Хрущевская «оттепель»: политическая эволюция

И БОРЬБА ЗА ЛИДЕРСТВО

Смерть Сталина предопределила вступление СССР в стадию перемен. С весны 1953 г. основой политического развития был провозглашен принцип «коллективности», призванный стать барьером на пути диктаторских устремлений и амбиций. Логика советской системы, определяемая мобилизационным типом развития, характером государства и личностью Первого руководителя, казалось, должна была отторгнуть «коллективность». Однако, происходило противоположное: «коллективность» как баланс сил обновления и традиционализма становилась условием выживания и адаптации режима, способом приспособления к новым реалиям. Принцип «коллективности» позволял решать накопившиеся проблемы страны вне произвола и диктатуры одной личности, как это было при Сталине. Новое качество советского строя утверждалась на путях общественной дестабилизации, незавершенности и половинчатости перемен, следствием чего становились десакрализация власти, размывающая образ Вождя.

«Коллективности» руководства соответствовали лозунги возрождения ленинских норм партийной жизни, поддержания единства и сплоченности, преодоления «культа личности». В соответствии с ней выстраивалась властная вертикаль. Правительство возглавил Г.М. Маленков, считавшийся наследником Сталина, его заместителями стали Л.П. Берия, В.М. Молотов, Н.А. Булганин, Л.М. Каганович. Президиум Верховного Совета возглавил К.Е. Ворошилов, МИД – Молотов, МГБ и МВД курировал Л.П. Берия, военное министерство – Н.А. Булганин, заместителями которого были А.М. Василевский и Г.К. Жуков, только что возвращенный из ссылки.

Вместо Президиума и бюро Президиума ЦК остался один Президиум, в него вошли Маленков, Берия, Молотов, Ворошилов, Хрущев, Булганин, Каганович, Микоян, Сабуров, Первухин, кандидатами – Шверник, Пономаренко, Мельников, Багиров. Секретарями ЦК стали Игнатьев, Поспелов, Суслов, Шаталин. Из московского горкома партии в ЦК был переведен Хрущев.

Начались политические перемещения в среднем звене; некоторых руководителей, замешанных в репрессиях, отодвигали на задний план или отправляли в ссылку, шли чистки «силовых» структур. Руководство балансировало в неопределенности между обновленчеством, угрозой переворота и потребностью в самоочищении. Синдром страха вызывала фигура Берия, «обезврежение» которого для части «верхов» представлялось условием поддержания относительного единства. Берия обладал большими возможностями влияния на ход событий, выдвинул ряд инициатив, свидетельствующих о серьезности намерений завоевания власти. Опасаясь его действий, члены Президиума ЦК начали осторожную работу, которая закончилась арестом Берия и осуждением «бериевщины» на июльском пленуме ЦК 1953 г. В декабре 1953 г. Берия как «враг народа» был расстрелян, из соответствующего тома Большой советской энциклопедии изымались его фотография и статья «Берия».

Началась ускоренная ротация руководящих кадров, при этом власти призывали отказаться от чрезвычайных методов, изменить внутрипартийный климат, приступить к демократизации партийной жизни, восстановить открытость и систематичность отчетно-выборных кампаний; наряду с «закрытыми» письмами предлагалось открыто обсуждать актуальные проблемы и важные документы. Обновлялся политический лексикон, постепенно менялась политическая топонимика.

С «коллективным руководством» была связана и социальная переориентация экономики. Формальное начало перемен связано с выступлением Г.М. Маленкова на сессии Верховного Совета в августе 1953 г. Намечалось осуществить перераспределение капиталовложений, обновить аграрную политику, реформировать налоговую систему; была сделана ставка на материальное стимулирование, укрепление личных подсобных хозяйств, подключение колхозов к государственным энергосетям, освоение целинных земель. В сентябре 1953 г. Кремль конкретизировал программу мер в области сельского хозяйства, что позволило в ближайшие годы заметно улучшить благосостояние народа. 1954 г. прошел под знаком освоения целины, обновления в различных общественных сферах.

Одновременно шла закулисная борьба в «верхах», закончившаяся неожиданным для многих смещением Г.М. Маленкова в начале 1955 г. Ему инкриминировались беспринципность, теоретическая беспомощность и «пораженческие» настроения. Тяжкие «грехи» Маленкова – пренебрежение сталинским постулатом о доминирующей роли отраслей группы «А», «малодушие» в вопросе о возможности победы социализма в атомной войне – проецировались на личность премьера. Одновременно пропаганда выделяла успехи партийно-организационной работы, которую координировал Хрущев. Отмечались успехи кампании по обмену партбилетов, реалистичность решений пленумов ЦК и съездов компартий союзных республик, рост численности местных ячеек (351 тыс. в 1955 г.), соблюдение кадровой «чистоты» КПСС (25% вновь принятых приходились на рабочий класс), реорганизация политорганов в армии, налаживание связей ЦК с местными парткомами, внимание сельским райкомам, усиление влияния партии на молодежь, что показал 12 съезд ВЛКСМ (март 1954 г.). Эти и др. заслуги поднимали рейтинг Хрущева как «достойного продолжателя дела Ленина». Вместе с тем, смещение Маленкова стало не просто победой Хрущева, а изменением баланса политических сил, началом утверждения нового типа реформаторства, новой «обновленческой» версии социализма.

Реформаторская ориентация в руководстве усилилась в связи с подготовкой к ХХ съезду КПСС. Активизировалась работа по освобождению осужденных. Грядущая встреча, по словам А. Ахматовой, «России сидевшей» и «России сажавшей» пугала власть. Страх перед разоблачением, угроза ответственности за прошлые деяния и объединяла, и расслаивала партийную элиту.

Сегодня существуют разные мнения относительно меры целенаправленной «чистки» архивов и уничтожения компрометирующих материалов. Однако при этом не подвергается сомнению намерение «верхов» обратиться к народу со своим «Словом о Сталине». Правда о Сталине была основной проблемой, суммировавшей все предыдущие споры и разногласия. В этом плане заранее готовилось закрытое заседание партсъезда, в декабре 1955 г. была создана специальная комиссия ЦК под руководством П. Поспелова с соответствующими полномочиями. К февралю 1956 г. комиссия, куда входили А. Аристов, Н. Шверник, П. Комаров, на основании изучения документов и допросов свидетелей подготовила доклад. В нем был сделан вывод о фабрикации НКВД дел о различных «антисоветских центрах» и заговорах; доказывалось личное участие Сталина в организации расправ, уничтожении кадров; фактически ставился вопрос о пересмотре приговоров.

Открывающиеся факты, масштабы и технология террора, роль в нем Сталина ошеломили высшее руководство. На рабочих заседаниях Президиума неоднократно обсуждались вопросы организации нашумевших «дел» 1930-х гг., убийство Кирова, уничтожение делегатов XVII съезда (1934). Все это вызывало споры, дискуссии. Активность в деле развенчания Сталина проявлял Хрущев. Его довод убедителен: «если мы не сделаем это на ХХ съезде, на ХХI будет поздно – это сделают другие». Вопрос об ответственности Сталина перешел в область актуальной политики: к нач. 1956 г. Сталиным решено было пожертвовать. Вопрос был в мере «сдачи» – именно здесь, как в фокусе видна фрагментация «верхов». В числе тех, кто был готов рассказывать правду о вожде, находились Г. Маленков, Н. Хрущев, А. Аристов, Н. Булганин, М. Первухин, М. Сабуров, Д. Шепилов. Сомневающимися и противниками (правда, с разными оговорками) выглядели В. Молотов, Л. Каганович, К. Ворошилов. Общая ответственность, боязнь подрыва авторитета партии и угроза неуправляемой стихии несколько консолидировали «верхи». Надо иметь в виду и другие мотивы – боязнь «поднять занавес» и увидеть там не только Сталина, но и себя; раскаяние, осторожность, трезвый политический расчет; страх перед будущим; желание и далее нести посмертную службу Хозяину. Это объясняет, почему нельзя жестко связывать конкретные имена с линией реформаторства или традиционализма. Для 1953–1955 гг. адекватного «личного» воплощения обе ориентации пока еще не получили: хрущевский реформизм нередко проявлялся как элемент традиционализма; в свою очередь немалое число консерваторов из Президиума ЦК ощущали себя по отдельным вопросам проводниками перемен, серьезными оппонентами и критиками «линии Хрущева».

Доклад «комиссии Поспелова» обсуждался на заседании Президиума и на пленуме ЦК до начала работы ХХ съезда. После некоторых колебаний докладчиком был утвержден Хрущев (ранее планировался Поспелов), определялось время выступления (25 февраля), уточнялись условия: после, а не до выборов руководящих парторганов; завершающий день работы съезда; запрет на открытие прений по докладу. Это важно отметить потому, что широко распространено мнение, будто «секретный доклад» – личная инициатива Хрущева, рожденная обстановкой, в кулуарах ХХ съезда.

Таким образом, период 1953–1955 гг. были временем неустойчивого равновесия, сочетания сталинской ортодоксии с политикой, фактически означавшей ревизию сталинизма. Кризис власти и жесткая борьба за политическое лидерство сочетались со стремлением части руководства сохранить в неизменности основные установки курса Сталина, добиться соотнесенности со сталинскими традициями при корректировке отдельных, наиболее одиозных черт и сторон режима. Это предопределяло конъюнктурный подход Кремля к развенчанию наследия Сталина, колебания курса, изменения выдвигаемых установок в политике, экономике, идеологии. Преодоление последствий сталинского курса осуществлялось вне системной критики прошлого, в рамках неизменной модели со старыми лозунгами и оценками, что предопределяло тактику «обновления» и «движения вперед» путем проб и ошибок. Отсутствие единой концепции обнажало теоретический вакуум, а с ним сталинскую традицию реагирования путем устранения «узких мест». При множестве программ и начинаний в промышленности, строительстве, сфере управления к 1956 г. так и не сложилась единая экономическая политика. Определялись лишь подходы к реформам на базе активной политики, выявилось два типа реформаторства, связанных соответственно с именами Г.М. Маленкова и Н.С. Хрущева.

И все-таки 1950-е годы стали временем трансформации большевистской государственности. Как и прежде, она выявляла универсальный характер властно-силовых отношений, пронизывавших все сферы общественной жизни. Вертикально-иерархические властные связи доминировали над горизонтальными (территориальными); отсутствовали автономные от центра структуры, что порождало, с одной стороны, жесткий централизм, единство всего советского пространства, с другой стороны, его разнородность и противоречивость.

По Конституции центром государственной власти и единственным законодательным органом являлся Верховный Совет (ВС) СССР, избиравшийся на 4 года и осуществлявший все принадлежащие ему права. Он состоял из двух равноправных палат – Совета Союза и Совета Национальностей, обладавших законодательной инициативой. ВС избирал Президиум, Верховный Суд, образовывал правительство, назначал Генпрокурора. На сессиях заслушивались доклады об указах Президиума, отчеты правительства и др. В структуре палат существовали постоянные комиссии. В союзных и автономных республиках высшими органами власти являлись однопалатные Верховные советы. После смерти Сталина ВС возглавляли К.Е. Ворошилов (1953–1960), Л.И. Брежнев (1960–1964) и А.И. Микоян (1964–1965).

Формирование элиты происходило в пределах госструктур, что предопределяло монополию последних на принятие стратегических решений и конституировало высший эшелон административно-политической бюрократии в качестве политической элиты.

В октябре 1954 г. было принято решение о реорганизации структуры и методов работы госаппарата. Упорядочивался стиль работы, отменялись прежние «авралы», порождаемые личными склонностями Сталина.

В течение десятилетия верховная власть и лично Хрущев экспериментировали с министерской структурой, имея в виду, с одной стороны, уход от сверхцентрализации, с другой - сохранение партийного влияния. Попытки резкого сокращения министерств обычно вызывали недовольство столичной бюрократии. Рушилась складывавшаяся десятилетиями управленческая вертикаль наркоматов-министерств, а вместе с ней – рабочие места министерской номенклатуры. Перспектива покинуть Москву для работы в совнархозах (введены с 1957 г. вместо соответствующих министерств) представлялась нежелательной, и не слишком реальной: на местах были свои кандидаты на руководящие посты. С другой стороны, местные партийно-хозяйственные элиты видели в ликвидации министерств расширение собственных возможностей. В выигрыше оказывались производственники. Непосредственно в руководство совнархозов входили его председатель, заместители, начальники управлений, отделов, с 1960 г. – директора крупнейших предприятий и строек. Что касается партийного начальства, то оно как бы отодвигалось на второй план. Возникала ситуация, когда хозяйственники оказывались относительно самостоятельными по отношению к крайкомам и обкомам КПСС. Это порождало напряжение, а со временем стало одним из факторов консолидации партийцев против Хрущева.

Казалось, лично для Н.С. Хрущева это не имело принципиального значения. Однако в реальной борьбе с Г.М. Маленковым и Н.А. Булганиным, занимавшими поочередно пост Председателя Совета Министров, он добивался главного – соединения высшей партийной и государственной власти в одном лице. Это удалось ему в феврале 1958 г., когда со своего поста был смещен Булганина, и Хрущев наконец стал Председателем Совета Министров СССР. Концентрация власти лишала Хрущева ореола борца за интересы высшей партноменклатуры, который он получил в ходе работы июньского (1957) пленума ЦК КПСС.

В 1950-х гг. был принят ряд постановлений, относящихся к совершенствованию работы местных советов. Изменения касались и территориально-государственной структуры; осуществлялись внутрисоюзные передачи территорий, шли преобразования в плане изменения статуса: в 1954 г. Крымская область РСФСР передавалась УССР, Карело-Финской ССР в 1956 г. стала Карельской АССР в составе Российской Федерации, Черкесская автономная область в 1957 г. преобразована в Карачаево-Черкесскую автономную область в составе Ставропольского края, Калмыцкая автономная область преобразована в Калмыцкую АССР (1958) и др. Убирались польские, венгерские и румынские названия населенных пунктов в западных районах Украины.

Последовательно осуществлялась судебная реформа. В 1958 были приняты Основы законодательства в области судоустройства, уголовного процесса и уголовного права, в 1960 – новый Уголовный, а также Уголовно-процессуальный кодексы. Элементами судебной реформы явились Закон о судоустройстве (1960), Основы гражданского законодательства и Основы гражданского судопроизводства (1961). В 1964 г. были приняты новые Гражданский и Гражданско-процессуальный кодексы, а также Таможенный кодекс СССР.

В первой половине 1960-х гг. развернулась кодификационная работа в союзных республиках, шла привязка Основ законодательства и судопроизводства к местным особенностям. Все это невольно способствовала пробуждению правосознания в некоторой части общества, но еще мало было тех, кто понимал законы так, как они написаны, а не так, как их трактует начальство.

Крупнейшим событием 1950-х гг. стал ХХ съезд КПСС. Он состоялся в феврале 1956 г., официально подвел итоги послевоенного десятилетия, наметил перспективы развития. Первый партсъезд «без Сталина» проходил в условиях неоднозначных процессов общественного обновления. Налицо было некоторое экономическое оживление, укрепление международных связей. Изменились настроения людей, страна жила ожиданием перемен. Партийно-советская элита, как и общество в целом, неоднозначно включалась в обновленческий процесс. Готовность услышать горькую правду и начать мучительный процесс «изживания Сталина» в собственной судьбе была различной. Некоторые успехи «линии реформ», олицетворяемой Хрущевым, были сопряжены с неопределенностью, политическими конфликтами, острой борьбой. Все это отражалось на подготовке съезда, выработке проектов решений. Постепенно сформировалась концепция политики, которая нашла отражение в проекте Отчетного доклада ЦК.

Если по вопросу о «сталинском докладе» в Президиуме ЦК так и не сложилось единодушия, то по ключевым проблемам стратегии развития, политического курса, отраженным в Отчетном докладе ЦК, все же наметился компромисс. Его основой стало взаимное признание исторической оправданности Системы, ее способности к саморазвитию.

В сфере международных отношений утверждалась модель мирного сосуществования, дистанцирующаяся от тезиса о «мировой революции», но не поступающаяся, однако, принципом классовости («мирное сосуществование – особая форма классовой борьбы»). Партия отказывалась от формулы уничтожения империализма как неизбежного источника войн; был сделан вывод об отсутствии фатальной неизбежности войны, подчеркивалась значимость возможностей ее предотвращения. Появились новые акценты в определении характера революционного процесса (разнообразие форм диктатуры пролетариата и путей перехода к социализму). Этим страна адаптировалась к условиям «холодной войны», блоковой политики (НАТО и Варшавский договор), противостояния в регионах «третьего» мира.

Во внутренней политике обосновывалась модель дальнейшего продвижения к коммунизму, базировавшаяся на сохранении командных методов, планово-распределительной экономики. По инициативе Хрущева подтверждался курс на быстрое решение «основной экономической задачи» – догнать и перегнать развитые страны Запада (прежде всего – США) по производству продукции на душу населения.

Съезд осуществил корректировку социально-экономического курса, углубил линию реформ в сельском хозяйстве и промышленности, выработанную в сентябре 1953 г. и июле 1955 г., принял решения о децентрализации управления, расширении хозяйственных прав республик. Был сделан акцент на социальную переориентацию экономики, предлагалось добиваться повышения благосостояния, роста реальной заработной платы, усиления материальной заинтересованности, уменьшения продолжительности рабочего дня. Предполагалось провести пенсионную реформу, развернуть массовое жилищное строительство, внести изменения в систему образования. С этими программами связывались задачи развития советского демократизма, улучшения работы советских органов, сокращения административно-управленческого аппарата, соблюдения прав граждан. Показательно, что фактически дезавуировалось сталинское положение об обострении по мере приближения к социализму классовой борьбы, была развенчана теория Вышинского о «презумпции виновности» (признание обвиняемого – главное доказательство его вины). Из Уголовного кодекса убиралась 58 статья, существовавшая с начала 20-х годов и каравшая за «контрреволюционные» преступления.

Реализация намечаемых планов закономерно вела к большим переменам, изменению качества жизни, ломке жизненных принципов и стереотипов миллионов людей. Это должны были учитывать руководители СССР и КПСС. Между тем политические изменения, призванные укоренить социально-экономические сдвиги, не являлись приоритетом как в основных докладах, так и в выступлениях делегатов, в материалах съезда они представлены достаточно скромно. Что касается заявлений о единстве, сплоченности в борьбе с «культом личности», то это были, скорее, декларации о намерениях; наряду с планами расширения партийно-идеологического влияния, этого было явно недостаточно как развернутой долговременной программы, к тому же инструменты развития брались из старых запасов.

Так, национальные интересы по-прежнему служили идеологии, отражающей потребности «правящего класса». Незыблемой сохранялась однопартийная система, неизменным оставался формальный парламентаризм. Советский патриотизм гармонично сочетался с пролетарским интернационализмом. Утверждение дружбы народов было сопряжено с отношением к разнонациональному населению как к демографической субстанции, при этом политическая ментальность народов никак не являлась субъектом интереса властей.

Конечно, отказ от глубокого реформирования системы вовсе не означал отсутствия планов политических изменений. Однако в любом случае они были связаны с оценкой роли Сталина и, естественно, изменениями в «пирамиде власти». Смещение Вождя, курс на очищение «ленинского наследия» и рост политической ответственности, новая роль «коллективного руководства» – эти и другие моменты с необычайной силой заявили о себе в ходе заключительной части работы 20 съезда – на закрытом заседании 25 февраля 1956 г. в докладе Хрущева «О культе личности и его последствиях».

Доклад явился выражением общественных потребностей, оказал огромное влияние на положение дел внутри страны и за рубежом, стал вершиной политической биографии Хрущева. Впервые за многие годы официальная партийная мысль и государственная воля опередили общественные настроения. Сама история доклада – показатель важных политических перемен. Если «проект Поспелова» включал материалы по 1939 г., то доклад Хрущева был содержательно и хронологически расширен, в нем появились новые разделы: Сталин и война; депортация народов; послевоенные репрессии; конфликт с Югославией; культ личности в общественной сфере. Можно предположить, что Хрущев, скорее всего, самостоятельно, без санкции Президиума, ввел эти новые элементы в «записку Поспелова», преследуя при этом собственные цели. Возмущенные члены Президиума не могли изменить положение: съезд завершался, а право на доклад было у Хрущева, который еще ранее угрожал «в случае чего выступить с разоблачениями на съезде от себя лично». Все это имело множество последствий. Одним из них стало то, что Хрущев превратился в недосягаемого лидера, оторвался от консерваторов, фактически стал их обвинителем. Словно смягчая «вину», заботясь о правоверности, в заключительной части доклада он убрал суровые формулировки о личной ответственности Сталина и необходимости полной реабилитации репрессированных по его вине. Доклад быстро попал за рубеж, стал мировой сенсацией. С ним начали знакомиться, хотя и выборочно, внутри СССР.

ХХ съезд избрал новое руководство. Членами Президиума ЦК стали Н.А. Булганин, К.Е. Ворошилов, Л.М. Каганович, А.И. Кириченко, Г.М. Маленков, А.И. Микоян, В.М. Молотов, М.Г. Первухин, М.З. Сабуров, М.А. Суслов, Н.С. Хрущев. Кандидатами – Л.И. Брежнев, Г.К. Жуков, Н.А. Мухитдинов, Е.А. Фурцева, Н.М. Шверник, Д.Т. Шепилов. Принципиально новый момент партийной жизни – создание особого Бюро ЦК КПСС по Российской Федерации. Численность партии на момент работы съезда составляла 7,2 млн. человек.

ХХ съезд как вспышка разделил надвое некогда единое пространство. С него начали вести отсчет всех наиболее важных процессов последующих десятилетий. Что касается 1956 г., то следует особо отметить реакцию общества на разоблачения Сталина. Она определила внутренний климат, повлияла на политический облик страны, организовала вполне определенное поведение «кремлевских вождей». Прежде всего, эта реакция способствовала углублению критики сталинского культа, данной в выступлении Хрущева. На собраниях, митингах, в письмах, выдвигались требования о немедленном снятии памятников Сталину, выносе его тела из Мавзолея, переименовании улиц и городов, хотя еще три года назад в массовом порядке выдвигались противоположные предложения (переименовать Москву в город Сталин, СССР – в Союз Советских Сталинских Республик и т.п.).

Обнаружилась симптоматика политического протеста. Антиправительственные лозунги в Тбилиси и необходимость применения танков для разгона демонстраций (март 1956 г.) повергло руководство в панику. «Верхи» пребывали в состоянии растерянности. С одной стороны, в апреле 1956 г. создается комиссия по изучению материалов открытых судебных процессов 1930-х гг. (председатель – В.М. Молотов), что было естественно, учитывая общий настрой на реабилитацию. С другой стороны, в июне 1956 г. ЦК принимает постановление «О преодолении культа личности и его последствий», которое в последующие 30 лет будет фактически единственным официальным документом, определяющим отношение к Сталину и сталинской эпохе. В постановлении не признавалась связь культа Сталина с общественно-политическим устройством, отвергалось понятие сталинизм, признавалась неизбежность сознательных, временных жертв, учитывая наличие враждебного окружения и «пятой колонны» в СССР. Предлагалось оценивать Сталина в свете великих успехов, признавая все же некоторую ущербность личности, что нанесло вред СССР, но не изменило характера системы, а лишь затормозило поступательное движение вперед. Причина – игнорирование своевременного ленинского предупреждения о Сталине, излишняя доверчивость ЦК и партии. Неудивительно, что уже в июле 1956 г. было организовано специальное «закрытое» письмо в местные парторганизации о том, как надо «правильно» обсуждать решения ХХ съезда.

Реализация курса ХХ съезда фактически натолкнулась на целый ряд подводных камней: неготовность «сверху» осуществлять плановую десталинизацию и обновленческие планы в социально-экономической области; невозможность для ряда руководителей «поступиться принципами» в идеологических вопросах; необходимость здоровой реакции на восприятие критики Сталина за рубежом, в том числе среди друзей и союзников СССР. Самым серьезным внешним препятствием стали венгерские события осени 1956 г. Страх повторения «чего-то подобного» у себя дома усиливал реставрационные настроения. Курс ХХ съезда проверялся на прочность прежде всего с точки зрения пределов допущения инакомыслия.

Одновременно шел процесс возвращения выживших жертв сталинских «чисток». Масштабная социально-политическая акция, коснувшаяся судеб сотен тысяч людей, реабилитация начала осуществляться в 1954–1955 гг. и была ускорена решениями ХХ съезда. В 1953–1955 гг. гласно и полугласно снимались обвинения с осужденных по «делу врачей», Еврейского антифашистского комитета, военных, ленинградской партийной организации. Уже в первые недели и месяцы после смерти Сталина на свободу вышла большая группа партийных и государственных деятелей, ученых, артистов (А. Шахурин, А. Новиков, Л. Штерн, Л. Русланова и др.). Освобождались оставшиеся в живых узники 1920–1930-х гг. из числа старых большевиков, началась посмертная реабилитация деятелей высшей партийной номенклатуры сталинского периода (П. Постышев, Я. Рудзутак, В. Чубарь, Г. Каминский, М. Орахелашвили и др.). До ХХ съезда, согласно официальным данным тех лет, было освобождено более 350 тысяч человек с «политическими» статьями.

Вопрос о массовой реабилитации пока не поднимался, реабилитация была выборочной, распространилась на узкий круг высших руководителей СССР и ВКП(б) и к моменту ХХ съезда коснулась 7600 человек.

Однако в общественном плане суть репрессий замалчивалась, игнорировались права бывших заключенных и их семей, что делало процесс реабилитации половинчатым. Не были приняты к производству многие «громкие дела» 1920–1940-х гг., ограничения касались партийцев. Началась реабилитация репрессированных народов, восстанавливалась автономия народов, выселенных в конце войны, возвращались национальные названия на их территориях. В 1957 г. г. Степной вновь стал Элистой, Микоян-Шахар -Карачаевском, но при этом не были реабилитированы немцы Поволжья, крымские татары, турки-месхетинцы, не раз обращавшиеся просьбами в ЦК, правительство, Верховный Совет СССР.

Конечно, это вовсе не принижает значения огромной работы, проведенной по освобождению сотен тысяч людей, но демонстрирует реальное соотношение сил «обновления» и «порядка» в воззрениях и политике высшего руководства страны.

На волне антисталинских разоблачений вызревали идеи масштабной реабилитации, в т.ч. Бухарина, Рыкова и др. руководителей, которые официально числились «оппортунистами». Смещение Хрущева приостановило этот процесс, к нему возвратились во 2-й пол. 1980-х гг.

1957 прошел под знаком вызревания и разрешения очередного кризиса советской системы, в известной стпени порожденного ХХ съездом. Началось дробление внутри верхушки КПСС, партия далеко уже не являлась единой, хотя основные принципы сохранялись в сталинской чистоте.

Еще летом 1956 г. начал складываться «консервативный триумвират» (Г.М. Маленков, В.М. Молотов, Л.М. Каганович) – костяк будущей «антипартийной группы». Преодолевая антипатию, а порой и взаимную ненависть, эти последователи Сталина начали проводить необходимую подготовительную работу для организации смещения Хрущева. В их планы были посвящены Н.А. Булганин (Председатель Совета Министров), К.Е. Ворошилов (Председатель Президиума Верховного Совета), ряд других видных руководителей (М.Г. Первухин и М.З. Сабуров). Была поставлена задача – добиться формального перевеса в Президиуме ЦК и отстранить Хрущева от должности Первого секретаря Президиума ЦК.

Развязка кризиса наступила в июне 1957 г. 18 июня противники Хрущева под руководством Маленкова путем простого голосования добилась отстранения Хрущева с поста председателя заседания Президиума ЦК, его место занял Булганин. Однако, этот успех закрепить не удалось, несмотря на отчаянные усилия перевести борьбу в другую плоскость (с личности Хрущева на утверждение «подлинной коллегиальности»). 21 июня внутрикремлевские «разборки» стали достоянием партийной общественности. Хрущеву удалось созвать пленум ЦК, чего так опасались его противники, при этом он заручился поддержкой руководства силовых ведомств. Победа Хрущева стала возможной благодаря поддержке высшего слоя партруководства и аппарата, олицетворенного членами ЦК. В защиту Хрущева как «верного ленинца» выступили Л. Брежнев, А. Шелепин идр.

Реформаторски настроенное ядро Президиума ЦК, которое тогда олицетворял Хрущев, поддержали руководители регионов. Они приняли предложенные пределы и перспективы социально-экономических реформ. На этой базе стала складываться новая общественно-политическая структура: руководитель – бюрократия – массы.

Что касается Г.М. Маленкова, В.М. Молотова, Л.М. Кагановича и их единомышленников, то они были отстранены от руководства и обличены как «организаторы и соучастники сталинских злодеяний, фракционеры, раскольники».

Характерно, что на материалах июньского (1957) пленума и особенно на их общественных комментариях лежала печать сталинского опыта. «Фракционеры», включая «примкнувшего к ним Шепилова», прошли через ритуал покаяний и заверений в своей неизменной поддержке «единства», «сплоченности»», коллективности руководства». Официально они были представлены как «последыши» оппортунистов 1920-х гг., правда, без комментариев на этот счет, также как и в плане обнародования их подлинной роли в преступлениях 1930–1940-х гг. «Разоблачение» усиливалось нагнетанием пропагандистской истерии.

Разница заключалась в том, что за «разоблачением» не последовало физической расправы, хотя политическая смерть большинства членов «антипартийной группы» была предопределена, их имена срочно убирались с названий городов, университетов, крейсеров.

В литературе отмечается противоречивый характер решений пленума, подчеркивается, что не все обвинения в адрес консерваторов выдержали проверку временем. Пленум, безоговорочно встав на сторону Хрущева, фактически вывел его из-под критики, не позаботившись о каких-либо противовесах единоличному правлению. Мандат на такое правление, вне зависимости от личных качеств Хрущева, предопределил ошибки и противоречия последующих лет. Вместе с тем, новая общественная атмосфера, логика внутрипартийной борьбы влияли на самого Хрущева, внутренне формируя и конституируя его, подталкивая политический темперамент, что способствовало размежеванию с ортодоксальной частью, объективно расширяло границы критики сталинского наследия.

ХХ съезд и июньский пленум 1957 г. изменили московское политическое пространство. Формировалась «команда» Хрущева. Открывался путь к новому качеству государства и общества, смягченной модели мобилизационной системы, стимулирующей пре­одоление отсталости. Несмотря на внутреннюю противоречивость, чересполосицу стимулов, изменчивость причин и следствий, стал набирать силу реформизм. Началась полоса переустройства, которую логически завершила программа КПСС 1961 г.

1950–1960-е годы отмечены поиском новых форм партийно-советских структур. С одной стороны, поддерживались сталинские традиции, в частности политической ссылки, подготовки и проведения партийных форумов. Показательными в этом отношении были ХХI (1959 г.) и ХХII (1961 г.) съезды КПСС. Основные идеи докладов представлялись только после ритуальных заявлений о преодоления «последствий культа личности» и мудрости «обезврежения» партий под руководством «выдающегося руководителя, истинного ленинца тов. Н.С. Хрущева» от ортодоксов из «антипартийной группы». С другой стороны, с сер. 1950-х гг. формировались новые структуры, призванные адаптировать КПСС к меняющимся условиям.

Центрами власти на местах являлись райкомы КПСС, райисполкомы, а также военкоматы, и прокуратура. Пленумы райкомов собирали, как правило, наиболее квалифицированную и дееспособную часть населения, для которой понятия «плановое задание» или «фонд зарплаты» не были чем-то сугубо абстрактным. Признаком отставания для руководителей районного уровня считалось наличие среднего, а не высшего образования. Ликвидацию «изъяна» обеспечивала системы партшкол, которые выдавали дипломы вузовского образца; других руководителей определяли на обучение в заочные вузы.

Не только региональные руководители, но и многие члены ЦК, а также Президиума имели недостаточно высокий уровень образования, выступали «по бумажке», не привыкли к самостоятельному анализу политической реальности, доверялись в этом консультантам, советникам. Возросла значимость помощников секретарей ЦК, которые, как например, А. Мыларщиков, постепенно приобретали политический, а не организационно-технический статус.

В 1962 г. началась перестройка партийного руководства, региональные структуры КПСС разделялись по производственному принципу – обкомы, крайкомы, а также нижестоящие организации делились на промышленные и сельские. Таким образом на территории одной области или края оказывались два обкома. Поскольку партийная система управления была своего рода эталоном, то и вместо единых Советов и их исполкомов создавались сельские и промышленные Советы и исполкомы. В сложной ситуации оказывались секретари сельских райкомов. Согласно принятым решениям, ликвидировались сельские райкомы партии, а управление сельским хозяйством передавалось территориальным производственным управлениям, охватывавшим несколько районов.

Изменения коснулись и других общественных и государственных организаций - комсомола, профсоюзов, милиции; предполагалось разделить на промышленные и сельские региональные управления КГБ. Перемены касались совнархозов, возникших в 1957 г., их численность резко сокращалась, менялись функции. Границы совнархозов охватывали несколько областей, что еще более ослабляло позиции промышленных обкомов (фактически они оказывались в двойном подчинении – ЦК и местных совнархозов).

Безусловно, процесс дробления протекал противоречиво, резко возрос управленческий аппарат.

Тревогу номенклатуры вызывали также изменения в Уставе КПСС, принятые на ХXII съезде КПСС. Новый Устав утверждал курс на сменяемость состава выборных партийных органов - от первичной партийной организации до Президиума ЦК КПСС. На уровне от первичной парторганизации до районного комитета КПСС должны были переизбираться половина членов выборных органов, от областного до республиканского комитетов - до трети, в ЦК и его Президиуме - четвертая часть. При всех дополнениях, уточнениях и разъяснениях, сохранявших возможность влиять на итоги выборов, принцип сменяемости и обновления партийных кадров воспринимался для партноменклатуры как нежелательный.

С конца 1950–х годов усилилась опасность и серьезных социальных конфликтов как наследия сталинского режима и продукта противоречивости предпринятых реформ. По форме эти конфликты отражали стремление к улучшению системы, адаптации к новым условиям. Начиная с 1953 года, фиксировались разнообразные целинные конфликты, беспорядки в солдатской среде, драки населения с милицией. Значительную роль в формировании конфликтогенной среды сыграл антисталинский пафос ХХ съезда, возбуждавший молодежь, недовольную режимом. Критика личности Сталина вызвала острую реакцию в Грузии. Сразу после ХХ съезда там начались беспорядки. В Тбилиси против демонстрантов были направлены танки.

Широкий общественный резонанс вызвал стихийный протест рабочих в Новочеркасске (июнь 1962 г.). Волнения в Новочеркасске начались на электровозостроительном заводе, доведенные до нужды рабочие выступали против снижения расценок и повышения розничных цен. Протест быстро перекинулся в центр города, группа рабочих отправилась в Ростов-на-Дону на «Ростсельмаш» (дирекция немедленно ввела там военное положение). Власти утратили контроль за ситуацией, выступление вызвало панику в Москве. В Новочеркасск немедленно отправились Ф. Козлов и А. Микоян, были стянуты военные силы, дана санкция на применение оружия. Погибли и получили ранения десятки людей. После подавления выступления часть активистов была расстреляна, другие получили длительные сроки заключения. Правда о событиях замалчивалась до 1989 г.

События в Новочеркасске всколыхнули страну. КГБ информировал членов Президиума ЦК о недовольстве населения в Сибири, на Дальнем Востоке, в центре России, о листовках, содержащих выпады против Хрущева. Во многих местах люди выступали с призывами начать забастовки и демонстрации протеста.

Однако внутренние документы для «верхов» под грифом «строго секретно» возлагали ответственность за беспорядки на уголовные элементы, бывших немецких карателей, церковников и сектантов, которые стремились придать стихийно возникшим событиям контрреволюционный характер.

В условиях дефицита товаров и продовольствия власть стала задумываться об изменении экономической политики. В 1964 г. Хрущев обратился к разработке конкретной программы. Часть этих предложений была реализована после его смещения.

Апогеем реформаторства Хрущева стал курс на «развернутое строительство коммунизма». Он был официально закреплен Программой КПСС, единогласно принятой XXII съездом КПСС (октябрь 1961). Этот документ объективно обусловлен содержанием и формой общественного строя, десятилетиями создававшегося под началом партии. Целевая ориентация на построение коммунизма не была только прихотью Хрущева. Скорее это был результат действия многих факторов: существования у самой власти коммунистической идеи, коммунизма как реальной политики и индивидуального духовного опыта миллионов; социально-психологических сдвигов, связанных с общественным подъемом после XX съезда; тяги к возвышенному образу будущего страны, жажды возвращения к «чистым» коммунистическим истокам. В то время еще остро не заявила о себе усталость от социального экспериментаторства Хрущева; действовал «мессианский комплекс» верхов, связанный с феноменом догоняющего развития в условиях мировой глобализации. Стратегия развития СССР всегда предполагала обязательный «программный» элемент, между тем последняя программа партии была принята еще в 1919 г. Имели значение интересы идеологических структур, для которых открывались широкие возможности доказательства их незаменимости в плане организации кампаний по «разъяснению» и «проведению в жизнь решений партии и правительства»; в определенном смысле программа могла стать картой в сложной игре аппарата по утверждению в новых условиях своих интересов. Коммунистическая программа принималась в условиях «взрыва» мирового утопизма: «большой скачок» в КНР, капитализация «третьего мира» путем имплантации слаборазвитым странам Азии и Африки либеральных ценностей; борьба «мировой деревни» с капитализмом. Имели значение политическая культура и, особенно, кризис выживания, порождавший острые антагонизмы в СССР. Кризис этот предопределяло, с одной стороны, постоянное обращение к образу внутреннего и внешнего врага, что позволяло высшей власти, в т.ч. Хрущеву, формировать необходимое политическое поведение, включая, напр., постоянное афиширование бескомпромиссности по отношению к империализму, демонизацию Запада. На этом фоне Хрущев – «коммунист № 1» – представлялся не иначе как спасителем человечества, светочем мира, надеждой обездоленных. С другой стороны, негативистская критика прошлого и настоящего неизбежно вела к возникновению альтернативных проектов, зачастую носивших черты утопизма.

Начало разработки «коммунистического проекта» относится к 1958 г. Он готовился с видными идеологами с привлечением специалистов-хозяйственников из ряда академических учреждений. Координировали работу Б. Пономарев, Е. Варга, С. Струмилин, О. Куусинен. В 1959 г. было решено придать проекту теоретическое обоснование. Расстановкой ориентиров и созданием идеологического климата занялся внеочередной XXI съезд. Для того, чтобы «разогреть» общество и придать теоретический образ генеральной перспективе, было заявлено, что в СССР «полностью и окончательно» победил социализм. Усилия экономистов концентрировались на выработке стратегии и определении перспективной динамики, что нашло отражение в рабочем «Докладе по общим экономическим проблемам и развитию экономической науки в генеральной перспективе», многие положения которого стали основой соответствующих разделов программы.

Весной-летом 1961 г. развернулась масштабная политическая кампания, были мобилизованы все возможные идеологические и пропагандистские ресурсы. Кампания завершилась триумфом всенародного обсуждения проекта. В редакции СМИ поступало свыше 300 тыс. писем с оценками и предложениями. Триумф КПСС был вплетен в триумф СССР весны 1961 г., когда Ю.А. Гагарин совершил первый полет вокруг Земного шара. Этим он обессмертил не только себя, но и социализм 1950-х – нач. 1960-х, ставший, как тогда говорили, «стартовой площадкой для выхода человечества в Космос».

Все это, однако, не снимало разногласий в кремлевских «верхах» по проектам документов, включая Устав КПСС. Хрущев настоял на включении в текст программы положения о двух десятилетиях, необходимых для построения в СССР коммунизма. В течение 7300 дней предстояло решить триединую задачу – создать материально-техническую базу коммунизма, сформировать коммунистические общественные отношения и воспитать «нового человека».

Как официальный партийный документ программа действовала четверть века. Ее новая редакция была принята по инициативе М. Горбачева XXVII съездом в 1986 г. Следы влияния заметны во множестве документов и построений 1970-х – 1990-х гг. – концепция «развитого социализма», «программа 500 дней» и т.д.

Историки по-разному оценивают этот документ. Для одних он – крах «красной идеологии», для других, – причуда мятежного хрущевского духа, третьи считают программу манипулятором общественным сознанием (научным и обыденным) со стороны авторитарной политической системы. Коммунистические иллюзии Хрущева включаются в контекст политических утопий, при этом отмечается, что сам утопизм Хрущева вполне соответствовал духу времени, был связан с доктриной, реальной историей и психологическими установками.

Своим содержанием документ не порывал радикально с реалиями СССР ни во времени, ни в пространстве. Это является основанием отличия его от классических утопий прошлого. В сфере политического сознания программа 1961 г. выполняла одновременно функции социальной критики и социальной апологетики. Иначе говоря, проект имел различные основания. Он абсолютизировал одну сферу жизни – экономику, при этом предполагал вторичное отношение к политике («политика – концентрированное выражение экономики»). Характерна недооценка общественных тенденций, социальных интересов, типа и уровня политической культуры. Окрашенный в романтические тона, гипертрофированный футуризм 1961 г. свидетельствовал об отходе от традиционалистской регуляции сталинской эпохи. Тогда прагматические («стабилизационные») мотивы исподволь отторгали за ненадобностью как отдаленное будущее, так и прошлое; допускалось лишь торжество и благость настоящего. В этом смысле показательно, что сталинский проект программы ВКП(б) 1947 г. так и не был востребован, ибо был просто «не ко двору». 14 лет спустя Хрущев, «исправляя Сталина», обернулся к Будущему, исчерпывая до пустоты пространство современного. И совсем неслучайно программа 1961 г. ускорила селекцию социального протеста и номенклатурного вожделения.

Новое советское руководство стремилось внести обновление в культурное пространство. Критика Сталина способствовала духовному очищению общества, соединению огромного художественного, культурного потенциала страны с политической открытостью, что стало новой чертой культурного процесса. Менялась динамика официальной политики по отношению к художественной интеллигенции, также как и границы сотрудничества культурной и политической элиты. Символ перемен – отказ от Сталинских премий в области науки, техники, литературы и искусства, замена их Ленинскими премиями.

Шел мощный подъем культуры, был взят курс на расширение числа журналов, изданий, мастерских, поддерживалась творческая молодежь, менялись акценты в критике, возвращалось изгнанное, восстанавливался контакт с современностью. Выражением новой политической линии стали встречи и приемы, устраиваемые в Кремле в честь видных представителей советской интеллигенции.

Одновременно все культурные новации 50-60-х гг. проходили сложный идеологический фильтр, предполагавший строгую регламентацию и подавление проявлений массовой культуры. Боязнь «верхов» выйти за рамки принятого, давление схематизма порождали традиционалистскую линию. Жесткая линия на сохранение идеологического контроля вылилась в организационные расправы: закрывались неугодные издания (альманах «Тарусские страницы», «Литературная Москва»), арестовывались рукописи («Жизнь и судьба» В. Гроссмана), организовывались кампании травли (книга В. Дудинцева «Не хлебом единым»). Стремление к «идеологической чистоте» обнаружило себя в сфере борьбы с молодежной контркультурой. Осуждались «стиляги», абстракционисты, поклонники roch´n´roll. Молодежь воспитывалась на книгах А. Макаренко, Н. Островского.

Проходили литературные вечера, заявили о себе молодые поэты и писатели «оттепели» – В. Аксенов, Б. Ахмадуллина, А. Вознесенский, А. Гладилин, Е. Евтушенко. Многие рассказы, повести пьесы становились не просто культурными, но политическими событиями.

Знаковым литературно-политическим событием 1950-х гг. стало «дело Пастернака». Известный поэт, Б.Л. Пастернак в послевоенные годы занимался переводами, работал над романом «Доктор Живаго». Публикация этой книги на Западе и присуждение Пастернаку Нобелевской премии (1958) породили мощную политико-идеологическую кампанию; в СССР началась борьба с «очернительством», последовала волна разоблачений, разгромных статей, митингов. О нравах «верхов» тех лет можно судить по тому, что в 1964 г. из Ленинграда в Архангельскую область в ссылку на пять лет был отправлен «окололитературный трутень» и «тунеядец» И. Бродский – будущий нобелевский лауреат по литературе.

Таким образом, сегодня стала очевидной противоречивость политико-правовых взглядов и политической деятельности Хрущева. С одной стороны, он – продолжатель сталинского стиля с его одномерностью, схематизмом, приверженностью к рывкам, жаждой результата вне учета реальной цены преобразований. С другой стороны, в нем проявлялись новые черты и качества – открытость, народность, экспрессивность. Эта противоречивость показывает Хрущева как политическую фигуру переходного типа.

Существенная сторона «хрущевского наследия» – зависимость политического курса от характера и личных черт первого руководителя. Взрывная, деятельная натура Хрущева, его темперамент и энергия сопрягались с афишированием «корневой» народности, «мужиковатости», использованием пословиц, каламбуров, побасенок. Тяга к простым людям «из народа» воплощалась в его страсти к шумным собраниям, митингам, поездках «в глубинку» за опытом. Он любил высмеивать «отвлеченный академизм», грозил изгнать из Москвы и «посадить» на асфальт Академию сельскохозяйственных наук. Жаждал, чтобы народ оказывал помощь науке, предпочитал тружеников «инженерного фронта», а не гуманитариев. На совещаниях и съездах призывал к массовому производству новых товаров для народа – электробритв, синтетических тканей, магнитофонов и т.д.

Несдержанный, эпатирующий общественное мнение, Хрущев нередко раздувал фобии, впадал в патетику и декламации. Символом его правления стала «кузькина мать», которую Хрущев обещал показать империализму, НАТО и Америке. В отличие от Сталина, Хрущев много ездил по стране, часто бывал за рубежом. В 1959 г. нанес исторический визит в Америку, только в 1960 г. побывал в Индии, Бирме, Индонезии, Афганистане, Франции, Австрии, Финляндии, ГДР, Румынии.

За рубежом нередко устраивал обструкции, находясь в ООН мог демонстративно прерывать выступавших, бить по столу ботинком, криками требовать признания законных прав КНР, а не Тайваня. Он относился к первому космонавту как к родному сыну, считал Гагарина символом социализма, провозвестником победы мирового коммунизма.

После 1960 г. Хрущев быстро терял авторитет, люди его не боялись, называли просто «Никита», смещение комментировали просто: «Никита уже не Хрущев». Он не сумел должным образом оценить сподвижников, которые отстранили его от власти, фактически не создал своей школы Оппоненты обвинили его в растрате потенциала, накопленного Сталиным, в дискредитации и опошлении марксизма-ленинизма. Идеологи предложили формулу: «субъективизм и волюнтаризм Хрущева», что и вошло в партийную патетику.

В отставке не раз заявлял, что «погорячился», критикуя художников на выставке «ХХХ лет МОСХа». Обратился к мемуарам, близкие записывали его воспоминания, часть которых была опубликована за рубежом. Хрущева вызвали в Комитет партийного контроля, заставили в «Правде» отречься от текста. Дело было представлено «империалистической провокацией», сам Хрущев в результате получил инфаркт. Он умер в 1971 г., похоронен на Новодевичьем кладбище. В 1974 г. на его могиле был установлен памятник работы Э. Неизвестного.