4.2. Политические лидеры советской эпохи

По­литологи выявили закономерность — чем ниже уровень политичес­кой культуры населения данной страны или региона, тем больше воз­можности для манипуляции общественным мнением со стороны вла­ствующих групп и их лидеров и тем выше вероятность формирова­ния вождизма, абсолютного лидерства — диктатуры харизматичес­кого вождя.

Вожди советской страны — В.И. Ленин, И.В. Сталин, Н.С. Хрущев, Л.И. Брежнев, Ю.В. Андропов, К.У. Черненко были лидерами тоталитарного общества — об­щества, все сферы жизни которого жестко контролировались партией и государством. Все они базировали свою деятельность на строжай­шей централизации, на харизматизации вождя, канонизации его идей, на господствующих в советском обществе архаичных формах созна­ния. Вместе с тем формы и глубина проявления этих черт, интеллек­туальный и нравственный облик самих вождей, характер и трактовка ими многих положений теории, на которую они опирались, методы руководства ими обществом не были тождественными, а напротив, часто существенно отличались.

Ленин. К середине 1980-х гг. многие в со­ветском обществе осознали необходимость отказа от идеализации личного духовного и нравственного облика В.И. Ленина.

Как выяснилось, он не был корифеем во всех областях знаний. Оказалось, что Ленин, как и все политики, был не чужд интриганства. Факты свидетельствовали, что Ленин часто поступал очень жестоко. Но даже Д. Волкогонов неоднократ­но говорил и писал, что Ленин не был лично жестоким человеком.

Чем же объяснялась жестокость многих его предписаний, действий, поступков? Исследователи отмечают следующие факторы: условия ожесточенной гражданской войны; уроки Парижской Коммуны, ко­торая дорого заплатила за нерешительность, мягкотелость, слабость в отношении своих врагов; воспоминания о жестокостях старого режима (кровавое воскресенье 1905 г., «столыпинские галстуки», Ленский расстрел 1912 года, казнь старшего брата); жестокость и беспощадность контрреволюции в гражданской войне: в 1918 году он сам получил несколько пуль от террористки.

Ленин, как отмечал А.М. Горький, понимал, что в репрессиях по от­ношению к интеллигенции большевики «разбивают слишком много горшков», но считал, что вина в этом самой интеллигенции, которая, настроена враждебно к советской власти. Слова Горького о том, что рабочие допускают излишнюю и бессмысленную жестокость, Ленин парировал фразой: «Какою мерой измеряете вы количество необходимых и лишних ударов в драке?».

Некоторые историки стали изображать Ленина как ве­личайшего интригана, палача, ненавистника России и русского народа, участника «жидо-массонского заговора», агента императора Виль­гельма II, идеолога люмпенов, психически больного человек. Все это не соответствует действительности.

Ленин – это целеустремленный политик, великий организатор, который выпестовал, сплотил сильную, дисциплинированную, массовую партию и привел ее к власти. Он всячески поддерживал революцию в Германии, много сил потратил на борьбу с Бундом, в конце XIX века написал капи­тальный труд «Развитие капитализма в России», а в 1918 г. разрабо­тать проблему широкого использования в России государственного капитализма.

Весной 1918 г. в работе «Очередные задачи Советской власти» Ленин требовал осуществить всенародный учет и контроль, повышать производитель­ность труда, ввести стройную организацию, решительно искоре­нять преступления, хулиганство, подкуп, спекуляцию, «научиться соединять вместе бурный, бьющий весен­ним половодьем, выходящий из всех берегов, митинговый демокра­тизм трудящихся масс с железной дисциплиной во время труда...».

О патриотизме Ленина ярко свидетельствует его работа «О национальной гордости великороссов» (1914 г.). Он пишет в ней о любви к своей прекрасной Родине и ее языку, о боли за нее, подвергаемую насилию, гнету и издевательствам, о желании поднять девять десятых ее населения до сознательной жизни демократов и социалистов.

Те, кто не признает за Лениным права любить свою Родину, ссы­лаются на следующие обстоятельства:

- Ленин вслед за Марксом и Энгельсом говорил, что пролетарии не имеют отечества. Сам он так объяснял свое понимание мысли Маркса и Энгельса: это значит, что экономическое положение рабочего клас­са не национально, а интернационально, его классовый враг интерна­ционален; условия его освобождения тоже; интернациональное един­ство рабочих важнее национального. Такое понимание на означает отрицание Отечества;

- Лениным был провозглашен лозунг поражения своему правительству в годы первой мировой войны. Большевики считали, что социал-демократы не только в России, но и всех воюющих стран должны выдвинуть этот лозунг по отношению к своим правительствам;

- оппонентами приводятся резкие отрицательные характеристики Ле­ниным многих негативных явлений в России и русском народе. Но разве можно упрекнуть в антипатриотизме Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Пушкина, других русских писателей, которые писали о пороках старой России с не меньшей болью и силой, чем Ленин? В 1914 г. Ленин писал: «Мы помним, как полвека тому назад великорусский демократ Чернышевский, отдавая свою жизнь делу революции, сказал: «...жалкая нация, нация рабов, сверху донизу — все рабы». Откровенные и прикровенные рабы-великороссы (рабы по отношению к царской монархии) не любят вспоминать об этих сло­вах. А, по-нашему, это были слова настоящей любви к родине, люб­ви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах ве­ликорусского населения».

В ленинском понимании патриотизма необходимо учитывать его искреннее стремление сделать Россию великой, мо­гучей, обильной. В великорусском патриотизме Ленина не было и тени неуважительного, пренебрежительного отношения к другим народам, к их правам. Он горячо ненавидел шовинизм вообще и великорусский шовинизм в частности, глубоко сочувствовал страданиям и бесправию уг­нетенных народов, гневно обличал произвол сильного, наступа­ющего на горло слабому. Борьбу с великодержавным шовинизмом Ленин считал средством действительного возвеличения русского народа.

Ленин высоко ценил в русской нации в лице ее луч­ших представителей революционные традиции, дух сопротивления всему отжившему, реакционному, вредному. Известны его полные восхищения оценки Радищева, декабристов, революционеров-разно­чинцев, героев 1905 г.

Но было в ленинском понимании патриотизма и то, что не мо­жет быть принято. Прежде всего, классовая ограниченность. По мне­нию Ленина, «угнетенные классы» всегда в истории оказывались выше эксплуататоров по способности на героизм, на самопожертвование. Известное основание для такой позиции у Ленина имеется. И все же Ленин чересчур категоричен. Войны России, в особенности война 1812 года, дали множество дворян-героев. В период гражданской войны Ленин совершенно не признавал права на любовь к родине за теми, кто был на другой стороне баррикады, считая, что они воюют лишь во имя своих эгоистических классовых интересов. Но белые тоже по-своему любили Россию, любили не меньше красных - самозабвенно, горячо, готовы были во имя сохра­нения ее величия (как они его понимали) переносить неслыханные лишения и страдания и даже отдать свою жизнь.

Ленин также ошибочно полагал, что важнейшим средством преобразить Россию должна быть мировая социалистическая революция. Таким образом, интернационализм Ленина нередко вступал в противоречие с его патриотизмом, ибо выходил за пределы разумно­го, реалистичного, становился утопич­ным и тем самым приносил ущерб интересам России. Страстное же­лание Ленина поскорее преобразить мир на началах социализма, поскорее зажить «единым человеческим общежитием» в мире без гра­ниц, побуждало его нередко на прямое подталкивание мировой рево­люции, в частности, путем оказания огромной помощи зарубежным коммунистам за счет народов России.

Ленин допускал во имя победы социализма возможность немалых жертв в самом российском народе и считал необходимым подавление инакомыслия интеллигенции. Он говорил Горькому: «Вынужденная условия­ми, жестокость нашей жизни будет понята и оправдана. Все будет понято, все!». Как показала реальная действительность, далеко не все может быть оправдано.

На заключительном этапе своей жизни Ленин стал не­сколько недооценивать опасность национализма в среде нерусских народов. В письме Ленина «К вопросу о национальностях» нет ни слова осуждения в адрес грузинских националистов. Более того, Ленин здесь провел различие между национализмом большой нации и национа­лизмом нации маленькой и подчеркнул виновность русских национа­листов по отношению к национализму малых наций. Это объяснимо, так как в 1922 г. великодержавный шовинизм был главным злом. Однако национализм и шовинизм одинаково плохи, от каких бы наций они ни исходили.

Ленин, к сожалению, не смог предвидеть опасности открытого, глубинного роста националистических настроений. Он полагал, что подлинная интернационалистская политика, «пересол» в сторону ус­тупчивости и мягкости к национальным меньшинствам ликвидиру­ют объективные причины существования национализма и приведут к его исчезновению. Отчасти это было верно, и нарушение ленинских принципов действительно явилось в конечном счете одним из источ­ников распада Союза. Однако, как показал исторический опыт, под­спудный рост национализма в СССР шел и по другим, сложным, многосторонним причинам.

Выдающаяся роль Ленина как политика, организатора и теоретика признается не только в странах бывшего социалистического лагеря, но и на Западе (например, это прослеживается в книге американского исследователя Рональда Кларка «Ленин. Человек без маски», вышедшей в 1988 году).

Ленин и Сталин. Ряд исследователей (А. Авторханов, Д. Волкогонов, А. Латышев, Д. Штурман, А. Яковлев) считают, что между Лениным и Сталиным не было существенных различий. Сталин, по их мнению, лишь alter ego — второе «Я» Ленина. Их действительно объединяют следующие обстоятельства: оба они являлись вождями тоталитарного госу­дарства, исповедовали идеи диктатуры пролетариата, монополии на власть одной партии, железной дисциплины и строжайшей цент­рализации внутри партии, запрещения в ней фракционности, осуще­ствления мировой социалистической революции. Оба были против­никами политического и идейного плюрализма. И Ленин, и Сталин строили свою деятельность на использовании архаичных форм созна­ния, на двух элементах архетипа: а) мы (пролетарии) — они (буржуа­зия); б) преимущественное право на власть имеют лица пролетарского происхождения. Имела место также харизматизация обоих вождей.

Однако, в отличие от Сталина Ленин допускал известное инакомыслие в партии, свободу внутрипартийной критики, дискуссии по важнейшим прин­ципиальным проблемам, в которых в рамках марксистских принци­пов можно было свободно выражать свои мнения, в том числе отлич­ные от позиции политбюро ЦК. При Ленине в партии, включая ее верхи, сохранялась коллективность руководства. Громадный автори­тет Ленина основывался в первую очередь на его могучем интеллек­те.

Сталин же истреблял в основном не противников социализма, а всех марксистов-ленинцев, всех тех, кто отстаивал ленинские формы и методы строительства социализма. Сталин уничтожил ленинскую гвардию, тот тонкий интеллектуальный слой, который был надеж­дой и опорой Ленина. В партии был установлен жесткий режим. Не только принципиальное расхождение со Сталиным, не только различие или оттенок различия с ним во мнении по сугубо конкретным текущим вопросам, а даже неточное цитирование ста­линских работ рассматривалось как уголовное преступление. Харизматизация Сталина приобрела абсурдные, нелепые формы, превра­тилась в его обожествление.

Ленин был не только лидером интеллектуальным, «мозговым центром» ЦК, но он также умело обеспечивал коммуникабель­ность, снимавшая напряженность внутри ЦК. Воздействие же Сталина на ЦК и его Политбюро основывалось не только на силе его интеллекта (которой он, безусловно обладал, хотя и далеко не в такой мере, как Ленин), но в первую очередь на его неограниченной власти, на страхе перед его нетерпимостью и жестокостью.

Сравнивая Ленина со Сталиным, следует учитывать эволюцию ленинских взглядов. Ленин 1921—1923 гг. — это во многом иной по­литик и теоретик, чем Ленин 1894—1920 гг. Вследствие этого разли­чия между установками позднего Ленина и тем, что исповедовал и осуществлял Сталин в 20—30-е годы, особенно велики. Об этом свидетельствует политическое завещание Ленина, в котором он писал о необходимости проявления величай­шей осторожности для сохранения рабочей власти, для удержания ее авторитета и руководства в отношении мелкого и мельчайшего крес­тьянства. Ленин ставил вопрос о коренной перемене всей точ­ки зрения на социализм, подчеркивал необходимость перене­сения центра тяжести с политической борьбы, революции, завоева­ния власти на мирную организационную культурную работу.

Ленин по сути дела поставил задачу создания в стране кооперативного социализма, строя цивилизованных кооператоров. Ленин выдвинул принципиально новое положение о торговле, товар­но-денежных отношениях как неотъемлемой составной части социа­листических отношений, требовал поддержки «такого кооперативно­го оборота, в котором действительно участвуют действительные мас­сы населения», призывал развивать умение быть толковым и грамот­ным, культурным торгашом. При этом Ленин отмечал, что для уча­стия в кооперации поголовно всего населения потребуется целая ис­торическая эпоха, в лучшем случае — одно-два десятилетия.

Ленин указывал на огромную важность соединения  частного торгового интереса с проверкой и конт­ролем его государством, с подчинением его общим интересам.

Ленин писал о необходимости сочетания в экономике трех видов предприятий: частно-капиталистических, государственных и кооперативных.

Ленин видел опасности, проистекавшие из монополь­ного положения партии в стране для самой партии. Ему казалось, однако, что можно избежать угрозы вырождения партии, превраще­ния ее лидера в диктатора с помощью ряда организационно-полити­ческих мер: смещения Сталина с поста генсека; расширения состава ЦК и ЦКК за счет рабочих; соединения ЦКК с Рабкрином и направ­ления их усилий на борьбу за улучшение государственного аппарата, на искоренение бюрократизма; введения строжайшего контроля со стороны ЦКК за деятельностью Политбюро и генсека; усиления про­курорского надзора за соблюдением законности. Но политическая практика показала, что никакие внут­рипартийные перестройки не способны уберечь партию от вырожде­ния в условиях ее монопольного положения.

Ленин требовал полного равноправия республик при образовании СССР, допускал возможность объединения республик лишь в военном и дипломатическом отношениях, считал первооче­редной задачей искоренение великодержавно-шовинистических взгля­дов и нравов, проявление сугубой осторожности, предупредительнос­ти, уступчивости в отношении нерусских наций с целью обеспечения максимума доверия с их стороны к русскому пролетариату.

Сталин отбросил все эти ленинские положения. Осторожность была сменена головокру­жительными скачками, авантюристическими, игнорирующими реаль­ные экономические условия, методами проведения индустриализации и коллективизации. На место мирной организационной работы при­шла теория обострения классовой борьбы по мере успехов социализ­ма, воплощенная в практике массовых репрессий. Образованная в 20-е годы в соответствии с идеями Ленина разветвленная сеть крестьян­ской кооперации, работавшая весьма эффективно, была ликвидиро­вана Сталиным. Созданный при Сталине в рекордно короткий срок колхозный строй был лишь пародией на строй цивилизованных коо­ператоров: колхозы по существу являлись государственными пред­приятиями. Товарно-денежные отношения были сведены к миниму­му и в основном заменены государственным распределением. О куль­турном и грамотном торгаше не было и речи: его место занял чинов­ник, распределяющий фонды. Колхозы и совхозы не продавали свою продукцию, а сдавали ее государству по существу бесплатно. В 1952 г. Сталин предложил вообще перейти к прямому продуктообмену между городом и деревней. Сталин не затруднил себя сложными поиска­ми оптимального сочетания частной инициативы и государственного регулирования: он попросту уничтожил частный интерес. Многоукладность в экономике была заменена единой государственно-бюро­кратической собственностью.

Объединенный орган ЦКК-РКИ стал при Сталине придатком ген­сека, совершенно лишенным возможности следить за правильнос­тью прохождения дел в Политбюро. А в 1934 г. этот орган был вооб­ще ликвидирован. Сталин превратил СССР в унитарное государ­ство, обрушил свой верховный гнев на целые народы, подвергнув их_: насильственному выселению. Во второй половине 40-х — начале 50-х гг. в сталинской идеологии и политике во многом восторжествовали ве­ликодержавный шовинизм и его разновидность — оголтелый антисе­митизм.

Сейчас мы видим, что в ленинском учении много неверного, не­мало просто утопического, такого, что не выдержало проверку вре­менем. Но также бесспорно, что Ленин, особенно на последнем этапе своей политической деятельности, умел учиться у жизни, у практики и кардинально менять свои подходы.

Именно благодаря тому, что Ленин в 1921 г. исходил не из ис­кусственных теоретических построений, а из анализа сложнейшей, противоречивой российской действительности, он сумел совершить, наверное, самое крупное, самое реалистическое, самое перспективное в своей политической деятельности открытие — новую экономическую политику.

В результате осуществле­ния нэпа удалось в кратчайшие сроки ввести устойчивую, конвертируемую, пользующуюся доверием во всем мире валюту — червонец, ликвидировать галопирующую инфляцию и колоссальный бюджет­ный дефицит, возродить сельское хозяйство и промышленность, на­кормить и одеть страну и даже начать вывозить хлеб за границу.

В отличие от Ленина Сталин был «кремлевскими стенами живой от жизни огражден». После 1928 г. он никуда, кроме как на отдых, из Москвы не выезжал. Связи Сталина с жизнью, с людьми из народа ослабевали с каждым годом. Сталин десятилетиями жил в царстве политических интриг, далеком от нужд, забот, тревог простого человека, в обстановке полной материальной обеспеченности. Положение усугублялось тем, что съезды партии и пленумы Центрального Комитета не прибавляли Сталину знания действительности: на них, в отличие от партийных форумов при Ленине, никто не осмеливался сказать суровую правду и уж тем более перечить вождю. На них не было даже видимости свободной, деловой партийной дискуссии, все сводилось к пересказу и прославлению «мудрых сталинских указаний». От плохого знания Сталиным жизни страшный урон несли экономика, десятки милли­онов людей огромной страны, особенно сельское хозяйство и колхоз­ники. Крайне низкие заготовительные цены на колхозную продук­цию вели к тому, что труд большинства колхозников практически не оплачивался. Такая линия по отношению к деревне была следствием не только слабого знания Сталиным действительного положения дел в сельском хозяйстве, но и органически присущего ему недоверия к крестьянству.

Сталин. В течение всего периода лидерства Сталина наблюдается законо­мерная пропорциональная связь: чем больше и длительнее становит­ся отрыв Сталина от народа, чем более прочней и непроницаемой делается стена, воздвигнутая органами госбезопасности между ним и рядовыми тружениками, чем более он превращается в «грозного духа» над людьми труда, тем сильнее нарастает в Сталине догматизм, кос­ность, непринятие нового, тем фантастичнее становятся его представ­ления как о перспективах развития экономики СССР, так и о судьбах всего мира. Высшим проявлением этого догматизма явился послед­ний труд Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». По сути дела ни одно из положений, содержащихся в нем, не нашло подтверждения.

Возникает такой вопрос: почему, несмотря на нарастающий от­рыв Сталина от жизни, от практики, сохранялось его огромное влия­ние на массы? Причем авторитет Сталина был высок не только в сре­де примитивных, изуродованных пропагандой, слепо верящих вож­дю людей, но и у образованной, мыслящей части общества, в том числе и у выдающихся полководцев, компетентных, высококвалифи­цированных специалистов, талантливых ученых, теоретически под­готовленных интеллектуалов коммунистического движения, у неко­торых выдающихся государственных деятелей капиталистического мира, у замечательных писателей того времени.

Как все это объяснить? А. Антонов-Овсеенко считал: «...Сталин был актером редкого таланта, способным менять маски в зависимос­ти от обстановки». В качестве причин харизмы Сталина можно выделить следующие.

1. В дореволюционные и первые революционные годы Сталин вместе с другими лидерами большевистской партии прошел серьез­ную школу борьбы за массы. Вожди большевизма не сразу стали командовать массой. В 1918 г. Ленин писал: «Мы, партия больше­виков, Россию убедили». И это во многом было правдой. От мето­дов убеждения масс большевики не сразу отказались и после рево­люции. А для этого с массой надо было уметь устно и печатно гово­рить: говорить просто, даже зачастую упрощенно, лаконично, дока­зательно.

Безусловно, Сталин в той или иной степени принимал участие в такой работе. И он многое в ней постиг. Он научился учитывать пси­хологию и настроения различных слоев народа. Научился говорить ясно, кратко, четко ставить вопросы. В известной мере научился же­сткой полемике, умению прибегать к взятым из жизни, ярким, об­разным примерам, к юмору, пользоваться сочным народным язы­ком, пословицами, поговорками.

Отметим, однако, что явление это было не только позитивным. Сталин усвоил немало и из того, что присуще отсталым слоям наро­да и даже люмпенам. Бестактность, грубость, перерастающие в хам­ство, вульгарность, отсутствие гибкости, прямолинейность, схема­тизм, черно-белое восприятие действительности, недиалектичность ума, склонность к крайностям, доходящая до умопомрачения озлоб­ленность к так называемым «классовым врагам», вера в безгранич­ные возможности вождя, во всесокрушающую силу его воли, воин­ствующая, часто бездоказательная нетерпимость в иному мнению («этого не может быть, потому что этого не может быть никогда») — все эти сталинские качества тоже не были заложены в нем от рожде­ния, в значительной мере они — воплощение менталитета далеко не лучшей части народа.

Речам Сталина всегда не хватало изящества, тонкости, интелли­гентности, высокой философской культуры, а часто и глубокого зна­ния трудов мыслителей Запада, интеллектуальной глубины. Троцкий писал: главной чертой Сталина «является противоречие между крайней властностью натуры и недостатком интеллектуальных ресурсов». Но парадоксально, что именно эти отрицательные качества в глазах определенной части народа воспринимались как достоинство. Сталин для многих был «свой в доску», «плоть от плоти» трудового народа.

2. Другая причина феномена сталинского влияния состоит в том, что Сталин на пути к безраздельной власти прошел через горнило острейшей и сложнейшей, длившейся годами внутрипартийной борь­бы. В ней он часто имел дело с вырос­шей еще при Ленине большевистской элитой, с людьми великолепно теоретически подготовленными, хорошими, а порой и блестящими ораторами.

В идейных схватках с такими людьми в 20-е годы Сталин, оста­ваясь непоколебимо верным своим догматическим принципам, дол­жен был, естественно, пополнять свои теоретические познания; не только искать и находить новые интриганские сред­ства борьбы, но и совершенствовать приемы полемики и в чем-то, может быть, далеко не всегда отдавая отчет в этом себе самому, учить­ся у своих противников.

3. Сталин никогда не смог бы завоевать популярности в народе, если бы не обладал  большим природным умом.

Л. Троцкий называл Сталина «посредственностью», говорил о его неспособности к логическому мышлению, к обобщению и предвиде­нию, о неповоротливости и скудости его ума, слабых логических ре­сурсах, о том, что в «царстве мысли» Сталин чувствовал себя как на льду, боялся поскользнуться, выбирал уклончивые и неопределенные выражения. В этих характеристиках, вероятно, существует большое преувеличе­ние. Если бы это было так, то тогда почему он пользовался огромной популярностью? Как сумел одолеть сильных политических и идейных противников, создать мощ­нейший государственный аппарат, зажать в кулак всю страну? Поче­му он добивался успеха на сложнейших переговорах с Ф. Рузвельтом и У. Черчиллем — людьми огромного политического опы­та?

Вне сомнений, не только посредственность, но и обычный, наделенный умом и знаниями человек просто не смог бы выполнить такой огромной политической, идеологической, организаторской ра­боты.

4. Наконец, «демоническое» воздействие Сталина на многих людей объясняется и тем, что он постоянно занимался самообразованием. Троцкий утверждал, что Сталин, в отличие от трудолюбивого Молотова, ленив. Это было неправдой. Сталин, как отмечают мно­гие авторы, в том числе и яростные антисталинисты, обладал огром­ной трудоспособностью. Это позволяло ему даже в условиях колос­сальной занятости партийными и государственными делами суще­ственно пополнять свои знания.

Сталин, как известно, не получил не только высшего, но и сред­него образования. По его собственным словам, он еще в юношеские годы «был вышиблен из православной духовной семинарии за пропа­ганду марксизма». Оказавшись после Октябрьской революции на выс­ших государственных и партийных постах, он особенно остро стал ощущать духовное превосходство над собой ряда крупных деятелей партии. А поскольку его честолюбие было неимоверным, он прило­жил все силы, чтобы хотя бы частично сократить указанный разрыв, что ему отчасти и удалось.

Изображение Сталина недальновидным, неумным политиком лишь мешают раскрытию сложной сущности сталинизма, по­ниманию его объективных основ, ведут к упрощенчеству.

Однако, ни ум, ни эрудиция Сталина не явились противояди­ем против таких его качеств, как лицемерие, подлос­ть, абсолютная безнравственность, воинствующий догматизм, не­терпимость, жестокость, полное отсутствие чувства сострадания, презрение к «буржуазному гуманизму».

В Сталине и сталинизме нашли отражение некоторые противоре­чивые черты российского менталитета. Сталинизм — воплощение представлений и взглядов многих россиян на добро и зло, их тради­ций, испепеляющей ненависти к любому богатству и любым бога­тым, полярности мышления, нетерпимости к инакомыслию, стрем­ления к простоте и прямолинейности суждений, неумения отличать истинный патриотизм от великодержавных предрассудков.

Хрущев. С пришедшим на смену Сталину Никитой Сергеевичем Хрущевым связано нача­ло прогрессивных преобразований. Это был лидер, обладающий политической смелостью, готовый к личному риску и вместе с тем преданный сущестувующей системе. В его годы правления (1953-1964) многое было сделано в экономике, в повышении благосостояния народа. В 1953—1958 гг. новая аграрная политика обеспечила небывалые для страны темпы развития сельскохозяйственного производства. На железнодорожном транспорте была совершена настоящая техническая революция, же­лезные дороги в основном перешли на электровозную и тепловозную тягу. Развернулось огромное жилищное строительство, был создан мощный ракетно-ядерный щит. В этот же период стал приоткрываться железный занавес, были сделаны первые шаги в деле разрядки и сокращения вооружений.

Но главной заслугой Н.С. Хрущева явилось развенчание культа личности Сталина, освобо­ждение миллионов невинных людей из лагерей. Доклад Хрущева на ХХ съезде КПСС в 1956 году вызвал подлинное потрясение не только у делегатов съезда, но и в коллективах, где он зачитывался. Это был гражданский подвиг Н.С.Хрущева, благодаря которому из сталинщины были извлечены определенные уроки.

Но примерно с конца 50-х гг. началось грубое администрирова­ние по отношению к колхозам и совхозам, бессмысленные ограниче­ния личного подсобного хозяйства, запрещение иметь чистые пары, бесконечные реорганизации, гонения на интеллигенцию. Обладание неограниченной вла­стью привело к тому, что Н.С. Хрущев стал терпимо относится к славословию в свой адрес. В силу обстоятельств он был опутан густой се­тью сталинистских взглядов, привычек, подходов, методов. Несмотря на некоторые критические замечания Хрущева по этому поводу, восхваление личности первого секретаря ЦК КПСС продол­жалось. Остановить творящего экономический произвол Хрущева, под­толкнуть его к продолжению реформ было некому, ибо тоталитаризм во всех сферах жизни страны был лишь поколеблен, но не сокрушен.

Брежнев. Ставший в 1964 г. во главе партии Леонид Ильич Брежнев сначала пред­принял шаги по исправлению ошибок Хрущева в экономике. В марте 1965 г. на пленуме ЦК он осудил нарушение экономических законов в сельском хозяйстве, некомпетентное вмешательство партийных комитетов в вопросы технологии сельскохозяйственного производ­ства. Была сделана попытка перейти в руководстве сельским хозяй­ством от принципа продразверстки к принципу продналога. Вводился твердый план закупок зерна. В том же году на сентябрьском пленуме ЦК было решено расширить хозяйственную самостоятельность пред­приятий, ввести показатели прибыли, рентабельности и т. д. Однако такая политика проводилась недолго.

Произошло это потому, что при Брежневе не только не осуще­ствлялось каких-либо изменений в тоталитарной системе в сторону ее смягчения, а, наоборот, произошел откат к сталинизму. А тоталитарная система по самой своей природе несовме­стима с самостоятельностью, инициативой, предприимчивостью.

Казалось бы, хрущевский опыт призывал к решительному и пол­ному отказу от сталинизма. И, по крайней мере, хотя бы к преодоле­нию культа личности каждого очередного генсека, с учетом того, что широкие массы, еще не освободившиеся от преклонения перед Сталиным, вовсе не были настроены бурно аплодировать новым идо­лам. Но брежневское окружение осуществили со­вершенно противоположное.

Прежде всего, Брежнев в 1966 г. спустя лишь около полутора лет с момента, как он возглавил партию, сменил название своей долж­ности: вместо первого секретаря ЦК он стал именоваться генераль­ным секретарем ЦК. Далее из года в год пошел нарастающий поток ди­фирамбов в адрес нового политического вождя. На глазах развивалась обратно пропорциональная зависи­мость: чем хуже шли дела в стране, тем больше изощрялось в изоб­ретении все более красочных эпитетов для дряхлеющего и буквально разваливающегося на глазах генсека его окружение.

Новый генсек не был палачом. Но он являлся весьма заурядной личностью. Он не отличался ни широтой познаний, ни талантом оратора, ни дальновидностью. Единственное, в чем он преуспел, - это кабинетно-бюрократические игры. Деятельность Брежне­ва, особенно начиная с 1975 г. являла собой образец грубого, цинич­ного, лживого, шутовского и в то же время жуткого фарса. Дружный хор льстецов прославлял посредственность, объявляя ее гениальной, наделял всеми мыслимыми и немыслимыми громкими титулами и высочайшими наградами. В огромной партии не на­шлось никого, кто бы во всеуслышание, на партийном форуме об этом сказал.

Брежнев был неизбежным продуктом вырождавшейся тоталитарной системы. Но здесь требуется еще выяснить конкретный механизм формирования партийного кадрового корпуса в СССР. Ведь вовсе не случайно наблюдалась тенденция, что лучшие партийные кадры ока­зывались, как правило, на постах не выше первого секретаря райко­ма. А по восходящей линии от ступеньки к ступеньке партийно-чи­новничий аппарат тускнел. В обкомах, ЦК партии было много умных талантливых людей, но они находились в большинстве случаев на второстепенных постах, в качестве инструкторов и консультантов.

Л.И. Брежнев формировался как раз в условиях, когда для дос­тижения высших постов в партии и государстве эрудиция, сила логи­ки, ораторские способности не только не были обязательными, но, напротив, могли стать очень серьезной помехой на пути к цели. Тре­бовалось совсем иное: слепое послушание, отсутствие самостоятельности мысли, знание тайн аппарат­ной борьбы, некоторые организационные способности и необходимые интриганские данные. Брежнев в совершенстве постиг законы аппа­рата и сформировался по его образу и подобию. Естественно, что та­кой лидер не хотел и не мог вести острые, нелицеприятные беседы с учеными, писателями, специалистами, рабочими, крестьянами в не­формальной обстановке. Даже перед «отфильтрованной» аудиторией, которая была приучена чинно внимать генсеку, Брежнев не обходил­ся без бумажки.

Страну распирали проблемы. Разложение руководящих кадров, воровство, пьянство приняли массовый характер. Десятки миллионов людей трудились вполсилы. Страна несла чудовищные потери от не­эффективной экономики, гонки вооружений. Гигантские природные богатства страны разбазаривались, замедлился технический прогресс, огромные средства расходовались на поддержку «братских социалис­тических стран» и «революционных» движений в Африке, Азии, Латинской Америке. В атмосфере политического и идео­логического маразма, удушения живой мысли находилась не только интеллигенция, но и все мыслящие люди, которых партийный аппарат пытался убедить в том, что советское общество достигло этапа «развитого социализма», в стране создана обстановка  «нерушимой дружбы народов», «монолитного единства советского общества», «сплоченнос­ти всех советских людей вокруг партии».

Андропов. Возглавивший в 1982 г. страну Юрий Владимирович Андропов был ярким политическим деятелем. Возможно, он стал бы стать реформатором страны. Однако, он не имел плана преобразований, о чем сам откровенно в но­ябре 1982 г. заявил: «В народном хозяйстве много назревших задач. У меня нет... готовых рецептов их решения».

Тем не менее, в широких массах, в том числе и среди значитель­ных слоев интеллигенции, немало страдавшей от КГБ в бытность, когда его возглавлял Андропов, наблюдалось глубокое уважение к нему. Это объяснялось тем, что после 18 лет правления Бреж­нева люди увидели на посту генсека умного, интеллигентного и вме­сте с тем твердого руководителя. Ю.В. Андропов про­явил более реалистический подход к отдельным теоретическим воп­росам. Он, в частности, назвал свою статью в журнале «Коммунист» так: «Учение К. Маркса и некоторые вопросы социалистического стро­ительства в СССР». Такая формулировка при Хрущеве и Брежневе, когда речь шла о строительстве коммунизма и даже развернутом стро­ительстве коммунизма, была бы крамольной. В статье к тому же по существу признавалось, что советские люди не стали настоящими, мудрыми, рачительными хозяевами производства.

В июне 1983 г. Ю.В. Андропов заявил: «Если говорить откровенно, мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся...» Если снять отдельные оговорки, то это была констата­ция того, что «марксисты-ленинцы» не знают того общества, в кото­ром они живут.

Андропов развернул борьбу против кор­рупции, за укрепление дисциплины, ответственности, организован­ности.

Тем не менее, не следует идеализировать Андропова. Никаких крупных реформ в политической области, никакого ослабления идеологического прес­са, никакого плюрализма он осуществлять не собирался. Он допускал это лишь в далекой перспективе. И самое главное, Андропов вряд ли смог бы выдержать искушение безграничной властью. Первые тревожные симптомы обнаружились быстро. Вскоре после избрания Андропова генсеком в «Правде» появилась статья министра обороны СССР, члена Политбюро ЦК КПСС Д.Ф. Устинова, который восхвалял Андропова на все лады.

Черненко. Избрание на пост генсека Константина Устиновича Черненко в полной мере выявило довольно четко действующую в годы тоталитарного режима законо­мерность: чем дальше шло развитие тоталитарной системы, тем яв­ственнее становилось вырождение ее вождей. Эта тенденция нараста­ла, несмотря на некоторые зигзаги. Убожество канцеляриста К.У. Чер­ненко было, с одной стороны, показателем и венцом внутреннего раз­ложения системы; с другой, — предвестником ее близкого краха. Так жить нельзя — эта мысль все более утверждалась в головах милли­онов людей. С именем Черненко не связано ни одно крупное начинание или преобразование в стране, никакая государственная инициатива, никакое государственное решение. Добросовестный исполнитель в прежние времена, преданный товарищ и помощник Л.И.Брежнева, он волею судьбы оказался на посту первого лица великого государства абсолютно не подготовленный нести эту тяжелую ношу. Выбор пал на Черненко лишь по той причине, что геронтократия, находившаяся в Политбюро ЦК КПСС, боялась прогрессивных преобразований в стране и была уверена в том, что при К.У. Черненко такого не произойдет.

Горбачев. Такая историческая ситуация должна была привести к тому, что любой думающий человек, оказавшийся во главе партии, должен был поставить вопрос о реформах. Если бы его не поставил Михаил Сергеевич Горбачев, это сделал бы кто-то еще. Другой вопрос — стал бы этот «кто-то» лучше Горбачева, превзошел бы он Горбачева по своим качествам, сумел бы_: он провести реформы иначе, не доведя дело до краха СССР, до разру­шения экономики.

В 1987 году, когда программа реорганизации советского государства вступила в ре­шающую стадию, М.С. Горбачев дал определение этой про­граммы: «Перестройка — многозначное, чрезвычайно емкое слово. Но если из многих его возможных синонимов выбрать ключевой, ближе всего выражающий саму его суть, то можно сказать так: перестройка — это революция». Таким образом, высшее руководство КПСС видело задачу не в постепенном ре­формировании, а в революционных преобразованиях, в корне меняющие основные общественно-политические структуры, ведущие к резкому перераспределению власти, прав, обязан­ностей и свобод между классами, слоями и группами.

Перестройка, которую провозгласил М.С.Горбачев, относится к категории «революций сверху». В них назревающий кризис легитимности государства, грозящий перераспределением власти и богатства, разре­шается действиями правящей прослойки через государст­венный аппарат. Горбачеву удалось провести решительные кадровые изменения в руководящих структурах власти, освободиться от геронтократии и привлечь к руководству новую плеяду политических деятелей.

Процесс демократизации советского общества, который символизировал политика гласности и открытости, дал ряд ярких примеров популизма всех возможных цветов и оттенков. Главный инициатор демократизации страны М.С. Горбачев практиковал частые поездки по стране - своеобразные "хождения в народ", непосредственные апелляции к широким массам как в СССР, так и за рубежом ("народная дипломатия"), продемонстрировав умелое применение классических образцов популистских методов. Во многом благодаря им, в первые годы пребывания у власти М.Горбачеву удалось завоевать симпатии простых людей. Однако, когда популизм Михаила Сергеевича не был подкреплен практическими результатами, он был оттеснен от реальной политической власти.

Политика перестройки привела к разрушению Берлинской стены, объединению Германии, распаду социалистической системы, сближению со странами Запада. Однако, имея огромный авторитет в западных странах, М.С.Горбачев по мере нарастания проблем в СССР, терял его в своей стране. Боязнь брать ответственность на себя, о чем свидетельствовали события в Тбилиси, Вильнюсе, Сумгаите, Риге, Баку, непоследовательность в экономической политике, бесконтрольная демократизация привели Горбачева к ситуации, когда народ перестал верить своему руководителю. Этим воспользовалось консервативное окружение советского лидера, отстранив его от власти.

Горбачев и его окружение не предполагали, к каким последствиям приведет такая политика. Перестройка завершилась глубокими изменениями поли­тической системы, общественно-экономического строя, национальных отношений, образа жизни и культуры всех граждан и народов СССР. Она привела к кардинальному изменению геополитической структуры мира и породила мировые процессы, далекие от завершения.