4. Власть и оппозиция в годы первой мировой войны.

ПРОГРЕССИВНЫЙ БЛОК

Вопрос о возможности быть втянутыми в войну был по­ставлен министром иностранных дел А.П. Извольским уже в 1908 г. в связи с активизацией Австро-Венгрии на Балканах. По мнению большинства исследователей, Николай II не хотел войны и всячески старался не допустить ее начала. Наиболее дальновидные политические деятели убеждали царя в непод­готовленности к войне и в возможности новой революции на почве военных поражений. Своеобразные доводы приводил лидер правых в Государственном Совете П.Н. Дурново. Еще в феврале 1914 г. он в записке, предназначенной царю, предо­стерегал его против войны с Германией и в качестве главного аргумента выдвигал «слабость российского либерализма», ко­торый не сможет сдержать революционные выступления, выз­ванные военными неудачами.

В литературе традиционно обвиняют царское правитель­ство в плохой подготовке русской армии и военной промыш­ленности к первой мировой войне. Действительно, Россия подключилась к гонке вооружений позже других стран, по­этому ее военно-политический потенциал уступал немецкому. Но следует иметь в виду, что вряд ли кто-нибудь из военного руководства любой из воюющих стран предполагал, что война продлиться более 4 лет. Генеральные штабы рассчитывали максимум на 3—4 месяца, в худшем случае на полгода. Это обстоятельство, видимо, определило окончательное решение царского правительства, тем более преобладающим станови­лось мнение, что война поможет стабилизировать внутреннее положение и отвлечет рабочий класс от борьбы.

Тем самым война становились средством выхода прави­тельства из очередного внутриполитического кризиса, кото­рый не удавалось перевести и конституционный. Сама кризис­ная ситуация не разрешалась, а загонялась «вглубь». В этом отдавали себе отчет все политические партии, но каждая из них пыталась по-своему использовать как экстремальную об­становку, созданную войной, так и ее возможные последствия. Правые силы надеялись использовать чрезвычайную ситуацию, чтобы восстановить в полном объеме самодержавную монар­хию, свернуть прежний реформистский курс, а затем и укре­пить власть монарха на волне патриотизма.

24 июля 1914 г. Совету Министров были предоставлены чрезвычайные полномочия: он получил возможность разре­шать большинство дел самостоятельно от имени царя. Возрос­ла и личная власть председателя Совета Министров и отдель­ных министров. С июля 1914 по июнь 1915 г. через Совет Министров прошли и были утверждены 285 чрезвычайных указов. Законы военного времени открывали широкий про­стор для деятельности органов администрации, полиции, жан­дармерии и цензуры, облегчали и упрощали судопроизводство. Относительно стабильным был и состав «кабинета» мини­стров — все основные министерские посты занимали лица, назначенные еще до войны. В частности, пост главы прави­тельства с января 1914 г. оставался за противником народно­го представительства И.Л. Горемыкиным.

Во главе всех армий России закон ставил ответственного только перед императором Главнокомандующего, при кото­ром сосредоточивался аппарат Ставки. Верховным Главноко­мандующим был назначен дядя царя — кавалерийский гене­рал великий князь Николай Николаевич.

Однодневные заседания Государственной думы и Государ­ственного Совета 26 июля прошли под знаком доверия прави­тельству. Открывший чрезвычайное заседание Думы М.В. Родзянко произнес торжественную речь о «единении русского царя с верным ему народом». От имени своей партии выступил вождь кадетов П.Н. Милюков, который заявил: «В этой борь­бе мы едины; мы не ставим условий, мы ничего не требуем. Мы просто кладем на весы нашу твердую волю победы» [55]. Речь Милюкова была созвучна настроениям либеральной оп­позиции, которая рассчитывала на деловое сотрудничество с властью в годы войны, а победу, одержанную в союзе «с за­падными демократиями», надеялась использовать для дальней­ших шагов по пути демократической модернизации страны. П.Н. Милюков подчеркнул: «Каково бы ни было наше отно­шение к внутренней политике правительства, наш первый долг — сохранить нашу страну единой и нераздельной и удержать за ней то положение в ряду мировых держав, которое оспаривается у нас врагами. Отложим же внутренние споры; не дадим врагу ни малейшего повода надеяться на разделяю­щие нас разногласия и будем твердо помнить, что теперь — первая и единственная задача наша — поддержать борцов верой в правоту нашего дела... пусть наши защитники не об­ращаются с тревогой назад, а смело идут вперед, навстречу победе и лучшему будущему» [56]. Обещая правительству поддержку, кадеты и октябристы в своей печати выражали надежду на то, что проявленное во время войны единение царя и общества заставит власти после войны, в порядке «благодарности», пойти на уступки, осуществить давно разрабо­танную ими программу реформ.

Рукопожатие Пуришкевича и Милюкова символизировало «единение сил» перед лицом внешней опасности. В духе не­преклонной решимости защищать отечество от имени трудо­виков выступил А.Ф. Керенский. В своем заявлении он ска­зал: «Крестьяне, рабочие и все, кто желает счастья и процветания страны, будьте готовы к тяжким испытаниям, которые нас ожидают впереди, соберитесь с силами, ибо, защитив свою страну, вы освободите ее» [57]. В этом же выступлении осуждалась война, содержалась критика внутренней политики пра­вительства и выражалась надежда, что «внутренняя... сила русской демократии вкупе с другими движущими силами рус­ского народа... защитят отечество и культурное наследие».

Выступавшие на заседании Думы депутаты делали заявле­ния о преданности правительству, государству, народу. Дис­сонансом прозвучало выступление представителя социал-де­мократической фракции. Огласив общую декларацию, осу­дившую войну, и противопоставляя ей международную соли­дарность трудящихся, большевистская и меньшевистская фракции покинули заседание Думы, не приняв участие в утверждении военного бюджета. Впоследствии меньшевики, воз­главляемые Н.С. Чхеидзе, изменили линию своего поведения в Думе, согласовывая ее с действиями либералов. Их заявле­ние 26 июля историки склонны объяснять отсутствием ин­формации о позиции лидеров своей и западноевропейской coциал - демократии.

Внешне первый год войны вызвал сплочение различных политических сил вокруг трона, известную стабилизацию аб­солютизма в России. Государственная Дума и Государствен­ный Совет после однодневных заседаний 26 июля 1914 г. не собирались до января 1915 г. Отсутствие «законодательных» палат, вотум доверия, который вынесла правительству Дума, интенсивная деятельность самого правительства, более суро­вые порядки в стране создавали видимость возвращения всей государственности России к дореволюционным порядкам и временам.

Определенные основания для такого вывода давала и спе­цифическая психологическая обстановка начального периода войны. Внешне она характеризовалась стихийным и созна­тельным патриотизмом, основанным на чувстве ненависти к врагу. Сплочение перед внешней опасностью стало основой для пропаганды лозунга «защиты отечества», призывов к гражданскому миру, временному отказу от политики реформ. Од­нако следует иметь в виду, что частью общества, например солдатами, лозунг «защиты отечества» воспринимался как со­проводительно-казенный. Они шли на войну в силу приказа, слепой покорности. А такой «патриотизм» был чреват слепой непокорностью.

Важно учитывать и то обстоятельство, что общее несчастье, основанное на чувстве ужаса и отчаяния, ненависти к врагу, не только объединяет, но и ожесточает. Неопределенность пси­хологического состояния как результат сложного переплете­ния бурных чувств, вызванных войной, продолжала противо­речивую линию поведения: от ультра- до антипатриотизма.

Антипатриотизм, т. е. пораженческие настроения, усилив­шиеся со временем, создавали почву для сторонников граж­данской войны, для продолжения революционной борьбы с правительством. К их числу относились, прежде всего, боль­шевики. Они выступали с осуждением войны не только в Думе, но и развернули подпольную работу, направленную на орга­низацию борьбы против правительства.

В сентябре 1914 г. В.И. Ленин, находясь в Швейцарии (он был выслан сюда из Австро-Венгрии по подозрению в «шпионаже» в пользу России), предложил для обсуждения про­живающей здесь группе большевиков антивоенную резолю­цию. Итогом ее обсуждения явились тезисы о войне и Мани­фест ЦК, опубликованный в № 33 газеты «Социал-демократ», являвшейся ЦО РСДРП, под названием «Война и российская социал-демократия». Превращение империалистической вой­ны в войну гражданскую, содействие социалистов всех стран поражению «своих» правительств в войне, созда­ние III Интернационала — таковы были лозунги, изложенные в Манифесте.

Таким образом, в начале войны политические силы страны группировались по принципу: за гражданский мир или против него. В первом случае согласие достигалось на почве отказа от политики реформ, по крайней мере, во время войны, во втором случае массы открыто призывались к революционной борьбе с правительством.

Первые пять месяцев войны стали тяжелым испытанием для армии и страны. Поражения 1915 г. обострили полити­ческие противоречия в обществе. Если начало войны и пер­вые успехи армии поддержали на время шовинистические и патриотические настроения, то поражения 1915 г. вызвали апатию, недовольство правительством, сомнения в целях вой­ны. Активизировали борьбу рабочие, начались еще редкие ан­тивоенные выступления в армии, возобновилось крестьянское движение. Под влиянием усиливающегося народного движе­ния лидеры меньшевиков и некоторых народнических партий вновь вернулись к идее революции. С начала 1915 г. все более крепла «патриотическая тревога» буржуазии за судьбу армии и флота.

Еще в июле-августе 1914 г. по инициативе деловых кругов России были созданы общероссийские организации: Всерос­сийский земский и Всероссийский городской союзы. Первым главноуполномоченным земского союза был тесно связанный с буржуазными кругами помещик князь Г.Е. Львов. В ходе войны эти союзы стали расширять свою компетенцию от заведования военно-санитарными делами до снабжения армии всем необходимым. В структуре главных комитетов этих союзов были такие отделы, как заготовительный, продовольственный, эвакуационный, санитарный и др. Несмотря на скромные хо­зяйственно-административные функции союзов, их создание и дальнейшее расширение прав свидетельствовали о возрас­тавшее значении финансово-промышленных кругов в государственном строе России.

По всей стране были организованы «военно-про­мышленные комитеты», которые должны были мобилизовать промышленность на выполнение армейских заказов. Инициа­тором их создания явился крупный промышленник П.П. Рябушинский. Координировал деятельность этих комитетов Цен­тральный ВПК, председателем которого был избран октяб­рист А.И. Гучков. Назначение Гучкова явилось прямым вызо­вом царю, так как именно Гучков повел еще с 1911 г. кампанию разоблачения Г. Распутина.

Либералы пытались превратить Центральный военно-про­мышленный комитет в своеобразное министерство. В составе этой организации имелась рабочая группа, которая возглавлялась меньшевиком — рабочим заво­да «Эриксон» К.А. Гвоздевым. Через эту группу и связанные с ней рабочие группы местных военно-промышленных комите­тов Гучков и его заместитель, промышленник А.И.Конова­лов, и др. рассчитывали привязать рабочее движение к либе­ральной оппозиции, повести его за собой.

Poст масштабов деятельности «общественных организаций», несомненно, помогал решению таких острейших проблем, как обеспечение армии и тыла, эвакуация предприятий и населе­ния, налаживание военного производства. Кроме того, они уси­ливали доверие союзников к России и в определенной мере служили гарантом их военной мощи. Но в то же время, увели­чивая экономическую силу деловых кругов, эти организации целенаправленно двигали ее к политической власти. Ничего иного, кроме обострения конфликта между властью и либе­ральной общественностью, в этой обстановке произойти не могло.

Правящим кругам казалось, что общественные организа­ции, пользуясь ранее «дарованной» им свободой, стремятся подорвать существующую систему и прорваться к власти. В противовес этим организациям правительство законом от 17 ав­густа 1915 г. создало ряд особых совещаний — высших пра­вительственных учреждений, подотчетных императору: по обороне, по топливу, по продовольствию, по перевозкам, по устройству беженцев. Помимо правительственных чиновников сюда были включены представители крупных финансово-промышленных кругов и интеллигенции.

Либералы настойчиво требовали произвести перемены в правительстве, настаивали на созыве Государственной Думы. Отвергая слишком либеральные притязания, Николай II, од­нако не стремился полностью пресечь их, как настойчиво ре­комендовали ему правые. По мнению исследователей, царь проявлял осторожность. Перетасовка министров, так называемая министерская чехарда, в сущности имела целью регулирование отношений правительства с Ду­мой и «общественными организациями». При обострении этих отношений «выдвигались» либеральные министры (А.И. По­ливанов — с июня 1915 г. военный министр), при необходи­мости «брались» министры из правых (Б.А. Штюрмер — став­ленник Г. Распутина). Царь и правительство старались удер­жать в приемлемых рамках деятельность оппозиции и ее орга­низаций.

Но такой курс маневрирования усиливал в условиях вой­ны разногласия между царем и его оппонентами как справа, так и слева. Если царь склонялся, хотя бы на словах, к уступ­кам «общественности», это раздражало консервативные силы, а уклонение от проведения преобразований вызывало новую волну протеста со стороны оппозиции. Топтание царя на ме­сте ускоряло крах третьеиюньской политической системы. Социальная база царизма сужалась.

Многие вопросы внутренней политики (особенно назначе­ния) стали решаться Николаем II в кругу близких ему лиц, или в великосветских салонах. Авторитет царя и царской семьи падал. Все бо­лее четким становилось деление (по выражению императрицы Александры Федоровны) на «наших» и «не наших» преимущественно по критерию личной преданности и симпатии.

На открывшейся в июле 1915 г. очередной сессии Государ­ственной Думы призыв Горемыкина к единению с правитель­ством натолкнулся на резкую критику социал-демократов и трудовиков и вызвал явную оппозиционность со стороны ли­беральных фракций.

Одновременно в Государственной Думе кадетская фрак­ция во главе с Милюковым повела напряженную работу по скреплению образовавшегося на данной сессии оппозицион­ного большинства «без крайне левых и без крайне правых», получившего название «Прогрессивный блок».

Из 422 депутатов IV Государственной Думы 236 вошли в состав Прогрессивного блока. Вновь возникла общенациональная оппозиция царю. Справа граница блока прошла по фракциям националистов. Они раскололись, и та часть, которая видела возможность установления единства действий с каде­тами и октябристами, получила название «Прогрессивных националистов». Во главе их стал В.В. Шульгин. Обе левые фракции — меньшевиков и трудовиков — остались за рамка­ми блока. Центральным пунктом соглашения было требова­ние «министерства доверия». В декларации блока оно было выражено следующими словами: «Создание объединенного правительства из лиц, пользующихся доверием страны и согласовывавшихся с законодательными учреждениями относи­тельно выполнения в ближайший срок определенной програм­мы» [58]. В основе ее лежала формула «министерства обще­ственного доверия», которую выработал П.Н. Милюков, как эквивалент лозунга «ответственного министерства», приемле­мого в либеральной среде и обеспечивающего соглашение с умеренно-правыми кругами.

Под «министерством доверия» блокисты подразумевали правительство, состоящее из честных и компетентных деятелей, которое могло бы более или менее приемлемо руково­дить страной в условиях войны и разрухи. Кадеты обнаружи­ли свою оппозиционность одновременно и по тем же мотивам, что и октябристы, прогрессисты, националисты — и в этом была особенность их оппозиционности в условиях войны. По высказываниям активных деятелей этого блока, они объявля­ли войну «системе власти», имея в виду не царскую власть как таковую, а систему высших правительственных назначений, осуществляемых по указаниям Г. Распутина и императрицы. Смысл «министерства доверия» заключался в стремлении до­биться стабильности. В.В. Шульгин в своих воспоминаниях писал: «От Думы ждут, чтобы она заклеймила виновников национальной катастрофы. И если не закрыть этого клапана в Думе, раздражение вырвется другим путем... Все реформы Прогрессивного блока... пустяки. Единственное, что важно — кто будет правительством» [59].

Компромиссная по своему характеру программа Прогрессивного блока предполагала, помимо требования министерства доверия, проведение и других реформ: обновление состава местных органов управления, смягчение национальных ограничений, частичная политическая амнистия, введение волостного земства, восстановление закрытых правительством рабочих профсоюзов и прекращение преследования участников больничных касс и т.д. [60]. Тот факт, что либералы требовали от власти быстрых и неотложных реформ, показывал быстрое нарастание оппозиционности в стране. Программа Прогрес­сивного блока отражала пожелания его участников сохранить гражданский мир на более реальной социально-экономичес­кой основе, а не на эмоциональных чувствах первого периода войны. Их оппозиционность имела разные причины, среди них — недовольство неудачами царизма в войне, нервная ре­акция на слухи о сепаратном мире, общее стремление изме­нить руководство страной. Для оппозиции и, прежде всего, ее либеральной части, образование Прогрессивного блока, обра­щение к царю с программой преобразований означало, что конституционные возможности монархии не исчерпаны.

Для царя же неудача конституционного опыта, т.е. переход в оппозицию большинства членов Думы, и даже части членов Государственного Совета, стал дополнительным аргументом возврата к старым формам правления. Одним из шагов на этом пути была замена высшего руководства армии. 23 авгус­та 1915 г., царь объявил о своем назначении на пост Верхов­ного Главнокомандующего. Некоторые историки считают, что это решение царь примял, опасаясь противодействия ставки своим планам пресечения оппозиционного движения в стране. Несмотря на мотивы такого решения, оно имело фа­тальные последствия для России. Царь стал все чаще посе­щать Ставку, много времени проводить и разъездах, инспек­тированиях, смотрах формирующихся частей в тылу, тем са­мым фактически предоставив функции соправителя царице. По ее настоянию был объявлен указ о перерыве работы Думы, и напрасно лидер Земского союза князь Г.Е. Львов взывал к царю: «Ваше императорское величество... обновите власть. Возложите тяжкое бремя ее на лиц, сильных доверием страны. Восстановите работу народных представителей. Откройте стране единственный путь к победе, загроможденный ложью старого порядка управления». Царь не ответил. Еще одна возможность для соглашения между либеральной обществен­ностью и царизмом была упущена. Блестяще оценил сложив­шуюся политическую ситуацию один из лидеров либеральной партии русских националистов, член бюро Прогрессивного блока В.В. Шульгин, спустя несколько месяцев принимавший вместе с А.И. Гучковым отречение от престола Николая II. Он полагал, что в те осенние дни 1916 г. еще были альтерна­тивные пути предотвращения катастрофы, состоявшие, прежде всего, в возможности «позвать Прогрессивный блок», т. е. со­ставить кабинет из его лидеров, что позволило бы выиграть время; при нежелании уступать власть необходимо было «найти Столыпина второго... который блеснул бы перед страной умом и волей... и править самим — не на словах, а на самом деле — самодержавно»; в третьем случае следовало бы немедленно «кончать войну». Однако же, как с горечью заметил В.В. Шульгин, не сделали ни первого, ни второго, ни третьего, а назна­чили «заместо Столыпина» — Штюрмера, о котором в Петер­бурге говорили как об «абсолютно беспринципном человеке и полном ничтожестве» [61].

Провал «первого штурма» власти со стороны Прогрессив­ного блока вызвал среди его лидеров некоторое разочарова­ние. Часть либеральной оппозиции приготовилась к долгой осаде власти, к их числу принадлежали, прежде всего, каде­ты, другие же стали размышлять об организации дворцового переворота, в результате которого произойдет смена монарха и которая позволит начать конституционные преобразования. Однако второй вариант не получил предпочтения.

В начале 1916 г. царь предпринял новые шаги примире­ния с Думой; сместил с поста премьер-министра Горемыкина; более того, в начале февраля сам явился в Думу. Но одновременно Николай II планирует осуществление серии мероприятий, которые, по существу, направлены на уста­новление в стране военной диктатуры. Предполагается вве­дение военного положения, повседневная предва­рительная цензура, назначение правительственных чиновни­ков в земские и городские союзы, военно-промышленные комитеты, милитаризация заводов. Успехи на фронте летом 1916 г. — Брусиловский прорыв позволяют царю усилить наступление. В целях реализации своей программы он пре­рывает заседания Думы, запрещает земские и городские съез­ды, дает указание об аресте активных членов военно-про­мышленных комитетов. По предложению правого октябрис­та А.Д. Протопопова в октябре 1916 г. принимается закон об усилении полиции. Все чаще практикуются тайные сове­щания министров, продолжается практика правительствен­ных перестановок.

С осени 1915 г. сменилось четыре председателя Совета Министров, шесть министров внутренних дел, четыре воен­ных министра. Осенью и зимой 1916—1917 гг. кризис верхов достиг высшей точки. Царское правительство придерживалось в основном репрессивного курса, временами пыталось манев­рировать, искать пути сближения с лидерами оппозиции. Делалось это, однако, крайне непоследовательно, и любое обо­стрение внутриполитического положения вело к отказу от пе­реговоров, отставке замешанных в них лиц и новому усиле­нию репрессий. Неуклонно росла волна недовольства властью со стороны официальных лидеров либеральной оппо­зиции. Эта возрастающая быстрыми темпами конфронтация шла на фоне скачка в стачечном движении, начала антивоенных и антиправительственных выступлений в действующей армии и в тылу, активности радикальных партий.

Центрами этих выступлений оставались Петрог­рад и Москва. С середины октября усилился темп стачечного движения под лозунгами: «Долой войну!», «Долой монархию!», «Да здравствует демократическая респуб­лика». В таких условиях, пытаясь предотвратить анархию и социальный взрыв, на осенней сессии Думы 1 ноября 1916 г. с большой речью выступил Милюков. Многие современники называли данную речь историческим сигналом революции, хотя сам Милюков рассчитывал на обратное. Речь содержала на­падки на премьера и прямые обвинения против него в измене и подготовке к заключению сепаратного мира с Германией. «Глупость или измена?» — этот вопрос Милюков несколько раз повторил с трибуны, обвиняя правительство в бездарной экономической и военной политике, и потребовал подотчетного парламенту правительства, придания Думе законодательных полномочий.

Речь Милюкова произвела оглушительный эффект. Цен­зура запретила публиковать текст выступления; премьер ми­нистр намеревался подать на Милюкова в суд; черносотенцы угрожали расправой, а на квартире беспрерывно звонит теле­фон и неизвестные лица осведомлялись, жив или нет хозяин квартиры.

Но изменений в государственной структуре не произошло, был сменен лишь министр-председатель.

Разочаровавшись в легальных парламентских способах борь­бы за реформы, которые могли бы изменить ситуацию к луч­шему, часть правящих сил перешла к насильственным дей­ствиям. Поздно вечером 16 декабря во дворце Юсуповых был убит царский фаворит Распутин. Непосредственными испол­нителями были четыре человека, в том числе лидер крайне правых М. Пуришкевич, но сама эта акция была частью более широкого плана ограничения или даже устранения самодер­жавия, поддержанного высшим офицерством, дипломатичес­кими представителями Франции и Англии. Одним из вариан­тов этого плана было стремление добиться отречения Николая II от престола в пользу сына или брата. Эскалация политической нестабильности в стране продол­жалась, в том числе и врамках либеральной позиционной войны. Одновременно на политическую арену выступали иные силы. В соотношении боровшихся политических сил равнодействующая приблизилась к сторонникам радикально­го, революционного изменения политической системы России.

Правительство, сформировав в реформаторских целях третьеиюньскую политическую систему, заранее обрекло ее на поражение, ибо она могла функционировать лишь в благо­приятных условиях, во-первых, союза между верхами обще­ства и, во-вторых, гражданского мира в стране в целом.

Столыпинский вариант реформ не смог принести ожидае­мого гражданского мира, ибо правительственные реформы не только загоняли «вглубь» старые противоречия, но и порожда­ли новые.

Царь по-прежнему проявлял неуступчивость, надеялся уп­равлять, опираясь в первую очередь на силу военно-полицей­ского аппарата. Не иссякала и вера царя в «преданность про­стого народа своему монарху». Обстановка военного времени усилила подозрительность монарха, который больше всего опасался либерального движения. Следует признать, что на­тиск оппозиции умалял престиж царской власти. Соответству­ющим образом подобранная информация, которая шла к нему от Г. Распутина, других близких ему лиц, а также установка слышать то, что хочется услышать, подкрепляла уверенность царя в правильности своих действий. Все это размывало соци­альную базу монархии, усиливая ее изоляцию. Царское правительство в условиях войны отказы­валось от реформ и из-за опасения, что они усилят дестабили­зацию России.

В свою очередь и либералы оказались политически неспособными вести последовательную борьбу за реформы в данной ситуации. В условиях войны они стреми­лись поддержать падающую власть. Главный аргумент либе­ралов состоял в том, что в условиях России при темном, неве­жественном народе, вековой ненависти к угнетателям, слабом слое интеллигенции революция превратиться в разрушение государственности. Их мнение состояло в том, что идея мо­нархии ближе, понятнее массам, она символ стабильности страны, особенно во время войны. Кадеты — главная партия либералов — пытались продолжить реформы, но в силу противодействия правитель­ства, а также оппонентов «справа» и «слева», не смогли их завершить.

Таким образом, можно сформулировать некоторые выводы.

В период с 1905 г. по февраль 1917 г. основным вопросом политической жизни страны оставался вопрос об установле­нии нового демократического порядка в России как первосте­пенного условия развития страны по пути прогресса, е модернизации.

В условиях первого массового движения за демократизацию страны, формирования политических партий правительство было вынуждено провести относительно радикальные реформы, свя­занные с созывом общероссийского представительства с зако­нодательными политическими функциями и провозгласить новый курс в аграрной политике. Законодательные акты, при­нятые в условиях революции, стали вершиной правительствен­ного реформаторства в экономической и политической областях.

В послереволюционный период, несмотря на усилия «глав­ного реформатора» России А.П. Столыпина совместить пред­ставительство и самодержавие, начался процесс отката от сде­ланных уступок и намеченных преобразований. Самодержа­вие так и не превратилось в конституционную монархию, хотя и встало на этот путь, правительство не стало кабинетом министров в западноевропейском смысле, сохраня­лась сословная система.

Правительство на протяжении всего периода с 1905 — до февраля 1917 г. пыталось отыскать такую меру уступок, ко­торая бы удовлетворила требования умеренных сил и пре­пятствовала бы нарастанию массового движения и дестаби­лизации.

В канун первой мировой войны, как и в ходе ее, прави­тельство не только не стояло во главе реформаторского про­цесса, но и не имело никакой четкой политической програм­мы: ни либеральной, ни консервативной. Политический курс определялся интересами момента, незыблемостью самодержа­вия. Этот принцип стал причиной острых политических противоречий между царем и думцами. Николай II отказывался удовлетворить не только требование ответственного перед Думой министерства, но и не шел на создание «министерства доверия» из числа лиц, пользующихся поддержкой в Думе.

На протяжении 1905 - начала 1917 г. партии вырабаты­вали и проверяли свои программные установки по всем воп­росам, в том числе и по вопросам власти. Основные либераль­ные партии — октябристы и кадеты — представляли будущее России в форме конституционной монархии. Достичь этой цели они хотели мирным, конституционным путем, хотя левое крыло либералов — кадеты — не отрицали возможности политичес­кой революции.

Меньшевики и эсеры стояли за более радикальное преоб­разование общества с демократической республикой в конце пути. Не исключая революционных способов действия, мень­шевики проявляли большую склонность к реформаторству.

Большевики отстаивали собственный вариант решения воп­роса о власти — уничтожение монархии насильственным путем и замену ее демократической республикой. Схеме историчес­кого развития, рассчитанной на реформы, они противопоста­вили революционный курс.

Революция 1917 г. стала фактом как в силу остроты социально-экономических противоречий в стране, дошедших до своей критической точки под влиянием войны, так и неспо­собности и, в определенной мере, нежелания правительства идти по пути последовательных реформ.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. См.: Лурье Ф.М. Хранители прошлого. Журнал «Былое». История, редакторы, издатели. Л., 1990. С.132-134.

2. Дневник императора Николая II. М., 1991. С.209.

3. Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте. Мемуары. М., 1993. С.33.

4. Дневник императора Николая II. М., 1991. С.210.

5. Записка кн. Оболенского к истории Манифеста 17 октября // Архив русской революции. Берлин, 1921. Т.2. С.11-12.

6. Дневник императора Николая II. М., 1991. С.239.

7. Там же. С.249.

8. Манифест об усовершенствовании государственного порядка // Программы политических партий и организаций России к. ХIХ-ХХ вв.

9. Там же. С.7.

10. Милюков П.Н. Воспоминания. М., 1991. С.221.

11. Там же. С.238.

12. Булгаков С.Н. Автобиографические заметки. Париж, 1946.

13. Программа конституционно-демократической партии// Программы политических партий и организаций России к. XIX- ХХ вв. – Ростов-на-Дону, 1992. – С. 75-83.

14. Милюков П.Н. Воспоминания – М. 1991. – С. 208, 236.

15. Протоколы ЦК кадетской партии// Вопросы истории. – 1990. – № 2 – С. 39.

16. Там же. – С. 40.

17. Постановления II съезда конституционно-демократической партии // Съезды и конференции конституционно-демократической партии. Т. 1. – 1905-07 гг. – М. :РОССПЭН, 1997. – С. 178-180, 184.

18. Отчет ЦК конституционно-демократической партии с 18 октября 1905 по октябрь 1907 гг. - СПб, 1907. – С. 42, 39-40, 41.

19. III съезд конституционно-демократической партии// Съезды и конференции конституционно-демократической партии. Т, 1. 1905-1907 гг. – М.: РОССПЭН, 1997. – С. 278-286.

20. Милюков П.Н. Воспоминания. – М.1991. – С. 240-241.

21. Протоколы ЦК кадетской партии// Вопросы истории. – 1990.-№12. – С. 162.

22. Протоколы ЦК кадетской партии// Вопросы истории. – 1990.-№12. – С. 185,187.

23. Милюков П.Н. Воспоминания. - М., 1991. – С. 278.

24. Программа ПДР// Программы политических партий в России. - СПб, 1906.

25. См.: Трубецкой Е.Н. «Из прошлого». Наблюдение из путевых заметок. - СПб, 2000.

26. Стенографический отчет Государственной Думы. Созыв I. – СПб, 1907 – С. 39, 34.

27. Там же. – С. 35, 38.

28. См.: Трубецкой Е.Н. «Из прошлого». Наблюдение из путевых заметок. – СПб, 2000.

29. Стенографический отчет Государственной Думы. Созыв II. – СПб, 1907. – С.36.

30. Шипов Д.Н. Воспоминания и думы о пережитом. – М., 1918. – С. 403, 93

31. Белоконский И.П. Земское движение. Земство и конституция. – М., 1914. – С. 222.

32. ГАРФ. Ф. 555. Оп. 1 Д. 1476. Л. 44-49. Устав общества под названием «Союз 17 октября».

33. Воззвание «Союза 17 октября», утвержденное московским ЦК. М., 1906.

34. Программа «Союз 17 октября», утвержденная московским ЦК. М., 1906.

35. Милюков П.Н. Воспоминания. М., 1990. – С. 282.

36. Партия «Союз 17 октября». В 2-х тт. - М., 1996, 2000. – Т.2 – С. 38.

37. Программа РСДРП // Программы политических партий и организаций России к. Х IХ – ХХ вв. Ростов-на-Дону, 1992.

38. Документы Первой общерусской конференции партийных работников в Женеве // меньшевики. Документы и материалы. 1903-февраль 1917. М.: РОССПЭН, 1996. С.123-124.

39. О вооруженном восстании // Там же. С.118-119.

40. Из резолюций учредительной конференции организаций «меньшинства» // Там же. - С.135-139.

41. Проект резолюции к IV съезду РСДРП «О советах рабочих депутатов» // Там же. -С.162.

42. Документы и материалы IV (Объединительного) съезда РСДРП // Там же. - С.164-167.

43. Там же. - С.170-173.

44. Там же. - С.187-188.

45. Материалы V съезда РСДРП // Там же. - С.280-284.

46. Цит. по: Меньшевики. Документы и материалы. 1903-февоаль 1917 гг. - М.: РОССПЭН, 1996. -С.19.

47. Цит. По Леонов М.И. Партия социалистов-революционеров в 1905-107 гг. – М.: РОССПЭН, 1997. – С. 191-192.

48. Протоколы I съезда партии социалистов-революционеров // партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. В 3-х т.т. Т.1. 1900-1907. - М.: РОССПЭН, 1996. - С.238-239.

49. Проект программы ПСР (выработанной «революционной Россией») // Там же. - С.119.

50. Там же. - С.119-120.

51. Там же .– С. 119-123.

52. Протоколы I съезда ПСР// ПСР. Документы и материалы в 3-х тт. Т.1, 1900-1907. – М.: РОССПЭН, 1996. – С. 366.

53. Там же. - С. 238-246.

54. Протоколы второго (экстренного) съезда партии социалистов – революционеров. // Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. В 3-х т.т. Т.1. 1900-1907. М.: РОССПЭН, 1996. С.521-524.

55. Милюков П.II. Воспоминания. М., 1999. С. 395.

56. Государственная Дума. Созыв IV. Стенографический отчет засе­дания Думы, созванного на основании Высочайшего указа от 20 июля 1914 г. СПб, 1914. С. 25-26.

57. Керенский А.Ф. Указ. соч. С. 92

58. Красный архив. 1932. Т. 50-51. С. 133.

59. Шульгин В.В. Дни. 1920. М., 1990. С.122.

60. Красный архив. 1932. Т. 50-51. С.134-135.

61. Шульгин В. Дни. М., 1989