Лекция 17. Политика, право, демократия (методологические проблемы соотношения)

В рамках предметов политологии проблемы соотношения полити­ки, права и демократии занимают важное место. Анализ характера и тенденций их взаимосвязей позволяет полнее и точнее понять природу и свойства политики, права, демократии, их удельный вес и реальные возможности в социальном и духовном историческом движении совре­менных общественных систем. Именно этот круг проблем затрагивает существеннейшие интересы общества, ту сферу его жизни, в которой наиболее ярко выражаются его потенциал и динамика и которая более всего чувствительна к воздействию внутренних и внешних факторов.

В последнее время мир стал свидетелем колоссальных политиче­ских процессов. Принципиально изменяются целые политические сис­темы стран, эволюционируют формы государственных структур, де­мократические институты. Модернизируются, образуются и распуска­ются международные региональные или блоковые государственные со­юзы. Мир стал более открытым к сотрудничеству народов. Преобразу­ющаяся политическая карта мира настоятельно требует от политологии теоретического анализа сложных проблем современности как на ло­кальном, так и на мировом уровне.

О взаимосвязи политики, права, демократии пишут не только уче- ные-специалисты, но и профессиональные политики, государственные деятели, партийные лидеры, журналисты и др. При этом нельзя не отметить многовариантность подходов к пониманию темы, различие исходных мировозренческих и методологических позиций. И в то же время эти подходы и позиции содержат (с большими или меньшими оговорками) известную общность в определении политики, права, де­мократии.

По Ленину, политика — это участие в делах государства, «опреде- лениеформ, задач, содержания деятельности государства»¹⁷¹. Государст­во — ядро политической жизни. Энгельс считал государство и народные массы двумя решающими силами в политике¹⁷². Маркс заметил однажды, что внедрять религиозные догматы в политику означает сделать их «определяющими факторами государства»¹⁷³. Многочисленные немарк­систские теоретические концепции политики прямо или косвенно ее центральным пунктом выделяют государство, политическую власть. Приведем лишь некоторые положения: политический строй — это госу­дарство (Э.Форстхоф); государство — один из основных институтов политического анализа (Ф.Нашольд); основной предмет политологии — политическая власть (O.K. Флехтхайм); власть — центральный или даже единственный признак политического (Берг-Шлоссер); консти­тутивно политическая наука — это анализ условий политической власти, ее конкретных форм (И.Кламмер); современное значение политики в собственном смысле слова связано с действиями государ­ства (Х.Х. Бедер): государство — это институционализированная власть (Ж.Бюрдо) .

Разнообразные (по времени, методологической основе, идеологи­ческой ориентации) теоретические интерпретации права в качестве его важного и неотъемлемого компонента включают установленную госу­дарством систему общеобязательных норм, регулирующих поведение людей и направленных на достижение определенных целей общества. Демократия, как политика и право, также имеет многовековую исто­рию осмысления. Формы государства, принципы организации и дея­тельности государственных, политических, общественно-политиче­ских структур, сумма прав и свобод человека — вот что чаще всего понимается под демократией (властью народа). Взаимосвязь политики, права, демократии очевидно и может быть понято, как порой кажется, на чисто интуитивном уровне. Исторический опыт показывает, что форма государства, тот или иной государственный орган и его деятель­ность могут быть сколько-нибудь стабильными, эффективными и поль­зоваться доверием общества, если будут юридически оформлены и за­креплены. Это в равной степени касается и политических партий, орга­низаций, общественных движений (во всяком случае принципиальных моментов их деятельности — программных целей, процедур создания и прекращения существования, финансов и имущества, участия в изби­рательных компаниях и др.).

В свою очередь право самым непосредственным образом опирается на политические (не только государственные) институты. Право тогда чего-нибудь стоит, если ему следует и его гарантирует государство. Политическая природа, политические свойства в большей или меньшей степени характерны для всех правовых явлений. Может быть, излишне категорично известное ленинское утверждение «право ничто без аппа­рата, способного принуждать», но высокая степень зависимости права от государства отражена верно. Вот еще несколько аналогичных тези­сов: «нет правовых предписаний без власти», «всякое право — продукт политики» (Ж.Бюрдо); «правообразование есть всегда политика» (Т.Мейер-Мали); «право без власти иллюзия» (Д.Мертен). Приведен­ные положения в концентрированном теоретическом виде фиксируют жесткую зависимость права от политики, главного в ней — государства, государственной власти.

Так же ясна взаимосвязь демократии с политикой и правом. Напри­мер, различные модификации республики как формы государственного правления, характер соподчинения органов власти, управления, право­судия, степень демократичности принципов и способов реализации го­сударственной власти, диапазон и реальность прав и свобод человека в целом определяются комбинацией сотрудничества, компромиссов или противостояния различных политических сил, партий, движений, иде­ологий. Объективно необходимо и законодательное (конструктив­ное) закрепление институтов и принципов демократии. Никакая об­щественно значимая, охватывающая социальные классы и слои де­мократия невозможна вне юридического оформления и признания, без того, чтобы она не была так или иначе институционализирована в государственном строе.

Столь тесная взаимосвязь и даже взаимопроникновение политики, права, демократии часто дают повод для утверждений об их идентично­сти, предметно-объектной неотдифференцированности друг от друга. Нередко право или законность (позитивно реализуемое в жизни право) рассматриваются как элемент демократии. Известны доктрины, соглас­но которым «государство и право идентичны» (Г.Кельзен) или «право — это власть» (Г.Хенкель)¹⁷⁴. Такого рода суждения не лишены оснований. Как, например, нужно понимать конституционные нормы о правах и свободах человека: есть ли это право, установившее и закрепившее демократические институты, принявшие юридические формы? что та­кое закон о забастовках, принятый под давлением рабочего или проф­союзного движения: политика, воплощенная в юридических нормах, или право, регламентирующее известный круг политических отноше­ний? что представляет собою государственный аппарат с его многозвен­ными вертикальными и горизонтальными структурами, получившими детальный правовой статус: государство, обретшее необходимые право­вые формы, или опредмеченная правовая общественная потребность социальных сил страны, не желающих зависеть от произвола и стихии?

На первый взгляд ответ отыскивается легко: политика, право, де­мократия идентичны друг другу. И все-таки проблема решается не так просто. Вступить во взаимодействие могут совместные вещи, имеющие нечто тождественное, что объединяет их. Различные во всех отношени­ях вещи не могут вступить во взаимосвязь, она возможна лишь при наличии определенного различия между ними. Право, политика, де­мократия отвечают названным требованиям.

Право, демократия, политика не являются ни причиной взаимного возникновения и существования, ни целью. Право и демократия суще­ствуют не потому, что есть политика, государство с его правотворчески­ми органами. А целью государства в итоге не является установление правовых норм и демократических институтов. Политика, например, реализуется не только с помощью права. Среди иных средств можно назвать дипломатические и военные акции, агитацию, пропаганду. Политика вообще, несомненно, более гибка, чем право. Направлен­ность политики, формы некоторых важных политических институтов (партий, движений) могут претерпевать серьезные изменения, в то время как законодательство остается неизменным. Да и с точки зрения, если можно так выразиться, вещественно-наглядной политика, право, демократия различаются. Политика предстает прежде всего как инсти­туционализированная система государственных, политических, обще­ственных учреждений, организаций, движений, соответствующие по­литические отношения, идеологии, нормы. Право же выступает как материал исключительно духовного порядка: воля, интересы, мотивы, цели, идеи, доктрины, общественное мнение, нашедшие государствен­ное нормативное выражение. Демократия в интересующем нас плане включает в себя элементы институционального и духовного порядка. Общее, тождественное для политики, права, демократии, состоит в объединяющей их природе, едином корне который представляет собой общесоциальную потребность в самоорганизации, самоуправлении и саморегулировании, в необходимости упорядочить взаимоотношения личности и общества. Иначе говоря, политика, право, демократия яв­ляются различными формами выражения и реализации одной и той же общественной потребности. В свою очередь политика, право, демокра­тия взаимно могут служить и служат наиболее рациональной и эффек­тивной формой реализации своего назначения.

Анализ соотношения политики, права, демократии нередко сопро­вождается заключением о так называемом примате одного из взаимо­действующих явлений. Особенно это свойственно современным рабо­там, посвященным «правовому государству». Для данных работ харак­терна (вольно или невольно) своеобразная неомифологизация с оттен­ком государствофобии, демократизации политической власти, и одно­временно ясно просматривается фетишизация права. Теория «правово­го государства» расценивается некоторыми западными юристами как предмет интеллектуальной гордости, как одно из высших достижений человеческого духа. Объективности ради заметим, что отдельные за­падные исследователи констатируют, что дух понятия правового госу­дарства давно дискредитирован.

Можно разрабатывать различные рекомендации по укрощению де­мона власти, по демократизации общественной жизни, деполитизации и деидеологизации государственных структур, но не следует при этом фетишизировать одно (в нашем случае право) или несколько средств подходящих для достижения поставленных целей. Это всегда сужает поле видения и осмысления изучаемых объектов. При всей значимости права, самой идеи правового государства очевидно другое, что — при почти необозримом количестве переменных в политике, демократии, в общественном движении в целом — не в правовой сфере или прежде всего не в ней лежит основной вектор принципиальных социальных, хозяйственных и духовных перемен современного общества. Здесь мо­гут «работать» и различного рода альтернативные варианты, и «шаги», «зигзаги» в сторону, и «попятное движение», и непрофессионализм в государственном управлении, правотворчестве.

Бывший президент Франции В.Ж. д'Эстен в своих рассуждениях о принятии государственных решений, например, отмечает, что крайне редко применялся (в его бытность президентом) метод, «который осно­вывается на объективном исследовании данных, сопоставлении и об­суждении различных точек зрения с последующим принятием решений на соответствующем компетентном уровне»¹⁷⁵. С большой долей уверен­ности можно сказать, что это характерно не только для Франции. Мож­но по-разному относиться к высказываниям (имея в виду степень их научности) бывшего президента одной из стран, но не принимать во внимание суждения крупного практического политика, государствен­ного деятеля нельзя, если мы хотим дать научную характеристику взаимосвязи политики, права, демократии, общества.

Позволяет ли утверждение о примате и его взаимосвязях с полити­кой и демократией раскрыть подлинную природу, своеобразие, особен­ность как самих этих связей, так и соотносящихся явлений? Думается, нет. И политика, и право, и демократия — это, пользуясь ленинским выражением (высказанным, правда, по другому поводу), «живое твор­чество масс». Социальное творчество осуществляется в результате всего многообразия жизнедеятельности людей, происходящей всегда проти­воречиво, драматично и даже трагично. Вотношении реальной жизни политико-правовые формы и институты должны быть ограничены и естественны, фиксировать и понимать разнообразные сопутствующие им факторы и процессы, не допуская фетишизации, арифметического измерения «удельных весов» изучаемых явлений. Конечно же, из-за отсутствия примата права над политикой, государством или отказа от некоторых принципов юстиции значительно или полностью демонти­рованы десятилетиями существовавшие политические и государствен­ные структуры как в нашей стране, так и в восточноевропейских стра­нах. Масштабный и во многом поразительный опыт названных стран наглядно иллюстрирует значимость социально-экономической обус­ловленности политики, права, демократии, форм их соотношения. Ос­тановимся на данной проблеме несколько подробнее. Маркс включал государство в систему буржуазной экономики. Широко известно ленин­ское определение социализма как суммы, слагаемыми которой являют­ся советская власть, прусский порядок железных дорог, американская техника и организация трестов, американское народное образование и т.д. Можно не согласиться с этой попыткой дать формулу социализма, представив его как некую механическую сумму вполне несовместимых явлений, но нельзя не видеть методологическую последовательность Ленина, включающего государственную власть в социально-хозяйственную и духовную структуры общества и определяющего политику как концентрированное выражение экономики.

Методологический принцип, которым руководствуются Маркс и Ленин, как раз не позволяет жестко и умозрительно разводить полити­ко-правовые (надстроечные) и социально-экономические (базисные) структуры, ориентирует на то, что, по существу, данные структуры могут быть поняты не взятыми сами по себе, а во взаимодействии. Можно сказать, что самая сокровенная тайна названных структур на­ходится в их взаимопредопределении. Исходя из другого понимания, невозможно найти ответы на конкретные вопросы. Почему в обществе, десятки лет называвшем себя социалистическим, упразднившем экс­плуатацию человека человеком, частную собственность, безработицу и решившем немало сложных проблем, отсутствуют стимулы к труду, катастрофически низки производительность труда и эффективность общественного производства в целом, тормозится научно-технический прогресс? Почему в этом же обществе, провозгласившем и конституци­онно закрепившем принадлежность власти народу, соответствующие демократические избирательные, властные, управленческие, судебные процедуры, систему прав и свобод, иные демократические институты, фактически долгое время демократия существовала в урезанном виде, а реальная политика была уделом определенных социальных групп? Почему практически была нарушена самостоятельность, например, го­сударства, партии, профсоюзов, а среди широких социальных слоев общества нередко доминировали политическая апатия, цинизм, скеп­сис, девальвировались пропагандируемые политико-правовые и демок­ратические идеалы и ориентиры?

Анализ соотношения политики, права, демократии не на понятий­ном, а на исторически конкретном уровне невозможен без обращения, по выражению Маркса, к «экономико-историческому типу общества». Это тем более необходимо сделать, если не претендовать на окончатель­ные и надвременные истины. Даже при самом поверхностном взгляде видны специфика и своеобразие взаимосвязи политических и правовых институтов в государствах, скажем, трех- или однотысячелетней дав­ности и в современных нам общественных системах. Эти сравнительные отличия видны не только в структуре, организации, функционирова­нии, идеологическом оформлении и объяснении, но и в характере (что более важно для прочерчивания историко-временного вектора) взаимо­действия их с социально-экономическими образованиями.

Со сменой экономико-исторических типов общества прослежива­ется последовательная и увеличивающаяся отдифференцированность друг от друга (реальная, предметно-наглядная) базисных и надстроеч­ных структур, растущая самостоятельность последних. Такие процессы во многом объясняются нарастанием общественного разделения и спе­циализации труда, усложнением и разветвлением (в сторону самобыт­ности) форм и институтов общественной и духовной жизни. Связи между базисными и надстроечными структурами не исчезают, но ста­новятся иными по формам, интенсивности, степени открытости. Они уже не могут жестко определяться формулой «что чем определяется». Не спасет здесь и оговорка «в конечном счете». Однако если политико- правовая и демократическая надстройки определяются базисом, то все же исходя из данной теоретической формулы невозможно объяснить, почему эта надстройка может предопределять фактическую ликвида­цию хозяйственных укладов, форм духовной и политической жизни в обществе. Например, известный опыт коллективизации в нашей стра­не, культурная революция в Китае, известные события в Кампучии, политическая и расовая практика германского фашизма вполне могут служить историческими иллюстрациями приведенного тезиса.

Для понимания упомянутой формулы важное значение имеет Марк- сово теоретическое положение об историческом прогрессе: общества различаются не тем, что (результаты общественного производства) они производят, но тем, как (орудия общественного труда) они производят. При сравнении же ныне существующих общественных систем заметно стираются оба (в том числе решающие для Маркса) различия.

Более того, происходит все более определенная универсализация в формах организации и управлении общественным производством. В то же время сохраняются оригинальные и многообразные, самобытные по своим традициям и характеристикам национальные политико-право- вые и демократические образования. Можно найти много различий в государственно-правовых и демократических системах Англии и Фран­ции, хотя в обеих странах экономические структуры в основном одина­ковы. Не всегда более развитые производственные факторы предпола­гают более совершенную политическую систему (например, США и Франция, Италия и Япония). Нет, скажем, прямой и определяющей связи между способом установления новой политической власти, госу­дарственно-правовых форм и уровнем экономического развития стра­ны. Иллюстрацией тому могут служить, в частности, революционные события в Англии (XVII в.) и Франции (XVIII в.). При довольно ста­бильном и успешном развитии западных стран их институты власти тем не менее, по оценке некоторых исследователей, переживают кризис, который приобрел международный характер.

Исследования проблемы в форме поиска ответов на вопросы, типа: могут ли на уровне своего развития государство, право, демократия быть выше или ниже обусловливающих их экономики и культуры об­щества? что в итоге определяет взаимосвязь названных явлений? кому конкретно выгодна та или иная эволюция политико-юридических, го­сударственных форм? — свидетельствуют об упрощенном подходе, ог­раничении механическим пониманием предмета анализа. Как, напри­мер, ответить на вопрос, кому выгодна была Октябрьская революция 1917 года в России?

Если необходимо раскрыть и понять подлинную природу политики, права, демократии, то вряд ли можно ограничиться их рассмотрением в неподвижном, застывшем в пространстве и времени состоянии. Только при исследовании соответствующих всесторонних и живых связей рас­кроются свойства, особенности, природа политики, права, демократии.

В настоящее время громадный теоретический интерес и в то же время трудности представляют собой радикальные и даже революцион­ные (во всяком случае по масштабам, направленности, результативно­сти, значимости) события, происходящие у нас в стране и в странах Восточной Европы. По крайней мере они позволяют прийти к некото­рым однозначным выводам: всякая консервация объективно отживших свое политических идей, институтов, их культивирование даже с самы­ми благими намерениями могут привести к социальной катастрофе; политическая теория — при всей ценности ее содержания, социальной принадлежности и ориентации — может стать консервативной и само­надеянной (полностью или частично); прежде чем переделать мир (в том числе и мир политики, права, демократии), его необходимо крити­чески и самокритически объяснить.

Отсюда не случайны и даже в чем-то естественны те разнообразные (до взаимоисключения) толкования понимания существовавших до не­давнего времени политико-государственных и правовых структур в этих странах. Так, применительно к нашей стране структуры опреде­ляются как «авторитарно-бюрократический строй», «авторитарно-бю­рократическая система», «ведомственный феодализм», «номенклатур­ный капитализм» и т.п. Несомненно одно: современный политико-пра­вовой и демократический мировой опыт, как и его многочисленные теоретические реконструкции нуждаются в глубоком и принципиаль­но-критическом осмыслении. Эта должна быть критика, поднимающая политологию как науку до уровня, позволяющего рассматривать ее диалектически.