохранению жизни и поддержанию себя в ней. В ней господствовало рабское условие господства (Ж. Деррида), которое делало ее возможной. Батай считает, что маркиз де Сад явился первым выразителем эпохи выхода за пределы, противопоставившего себя нормальному субъекту XVIII в. Ибо Сад подступился к парадоксальности: жизнь в наибольшей интенсивности, в поиске наслаждений отрицает самое себя. Обратившись к истории культуры (опираясь на труды Ф. Боаса и М. Мосса), Батай обнаруживает, что желание без цели, эротизм и смерть были хорошо известны в религиозной жизни традиционных обществ. В них область сакрального была строго отделена от профанного, точно так же, как порок локализован в современном обществе. Жестокость и разрушительность божественного проявлялась в жертвоприношениях, которые ничуть не уступали по кровавости садовским сценам. Божественное оказывалось охранительным тогда, когда была удовлетворена потреб-

==937

 

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНЫЙ РЕАЛИЗМ

ность в разрушении. Жизнь традиционного общества делилась как бы на две сферы. Первая была подчинена полезной деятельности, в ней господствовало сдерживание активности. Вторая представляла собой непроизводительное расточительство, в ней царила интенсивность и разгул. Сферы эти были разделены, но вторая существовала за счет первой. Страх предавал смысл разгулу, а бесцельная растрата оставалась целью полезной деятельности. Батай приходит к выводу, что отрицание порядка и пользы лежит в природе людей. Человек по природе двойственен: он созидателен, но он же и устремлен к истреблению (ср. необходимость раздора, а не согласия у И. Канта или борьбу сил у Ф. Ницше).

По М. Фуко, современность началась с того, что дали слово сексуальности и возвестили о смерти Бога — тем самым отняли предел у Беспредельного. Смерть Бога ведет к опыту предела — в акте эксцесса, излишества и злоупотребления, стремящихся преодолеть этот предел. Т. — это жест, который обращен на предел. Предел и Т. обязаны друг другу плотностью своего бытия. Т. доводит предел до предела его бытия. Она оплотняет бытие того, что отрицает. Вместе с тем, Т. ничего не осмеивает и не стремится потрясти основы чего-либо. Она утверждает определенное бытие, а именно, бытие в пределах. В Т. нет ничего от установления разрыва или разлученности, но есть лишь то, что может обозначить бытие различения. Со времен Сократа философский язык гарантировал безмятежное единство субъективности. Теперь субъект открывает себя с языком, который скорее говорит им, чем он говорит на нем. Речь при этом не идет о конце философии, а о конце философов как суверенной формы философского языка. Произошло погружение философского опыта в язык и открытие того, что в том движении, которое совершает язык, когда говорит то, что не может быть сказано, — именно там совершается опыт предела как он есть, как должна его отныне мыслить философия. Здесь в языке открывается Другое.

М. Мерло-Понти в рамках феноме

нологии социальности особенно подчеркивает, что опыт Другого возможен лишь в той мере, в какой ситуации составляют часть cogito. Используя терминологию Э. Гуссерля, он подчеркивает, что это возможно только посредством интенциональной Т. Гуссерль в основу моего восприятия поведения в окружающем пространстве кладет то, что он называет феноменом сцепления и интенциональной Т. Мерло-Понти, развивая идеи интенциональной Т., подчеркивал, что “именно зрелище других тел инвестирует меня и я вижу, как в пространстве вырисовывается фигура, она пробуждает и собирает вместе возможности моего собственного тела, как если бы речь шла о моих жестах и моем поведении”. Речь также является замечательным примером тех поведений, которые “опрокидывают мои обычные отношения с объектами и наделяют некоторых из них ценностью субъектов. Порядок интенциональной Т. преподает мне то, чего не может знать никакое конституирующее сознание, а именно — мою принадлежность к еще неконституированному миру”. Тело и речь дают нам больше, чем мы туда помещаем, но, как организм, мое тело не может научить меня видеть в поведении, которое я же и наблюдаю, появление моего другого Я. Чтобы передо мной возникло alter ego и другая мысль, мне необходимо самому быть Я вот этого моего тела, быть мыслью вот этой воплощенной жизни. Субъект интенциональной Т. может осуществить ее лишь постольку, поскольку сам он ситуационно локализован.

С. А. Азаренко

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНЫЙ   РЕАЛИЗМ — концепция антипозитивистского натурализма, основанная на реалистическом взгляде на науку. Разрабатывалась Р. Бхаскаром и в последующем У. Аутвейтом. Включает трансцендентальную перспективу в реалистическую теорию науки.

Основной проблемой философии социальных наук Бхаскар считает возможность исследования общественной жизни по аналогии с природой. “В какой

==938

 

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНЫЙ РЕАЛИЗМ

мере общество может изучаться так же, как и природа?” Положительный ответ на этот вопрос влечет натуралистическую научную традицию, согласно которой социальные и естественные науки одинаково применяют позитивистские принципы. Отрицательный ответ влечет антинатуралистическую научную традицию, постулирующую разделение методов социальных и естественных наук. Бхаскар выдвигает концепцию антинатуралистического позитивизма, призванную дать такое основание науки, которое бы позволяло применить собственные и более или менее специфические методы как социальных, так и естественных наук, не отрицая существенных различий в их методах, основанных на действительных различиях их предметных областей. Антипозитивистский натурализм в известной степени преодолевает недостатки двух основных философских концепций социальных наук — позитивизма и герменевтики.

Позитивизм справедливо указывает на тот факт, что в природе и в обществе действуют причинные законы, обобщения. Правы позитивисты и в том, что эти законы и обобщения очень часто нефиксируемы, ненаблюдаемы. Ошибка же их заключается в редуцировании законов к эмпирическим регулярностям. Герменевтика правильно считает, что социальные науки имеют дело с реальностью, уже интерпретированной и схваченной в форме определенных концепций социальными индивидами. Ошибка герменевтики заключается в сведении социальной науки к модальностям отношений “объект — объект”, “концепция — концепция”.

Единство социальных и естественных наук основано на понятии “нетранзитивных объектов”. Нетранзитивность означает, что реальные сущности, отношения и механизмы существуют независимо от нашего описания. Если философия науки занимается нетранзитивным измерением, т. е. онтологией нашего знания, то социальные науки — транзитивным измерением. Т. о., любая научная теория содержит онтологический эле

мент, раскрывающий способы проникновения в нетранзитивные объекты. Онтологический элемент научной теории неопровержим по эмпирическим основаниям, поскольку формулируется безотносительно к его манифестации в действительности. Задача субстантивной теории заключается в определении способов реализации в социальных контекстах и, следовательно, подлежит эмпирическому опровержению.

Бхаскар утверждает, что по ту сторону эмпирически наблюдаемых и фиксируемых явлений и событий существуют нетранзитивные порождающие механизмы, мыслимые исключительно в онтологических терминах, которые независимы от нашего описания. Именно взаимодействие этих нетранзитивных механизмов объясняет существование социальных явлений и событий. Эти механизмы, сущности и отношения составляют нетранзитивные объекты научной теории. “Существуют транзитивные объекты науки, которые созданы людьми для того, чтобы представлять нетранзитивные объекты науки, сущности и структуры действительности”. В этом заключается суть Т. р.

Наука применяет два критерия для приписывания реальности к определенному объекту — перцептивный и причинный. Представители натурализма считают, что социальное должно быть либо эмпирически реальным, когда предметами научного познания выступают элементарные события, либо трансцендентально идеальным, когда предметами научного познания выступают модели, идеальные формы естественного порядка. Т. р. считает, что предметами научного познания являются порождающие структуры и механизмы, существующие реально и независящие от наших знаний и опыта, от условий, обеспечивающих доступ к ним.

Основной недостаток эмпиризма и трансцендентального идеализма заключается в редукции онтологии к эпистемологии, вопросов о бытии к вопросам о познании бытия. Господство гносеологии ведет к тому, что возможности познания объекта ставятся в зависимость от его

==939

 

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНЫЙ РЕАЛИЗМ

наличной данности. Познавать можно постольку, поскольку нечто существует реально, поддается эмпирическому наблюдению и фиксации. Поэтому и для эмпиризма, и для трансцендентального идеализма незыблемым является онтология эмпирического мира. Т. р. прежде всего нацелен на онтологический вопрос о свойствах, которыми обладает общество. Онтологический вопрос влечет эпистемологический: как эти свойства делают их возможными объектами познания для людей. Т. о., с позиций Т. р., в качестве свойств выступает природа объектов, которая предопределяет их познавательные возможности.

Бхаскар подвергает критике методологический индивидуализм и социальную концепцию, включающую утилитаризм, либеральную политическую теорию и неоклассическую экономическую теорию. Методологический индивидуализм трактует общество и социальные явления как результат решений индивидов. Социальное синонимично групповому и эксплицируется как поведение группы индивидов или индивидов в группе. Другая социальная концепция рассматривает “разум как слугу страстей”, а социальное поведение сводит к отождествлению разума с желаниями, рассматриваемыми нейрофизиологически. Отношения не играют сколько-нибудь существенной роли в этих концепциях. Отсюда их антиисторичность и априорность. Этим концепциям Бхаскар противопоставляет релятивистскую концепцию предмета социальных наук, согласно которой “общество не состоит из индивидов или групп, а выражает сумму тех связей и отношений, в которых эти индивиды находятся друг к другу. ...Главное движение в научной теории — это движение от явных проявлений общественной жизни, понятийно выраженных в опыте участвующих в ней социальных субъектов, к тем существенным отношениям, которые делают необходимыми эти проявления”.

В социологической теории привычно разделение на два лагеря: первый представлен прежде всего Вебером и его последователями, для которых общество

суть результат преднамеренного или осмысленного действия. Другой представлен Дюркгеймом и его последователями, для которых общество и социальные явления рассматриваются как автономные и независимые от индивидов. Попытка диалектического синтеза, представленная П. Бергером, ведет к серьезным недостаткам, поскольку, с одной стороны, дает основание- волюнтаристскому идеализму, а с другой — механистическому детерминизму. Следуя Марксу, социальную деятельность можно аналитически рассматривать как производство; следуя Дюркгейму, общество можно рассматривать как содержащее материальные причины человеческого действия. Если вслед за Вебером отказываться реифицировать общество, то можно будет рассматривать общество и человеческую практику как двойственность. Общество есть условие и непрерывно воспроизводимый результат человеческой деятельности. Практика также выступает как сознательное производство и бессознательное воспроизводство условий производства. В первом случае речь идет о двойственности структур, во втором — о двойственности практики. Двойственность практики и структуры опосредована системой понятий, определяющих точки соприкосновения человеческой деятельности и социальной структуры. Такие точки должны удовлетворять двум требованиям: с одной стороны, они должны оставаться непрерывными по аналогии с обществом, с другой стороны — дискретными по аналогии с индивидами. Такую посредствующую систему Бхаскар называет позицинно-практической системой, обозначающей систему позиций, занимаемых индивидами, и практик, видов деятельности, в которые они вовлечены, поскольку занимают эти позиции.

Согласно Бхаскару, необходимо четкое категориальное различие между индивидом и обществом и, соответственно, человеческих действий и социальных структур. Суть этого различия заключается в том, что индивиды в своей сознательной деятельности по большей части бессознательно воспроизводят и трансформируют структуры, направляющие

==940

 

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНЫЙ РЕАЛИЗМ

субстантивные производительные деятельности. Можно привести пример: люди женятся не для того, чтобы воспроизвести нуклеарную семью, и работают не для поддержания капиталистической экономики. Между тем, семья и капиталистическая экономика оказываются непреднамеренными результатами человеческой деятельности.

Следующим образом описывает Бхаскар предлагаемую модель: “Люди не творят общество. Ибо оно всегда предшествует им и составляет необходимое условие их деятельности. Скорее на общество должно смотреть как на совокупность структур, обычных практических процедур и условностей, которые индивиды воспроизводят и преобразуют, но которые реально не существовали бы, если бы они (люди) этого не делали. Общество не существует независимо от человеческой деятельности (ошибка реификации). Но оно и не продукт ее (ошибка волюнтаризма)”. Т. о., между обществом и индивидом существует онтологический разрыв: общество существует только через человеческую деятельность, но последняя всегда выражает или использует конкретную социальную форму. Общество скорее следует концептуализировать в рамках преобразовательной модели, где индивиды преобразуют социальные структуры с целью максимизации возможностей для проявления собственных способностей.

Бхаскар проводит различие между естественными и социальными механизмами человеческой деятельности и, соответственно, вводит онтологические ограничения на возможные варианты натурализма.

1). Социальные структуры, в отличие от природных структур, не существуют независимо от видов деятельности, направляемых ими.

2). Социальные структуры, в отличие от природных, не существуют независимо от идей и представлений субъектов о сути своей деятельности.

3). Социальные структуры, в отличие от природных, могут быть только относительно устойчивыми.

Касаясь онтологического статуса общества, Бхаскар замечает, что критерий причинности, применяемый Дюркгеймом для идентификации реальности социальных фактов на уровне коллективистской концепции социологии, может быть использован и в релятивистской концепции, поскольку в качестве предмета социологии берется неэмпирический объект, гарантирующий ее теоретическую автономию. Исходя из тезиса о том, что социология имеет дело с социальными структурами, управляющими необходимыми для воспроизводства и преобразования определенными социальными формами, Бхаскар делает вывод, что “не может быть социологии вообще, возможна только социология особых, исторически определенных социальных форм”.

Касаясь гносеологического вопроса: каким образом общество и его определенные формы становятся объектами научного познания, — Бхаскар напоминает, что основные онтологические ограничения натурализма зависят от деятельностной, концептуальной и пространственновременной зависимости  социальных структур. Бхаскар предлагает еще два ограничения.

1). Общество является чисто теоретическим объектом исследования, и поскольку оно не воспринимаемо, оно не может быть эмпирически идентифицировано независимо от своих следствий. Люди знают о существовании общества, но доказать это никогда не в состоянии. В этом смысле общество не отличается от объектов естественных наук. Бхаскар утверждает, что общество от объектов естественных наук отличается не тем, что оно не может быть идентифицировано независимо от своих следствий, а тем, что оно не может существовать без них. Социальная наука должна рассматриваться только как объект субстантивного объяснения. Отсюда ее открытость и незавершенность. А это означает, что в социальной науке не существует решающей проверки теории. Критерием рациональности научной теории и замены теории должны быть “объяснительность и не-

==941

 

ТРИАДА

предсказуемость”. Теории используются для объяснения социальных явлений, но никакое измерение интерпретируемых явлений невозможно. Смыслы могут быть понятны, но не измерены.

2). Второе ограничение касается референциальной предметности социальных и естественных наук. Основное различие заключается в том, что социальные науки принадлежат собственной области исследования. Тогда как объекты природы как объекты научного познания существуют и функционируют независимо от процесса производства знания, объектом которого они являются. В социальной сфере процесс производства знания внутренне соотносится с процессом порождения объектов, которых касается это знание. Между развитием знания и развитием объекта знания существует устойчивая связь, поэтому социальная теория, в отличие от естественнонаучной, заведомо является неполной. С другой стороны, эта устойчивая связь объясняет, каким образом в социальной реальности формируется теория. Большинство явлений, с которыми сталкивается исследователь, идентифицируются “благодаря концептуально зависимой природе социальной деятельности”.

Для позитивизма наука — вне общества, для герменевтики — общество вне науки. Позитивизм поддерживает концепцию общих законов, идеологии и общества; герменевтика — концепции субъективности, смысла и культуры. Т. р. в противоположность позитивизму и герменевтике утверждает, что предмет социальной науки “и законоподобен, и историчен”. Законоподобен в противоположность утверждениям бихевиористов и сторонников метода понимания, историчен в противоположность утверждениям индивидуализма и структурализма.

Т. X. Керимов

ТРИАДА (от греч. trias, род, падеж; triados — троица) — термин, обозначающий тройственный ритм движения бытия и мышления, а также особый способ классификации и моделирования действительности.

Пифагор считал число “три” числом

тайны. Это число отвечает мужскому началу, Духу. В феноменальном плане троичность есть принцип образования физического тела, а в плане сущностном Т. — это первое понятие проявленного божества (Отец, Мать, Сын). В геометрии только треугольники, а не одна или две прямые линии, выглядят как простейшие завершенные фигуры. Греческая буква “дельта”, которую изображают в форме треугольника, у эзотериков означает “проводника неведомого божества”, и слово “Deus” y латинян начинается с той же буквы. Цифра “З” у древних — идиограф трех материальных элементов: воздуха, воды и земли. Т. — завершенный ансамбль монады (принципа постоянства и формы) и диады (принципа неопределенности, множественности и материи). Пифагор полагал, что закон триадичности есть универсальный закон мироздания.

Платон и платоники широко использовали идею Т. Например, они учили об образце, демиурге и материи как о трех началах, а о нусе, псюхе и космосе — как трех ступенях бытия. В христианской философии Т. играет первостепенную роль. Бог предстает Троицей, соборным единством Отца, Сына и Святого Духа. Согласно трехмерной модели человека, изложенной в посланиях ап. Павла, человек состоит из плоти, души и привходящего в душу духа. В отличие от неоплатонического учения о Т. как лестнице, составленной нисходящими и восходящими безличностными структурами, ипостаси христианской Т. — единосущные лица, онтологически равные друг другу. Идея Т. получила дальнейшее развитие в немецкой классической философии. Так, в системе Гегеля эта идея воплощена в его схеме всякого развития: “тезис — антитезис — синтез”. Марксисты, материалистически переиначивая Гегеля, описывают процессы развития “триадически” — в форме закона отрицания отрицания. Идея Т. — одна из фундаментальных не только в философии, но и во всех прошлых и ныне сосуществующих культурах.

Д. В. Пивоваров

==942

 

ТРУД

ТРУДпроцесс создания людьми условий и средств существования; воплощения человеческих сил, умений, знаний; преобразования и приспособления природного материала к человеческим потребностям. Т. — способ воспроизводства и накопления общественного опыта; в более узком смысле — способ умножения благ, богатства, капитала.

В житейском сознании Т. — это работа, требующая напряжения и траты сил, “все, что утомляет” (В. Даль).

Философские определения Т. сопряжены с трактовкой человеческой деятельности, с анализом социально-исторических форм ее разделения и связывания, “синтезирования” (см. “Деятельность”). В этом плане Т. характеризуется как аспект деятельности, в котором человеческие силы и способности опредмечиваются, приобретают форму внешности, вещности, предметности, независимую от создавшего ее индивида и, вместе с тем, пригодную для присвоения ее другими людьми, для перемещения ее в пространстве и времени общества. Этот акцент — и на практике и в теории — достигается ценой того, что “в тени” остаются другие аспекты деятельности: распредмечивание человеком качеств природной и социальной предметности (материал, орудия, средства), культивирование собственных сил и возможностей людей, их самореализация. Т. оказывается процессом, порождаемым людьми, но и порождающим такие условия, средства, инструменты, формы, стандарты, к коим вынуждены приспосабливаться сами люди, причем не считаясь порой с другими аспектами своего деятельностного бытия, индивидуального существования, общения и т. п. Т. реализует человеческие силы, дает им предметные и общественные формы и обеспечивает возможность их отделения, абстрагирования от людей и их бытия.

Наиболее явным отделение Т. от других аспектов человеческой деятельности становится в индустриальном обществе. В условиях роста крупного машинного производства Т. превращается в составляющую экономического и техни

ческого прогресса, как бы реально абстрагируется от индивидуального бытия людей, их частной жизни. Т. оказывается особого рода процессом опредмечивания человеческих сил, включенным в действие овеществленных условий и средств производства. В составе и во взаимодействии с этими средствами Т. образует “экономическую машину” увеличения богатства и “работает” в соответствии с законами и формами существования такой машины. Поскольку функционирование “экономической машины” трактуется в индустриальном обществе как важнейшее условие развития, то “абстрагированный” от индивидов Т. рассматривается как сфера их непосредственно общественной жизни. Но поскольку такой Т. является чуждым (см. “Отчуждение”) личностным формам жизни людей, постольку развитие самих индивидов часто противопоставляется Т. и осуществляемым им социальным связям. С этим сопряжены довольно жесткое разграничение социальных наук и гуманитарного познания, а в рамках социальных наук — оппозиция социальной и индивидуальной жизни людей.

Эта ситуация была проанализирована К. Марксом в его экономических исследованиях, где он показал, что отчужденный Т. есть условие и средство стремительного — в определенных исторических рамках — роста капитала. Он зафиксировал парадоксальную зависимость: Т. является постоянным источником капитала и вместе с тем реализуется в абстрактных и машинизированных формах, навязанных капиталом человеческой деятельности. Т. о., Т. определяется капиталом как обезличенная, абстрагированная, отчужденная деятельность человеческих индивидов, т. е. “чистая” человеческая энергия, обеспечивающая воспроизводство и умножение богатства. К. Маркс показал в своих экономических работах, что отношения Т. и капитала — это отношения противоположных моментов общественного воспроизводства, процесса, в котором взаимообусловлены не только количественные характеристики Т. и капитала, но и их качествен-

==943

 

У-ВЭЙ

ные изменения. Однако в политических трактатах К. Маркса и многих его последователей эта сложная взаимообусловленность “отодвигалась” на второй план, а на авансцене оставались Т. и капитал как две, противостоящие друг другу политические и социальные силы. Эта оппозиция надолго закрепилась в идеологии и политической практике, тем более, что она вполне соответствовала логике простых противопоставлений, свойственной стереотипам обыденного сознания, и эту логику подпитывала.

Экономический анализ К. Маркса строился на допущении, согласно которому сложный Т. может быть сведен к Т. простому, а капитал может беспрепятственно возрастать, пока он находит ресурсы развития в насыщении системы машин энергией простого Т. Практика XX столетия потребовала внимательно отнестись к этим допущениям и связанному с ними расчету. Попытки повысить качество производства и увеличить его прибыльность ценой “выжимания” из работника максимума его физических и психических сил (“Работник — та же машина, только вместо электричества и смазки ему надо платить зарплату” — формулировка эпохи становления конвейерного производства и соответствующих концепций организации Т.) не дали экономического эффекта. Суммирование простого Т. не обеспечивало новых качеств деятельности и организации, не гарантировало успеха на рынке. Требовался иной тип Т. и соответствующее переструктурирование капитала.

Т. может рассматриваться как некая константа, характеризующая “обмен веществ” между человеком и природой (К. Маркс). Но эта константа, очевидно, абстрагируется от качеств самого Т., от культурно-исторических форм его реализации. Даже если исходить из нее, как из начального допущения, то следует добавить, что Т. есть обмен веществом, энергией и информацией, причем даже в самых своих элементарных формах. Информация в данном случае и означает ту схему осуществления Т. (траты вещества и энергии), которая определяет в нем че

ловеческую специфику. И если в эпоху классического индустриализма и капитализма можно было отвлекаться от этой стороны Т. и делать акцент на преобразовании и присвоении вещества природы (а заодно игнорировать личностные характеристики Т.), то в середине XX столетия информационные аспекты Т. оказываются наиболее важными — ив экономическом, и в социальном, и в управленческом, и в экологическом планах. Соответственно Т. обнаруживает свою внутреннюю связь с др. аспектами деятельности: самореализацией и общением индивидов. Все более повышается значение воспроизводящей функции Т. (в противовес функции преобразования): сохранение равновесия между различными социальными, научными, культурными схемами деятельности, с различными природными формами требует все больше усилий. В этом плане Т. становится условием и средством достижения приемлемых отношений человека с миром и себе подобными. (См. “Гуманизм”, “Деятельность”, “Отчуждение”.)

В. Е. Кемеров

00.htm - glava22

У

У-ВЭЙ (кит. — недеяние, действие через неделание) — принцип даосской философии, одно из центральных понятий “Дао-дэ-цзин”. У.-в., наряду с цзыжань (естественностью) оформляет и конкретизирует способ движения дао и дэ. “Дао постоянно осуществляет недеяние, тем самым нет ничего, что бы оно не делало” (37 чжан “Дао-дэ-цзин”). Черпая источник внутренней силы в “безмолвии” и “небытии”, У.-в., согласно Лао-цзы, первичнее любого деятельного импульса, любой наступательной активности. Доходить до недеяния следует путем непрерывного уменьшения своих же-

==944

 

УМОЗАКЛЮЧЕНИЕ

ланий, а поскольку недеяние присутствует всюду, способности человека становятся безграничными. В раннем даосизме У.-в. противостоит ритуалам конфуцианцев и законам моистов. Являясь действием особого, внутреннего стиля, У.-в. призывает следовать естественным законам природы и не принуждать природу самого человека. Как внутреннее, Ув. противостоит внешнему, как естественное — искусственному, как истинное — ложному. У Чжуан-цзы недеяние приобретает черты незнания и неслужения. Быть социально ангажированным, служить на государственной службе — значит действовать вопреки внутренней природе, совершать насилие. Не знать — это то, что истина вне учености, а знание мешает жизни и противостоит ей. Конфуциански истолкованное У.-в. сделало акцент на недеянии, как на жертвенном служении во благо общества. Внутренняя интуиция “я”, выдвинутая Чжуан-цзы в качестве критерия истины, заменилась общественным законом, требующим забвения личного действия. Однако У.-в. остался сугубо даосским познавательным принципом и практическим критерием любого вида деятельности. В качестве такового У.-в. повлиял на создание и развитие дыхательной гимнастики и внутреннего боевого даосского стиля Тай-цзи-цюань. Превратившись со времени Лао-цзы в психологическую установку, в культурный настрой, У.-в. характеризует собой не только образ китайского мышления, но также распространяется на весь менталитет культур восточного типа. Как понятие, с проникновением буддизма в Китай, У.-в. полностью растворяется в теории школы чань. Характерно, что чаньские ритуалы, восприняв даосский принцип недеяния и трансформировав его на теоретической базе буддизма, отличались жестким аскетизмом, повышенной строгостью в выполнении и четкой регламентацией.

Недеяние означает ненужность и невозможность что-либо сделать с идеей “я”. Следует предоставить “я” самому себе, чтобы внешние и внутренние привязанности стали восприниматься как по

мехи личностного роста. Понимание личности как “не-я” предполагает видение нирваны в качестве абсолютного покоя, лишенного каких-либо проявлений жизни, при этом “не-я” личности вынуждено удерживать образ собственной индивидуальности и способствовать спасению других индивидуальностей. Противоречие между принятым логическим постулатом о несуществовании “я” и реальным существованием индивидуального субъекта находит свое разрешение в воле как смысловом ядре недеяния. Волевая концентрация “не-я” лишена индивидуализма, “собственной важности”, всех тех гносеологических и психологических характеристик,  которые  Э. Фромм обозначил как “иметь”. Метатеоретический уровень установки У.-в. позволяет применить ее в качестве объяснительного принципа к восточному (Китай, Япония) искусству, различным формам верований, психологическим феноменам. Объяснение энергии всякого действия, всякого творчества, понятых как недеяние, роднит принцип У.-в. с феноменом христианской веры. Внутри веры действие происходит свободным и самостоятельным образом, одновременно полностью оставаясь зависимым от божественного провидения.

Л. С. Чернов

УМОЗАКЛЮЧЕНИЕ - форма отображения в мышлении системы суждений, связанных между собой отношением логического следования и другими логическими отношениями. В процессе У. из непустого списка суждений, называющихся посылками или аргументами, получают новое суждение, называющееся заключением или выводом. Заключение может быть получено с необходимостью или с некоторой степенью вероятности, что определяет разделение всех У. на дедуктивные У. и правдоподобные У. соответственно.

Дедуктивные У, в свою очередь, подразделяются на непосредственные У. (содержащие одну посылку) и опосредованные У. (содержащие две или более посылки). Последние различаются харак-

==945

 

УМОЗАКЛЮЧЕНИЕ

тером участвующих в У. суждений и особенностями логических связей между посылками. Среди опосредованных дедуктивных У. широко известны простой категорический силлогизм и производные от него У: энтимема, полисиллогизм, сорит и эпихейрема. К опосредованным относятся также дедуктивные У, чьи посылки — условные (гипотетические) или дизъюнктивные (альтернативные) суждения.

Условные У, или гипотетические силлогизмы, разделены на две группы.