2. Консервативный поворот середины 60-х годов

НАРАСТАНИЕ КРИЗИСНЫХ ЯВЛЕНИЙ СИСТЕМЫ

К середине 60-х г. в стране сложилась противоречивая политическая ситуация. Как известно, 14 октября 1964 года на пленуме ЦК КПСС была удовлетворена «просьба» Н.С. Хрущева об освобождении его от обязанностей первого секретаря ЦК КПСС, члена Президиума ЦК КПСС и Председателя Совета Министров «в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья». Первым секретарем ЦК был избран Л.И. Брежнев.

Как считают и современники, и многие историки, по форме смещение Н.С. Хрущева было «дворцовым переворотом», заговором [1]. «По существу… отвечало внутренним потребностям общества. Однако сделано оно было (группой высокопоставленных заговорщиков) втайне от народа, без гласного обсуждения, без глубокого изучения уроков «великого десятилетия» [2].

Однако мнения ученых разделились при оценке содержания этого события. Часть их считает, что был решен главный вопрос о власти; совершен переход ее в руки самого устойчивого блока, включавшего вчерашних умеренных сторонников Хрущева, ставших «либеральными» консерваторов, все более коррумпировавшихся аппаратчиков, прагматических карьеристов, политически активных неосталинистов и формирующихся националистически-консервативных сил [3].

Другие же убеждены, что вместе с Хрущевым ушло в политическое небытие особое поколение руководителей, которые тоже были аппаратчиками, но аппаратчиками не совсем типичными — от них еще веяло духом революции, они были «бойцами», «солдатами партии» и ощущали себя участниками «похода за светлое будущее всего человечества». Место «бой­цов партии» заняли «исполнители» — люди часто безликие, в значительной мере отученные принимать самостоятельные решения и брать на себя ответственность [4]. Многие исследователи определяют характер происшедших перемен как консервативный поворот в политике и истории страны. По мнению Р. Такера, Д. Боффа приход к руководству новой группы означал консервативный, а в некоторых отношениях и реакционный курс [5].

Другие авторы дают более взвешенные оценки. «С отставкой Н.С. Хрущева завершился процесс либерализации общественно-политической жизни к умеренно-консервативному курсу в политике и идеологии» [6].

Что же произошло в октябре 1964 года: обычный полити­ческий переворот на «советский манер» или поворот с далеко идущими последствиями? Официальная пресса обнародовала лишь краткое информационное сообщение о пленуме ЦК КПСС, осудившем волюнта­ризм и субъективизм в партийном руководстве. Сначала октябрь 1964 года воспринимался в обществе в виде реакции на определенные личные качества Н.С. Хрущева как руководителя: непредсказуемость, склонность к авантюрным действиям, нестабильность его политики, череду неоправданных реорганизаций. И только в мемуарной литературе 90-х годов были прояснены обстоятельства смещения Н.С. Хрущева. Г. Арбатов, работавший в те годы директором института США и Канады, уточняет: Пленум ЦК КПСС, созванный после того, как вызванного из отпуска Хрущева заставили подать в отставку, был призван лишь утвердить решение и придать ему видимость законности [7]. На пленуме был заслушан доклад Суслова М.А. «О ненормальном положении, сложившемся в Президиуме ЦК в связи с неправильными действиями Хрущева», а также подтверждено решение о разделении поста первого секретаря ЦК и председателя Совета Министров СССР.

Группу, сформировавшуюся в высшем эшелоне партийно-государственной элиты и сместившую Н.С. Хрущева, возглави­ли секретари ЦК КПСС Л.И. Брежнев и Н.В. Подгорный. Кроме того, в нее вошли М.А. Суслов, А.Н. Косыгин, П.Е. Ше­лест, А.Н. Шелепин, В.Е. Семичастный, отличавшиеся друг от друга своими представлениями, связями. Л.И. Брежнев сумел одержать победу над реальными соперниками, известными и влиятельными в партии и стране: А.Н. Шелепиным, занимавшим посты заместителя председателя Совета Министров и Председателя Комитета партийно-государственного контроля, прошедшего «школу комсомола» и являвшегося представителем относительно молодого поколения; А.Н. Косыгиным — представителем старшего поколения, видным руководителем и талантливым организатором. Будучи знатоком аппаратной работы, Л.И. Брежнев использовал опыт, накопленный в по­литической борьбе и политических интригах, когда он поддер­живал Н.С. Хрущева.

Вскоре после смещения Н.С. Хрущева последовали первые властные «реорганизации». Были осуществлены кадровые перестановки в высшем партийном руководстве, направленные на все более полное сосредоточение власти в руках Л.И. Брежнева и его сторонников. А.Н. Косыгин стал Председателем Совета Министров СССР; М.А. Суслов — член Президиума ЦК КПСС, остался главным идеологом партии. На ноябрьском (1964 г.) пленуме ЦК КПСС были восстановлены единые партийные организации на всех уровнях, вернулись к территориально-производственному принципу их построения [10]; воссоединялись также советские, профсоюзные, комсомольские организации. Попытались продолжить преобразования в экономике, намеченные ещё при Хрущеве, коснувшиеся не только сельского хозяйства, но и промышленности. Аграрная политика, основы которой были заложены сентябрьским (1953 г.) пленумом ЦК КПСС, получила продолжение в решениях мартовского (1965 г.) пленума ЦК КПСС, наметившего крупные инвестиции в аграрный сектор экономики, а также ряд мер по материальному стимулированию производственных коллективов и их тружеников; социальному обустройству села.

На сентябрьском (1965 г.) пленуме ЦК КПСС была пред­ложена хозяйственная реформа, готовившаяся в течение ряда лет группой экономистов. Инициатором её стал А.Н. Косыгин, председатель Совета Министров СССР. Однако отправные идеи и процесс реализации оказались противоречивыми. Основное её содержание сводилось к переменам в управлении народным хозяйством, в частности, упразднению совнархозов и восстановлению центральных министерств, переходу на отраслевой принцип управления промышленностью. Предполагалось изменить систему планирования путём переориентации оценок достижения роста объемов производства с показателей валовой продукции на результаты её реализации, а также осуществить совершенствование экономического стимулирования за счет расширения хозяйственной самостоятельности предприятий, роста их рентабельности, прибыли, установки экономически обоснованных цен, усиления прямых договорных связей между предприятиями по поставкам продукции и т.д. Однако реализация перечисленных мер показала, что проблемы, связанные с природой экономических показателей и с «ведомственностью», остались нерешенными. По-прежнему слабой оставалась практическая связь между предприятиями, принадлежавшими разным ми­нистерствам. Расширение самостоятельности предприятий слабо увязывалась с усилением административных и экономических полномочий центральных министерств, с сохранением в неприкосновенности роли политико-административной системы в функционировании экономики. Тем более, скоро стало очевидно, что намеченные в промыш­ленности и сельском хозяйстве меры осуществлялись непоследовательно и лишь короткое время, к 1968 году реформы стали сворачиваться.

Складывалось впечатление, что, опираясь на имевшийся технико-экономический, концептуально-идеологический потенциал, укрепленную своими сторонниками политическую элиту, Л.И. Брежнев стремился к усилению собственной власти, используя первоначально идеи, сформировавшиеся в окружении Н.С. Хрущева. Более того: в течение 1966—67 годов обозначилась тенденция реставрации сталинизма; активизировались сталинисты и в брежневском окружении: СП. Трапезников (зав. отделом науки ЦК КПСС); В.А. Голиков (помощник Брежнева), К.У. Черненко, Н.А. Тихонов и др. Они стремились к полной реабилитации Сталина, отказу от курса XX съезда; к ужесточению советской внешней политики. Их усилиями была приостановлена реабилитация репрессированных, начатая после смерти Сталина.

На состоявшемся в марте — апреле 1966 года XXIII съез­де КПСС решения XX и XXII съездов не были отменены, но сам съезд не сделал ни одного шага вперед. Борьба сталинистов и их противников закончилась своеобразно: что-то удалось отстоять одним, чего-то добиться другим. В целом же в выигрыше оказалась партноменклатура, получившая защиту своих интересов и практически всю полноту власти. Из Устава КПСС были исключены пункты об обязательных квотах обновления партийных органов и ограничении сроков пребы­вания на выборных партийных постах [8].

Партийно-политическая элита по сложившейся традиции пользовалась многочисленными льготами, не тратя деньги на каждодневные нужды. Пришедшие после отставки Н.С. Хрущева кадры отражали интересы этой новой бюрократии. Партийная номенклатура стремилась к заветной цели: стабильности и порядку. Закончилась «эра Хрущева», начался «золотой век» аппарата, бюрократии. В своих воспоминаниях Г.А. Арбатов раскрывает механизм обеспечения «стабильности», а точнее неподвижности политической системы 70-х гг., символом которой стал Брежнев. «Ответственные посты стали в принципе пожизненными, а бюрократы — несменяемыми... Изобреталась изощренная тех­ника увода самых бездарных, безнадежных, полностью провалившихся работников от ответственности: секретарей обкома, если были основания ждать неприятностей на очередных выборах в области, рекомендовали после небольшого перерыва (фактически назначали) секретарем в другую область. Из министерства в министерство перебрасывали несостоятельного министра, либо «под него» создавали какое-то новое министерство, а совсем провалившимся находили или создавали синекуру, часто направляя в какую-либо страну послом (на эту работу посылали и впавших в немилость)...» [9].

Ответственные работники, высший эшелон номенклатуры в указанные годы таким путем окончательно выделились в особую касту. В этот период был сделан и следующий логический шаг — попытались создать систему передачи власти или привилегий «по наследству»: через систему привилегированного образования, а за­тем и назначений и выдвижений по службе. Таким образом, номенклатура превратилась в господствующий и эксплуатирующий класс.

К концу 60-х гг. номенклатурный слой консолидировался, состав его в основном устоялся. Номенклатура стремилась защитить себя как от демократических перемен, так и от руководства сильной личности. Это ей удалось. Путь к демократическим переменам, обозначившийся в 50-е годы, партийно-государственная номенклатура заблокировала.

Лидер новой партийной верхушки Л.И. Брежнев, которого «большинство людей в аппарате ЦК считали слабой, а многие — временной фигурой» [10], сумел утвердить свои пози­ции и обеспечить поддержку большинства секретарей обкомов и крупных горкомов, обратив именно к этой категории партийных руководителей лозунг «доверять кадрам». В апреле 1966 года на XXIII съезде он стал Генеральным секретарем ЦК КПСС. Этот сталинский пост был восстановлен с учетом желания Брежнева, хотя и без неограниченной, как прежде, власти. Находясь на посту Генсека, в июне 1977 г. Брежнев занял пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, который ранее занимал П.В. Подгорный. Он использовал традиционную для номенклатуры систему отбора лично преданных кадров, избавившись от неподатливых членов Политбюро и расставив «своих» в результате хитрых политических игр [11]. Продвижение Л.И. Брежнева к вершине пирамиды власти подтверждает верность этой «технологии». Брежнев входил в группу Н.С. Хрущева, но стал участником его свержения. В течение десятилетия (1964-1975) он окончательно утвердился на верху иерархической лестницы. С 1974 г. он заболел, и в течение восьми лет наша страна жила в ненормальной, едва ли имеющей прецеденты ситуации — с руководителем, уже не способным удовлетвори­тельно выполнять даже свои элементарные функции. Традиции и реальная политическая обстановка практически исключали возможность «нормальной» замены лидера. Меха­низмы, созданные еще в период культа личности, не только концентрировали власть в руках руководителя, но и последо­вательно, целеустремленно «выбивали» его сильных соперни­ков уже на очень дальних подступах. Ни один политический оппонент Брежне­ва не был расстрелян. Однако он немало преуспел в ликвида­ции потенциальных угроз для себя с помощью аппаратных маневров. Умело используя «методы» системы, он продвинул на высшие руководящие посты «днепропетровскую» группу своих сотоварищей из города, в котором начал политичес­кую карьеру, окончив в 1935 г. металлургический институт и затем работая заместителем председателя горисполкома, заве­дующим отделом обкома ВКП(б); в 1939 г. был избран секре­тарем днепропетровского обкома партии, в 1947 г. — первым секретарем этого обкома.

Членами Политбюро ЦК КПСС при Брежневе стали: председа­тель Совета Министров СССР Н.А. Тихонов — бывший пред­седатель днепропетровского совнархоза, А.П. Кириленко — бывший первый секретарь днепропетровского обкома КПСС; К.У. Черненко, работавший под руководством Брежнева за­ведующим отделом агитации и пропаганды и т.д. Брежнев постепенно создал послушный ему секретариат, с помощью которого проводил свою линию и решения через Политбюро, заседания которого нередко продолжались всего 15—20 минут. Со временем он сосредоточил в своих руках важнейшие рычаги партийной государственной власти, прин­цип «коллективного руководства» канул в лету.

Партийные руководители, будучи дипломированными, но зачастую практически не владевшими своей специальностью работниками, руководили — неважно чем. «Система отбирала в основной массе, — пишет Г. Арбатов, — людей не очень способных, но послушных и честолюбивых, а потому мало­разборчивых в средствах, не очень отягощенных абстрактны­ми соображениями совести и морали...» [12]. В итоге 70-е годы стали триумфом посредственности, воплощением кото­рой явился сам Брежнев. Сформированный по обозначенным правилам партийный и государственный аппарат направлял свои усилия на сохранение в обществе статус-кво и был ориентирован не на решение проблем, а на то, чтобы не нарушать собственного равновесия. Брежнев же старался никогда не затрагивать высших чи­новников. И эта его «политика попустительства» рождала в руководителях не только чувство стабильности, но и вседозволенности. В 70-е годы в стране утвердилась всеобъемлющая власть аппарата, который из орудия личной власти при Сталине пре­вратился в субъект политики при Брежневе. Расцвели кумовство и взяточничество.

Л.И. Брежнев возглавлял Коммунистическую партию 18 лет, за это время сложился культ его личности, в создании которо­го преуспело его ближайшее окружение, запустив механизм славословия уже вскоре после октябрьского (1964 г.) плену­ма ЦК КПСС. Н. Месяцев, являвшийся председателем Госкомитета по радиовещанию и телевидению, получил «указание о показе Л.И. Брежнева и других высших руководителей в соответ­ствии 3 : 1, то есть Генсека на телеэкране должно было быть втрое больше, чем всех остальных. Ревниво следили и за крупно­стью планов [13]. За время своего руководства Брежнев получил восемь орденов Ленина, четыре звезды Героя Советского Союза, одну Героя Социалистического Труда, стал Лау­реатом Ленинской премии мира, Ленинской премии по лите­ратуре за три брошюры «Малая Земля», «Возрождение» и «Целина», повествовавшие о «подвигах» Брежнева во время войны, на промышленном и сельскохозяйственном фронтах в послевоенные годы. Кроме того, он совершил головокружи­тельную военную карьеру от генерала армии (апрель 1975 г.) до Маршала Советского Союза (7 мая 1976 г.) и т.д.

Геронтократия властвовала, партийная жизнь шла своим чередом, бесперебойно действовали отработанные политичес­кие механизмы. Регулярно созывались через 5 лет партийные съезды, «генеральные линии» которых и «основные направле­ния» очередных пятилетних планов единодушно одобрялись [24]. Ярко рисует атмосферу их проведения Л. Овруцкий: «XXVI съезд — это съезд оваций. Они начинались, едва куранты на Спасской башне пробивали десять. 80-страничный доклад Л.И. Брежнева прерывался аплодис­ментами 78 раз; продолжительными аплодисментами — 40; бурными, продолжительными — 8. Ритуальные поклоны от­вешивались по крайней мере в трех направлениях. Прежде всего, фимиам курился перед монументальной фигурой лично Леонида Ильича, отмечались «горячее сердце и выдающийся ум», «неиссякаемый талант» и т.д. Второй иконой, перед ко­торой надлежало «разбивать лбы», был Отчетный доклад Цен­трального Комитета. Наконец, предметом восхищения служи­ла «предприимчивость» Леонида Ильича, его бесконечная ини­циативность; якобы по его задумке разрабатывались продовольственная программа, комплексная программа развития транспорта и Нечерноземья, с его именем связывалось созда­ние и успешное развитие электронной промышленности и т.д.

По разным оценкам, культ Брежнева был «комедийным», «культом без личности». Несомненно одно — он не был культом личности сталинского типа, а скорее — «культом должности». Культы Сталина и Брежнева возникли в условиях одно­типной политической системы, но на разных качественных ее уровнях. Они имели много общего по своей сути, но отлича­лись некоторыми признаками и формами проявления.

В условиях тоталитарной советской системы 30-х — 40-х годов сложился культ личности сталинского типа, характер­ными чертами которого стали: наличие у лидера отрицательной харизмы; максимальная концентрация власти вплоть до установления режима личной власти (диктатуры); полное подчинение партийного аппарата вождю; использова­ние произвольно-тиранических методов управления с приме­нением массовых репрессий; установление всеохватывающего идеологического контроля, целенаправленное формирование в массовом сознании образа непогрешимого и всезнающего вождя и т.п.

Политическая система 60-х — 70-х гг. «задала» тип лиде­ра, отвечающего требованиям именно этой эпохи. Для него были характерны такие параметры, как отсутствие харизма­тических черт; авторитарно-тоталитарный тип правления с постепенным превращением партийного аппарата в субъект политики; существенное ослабление диктаторских методов, сокращение масштабов политических репрессий, все более приобретавших избирательно-адресный характер; изменение их формы (преобладание клеветнических кампаний, судеб­ных преследований, изгнания из страны, незаконных арестов, содержания в психиатрических больницах и т.п.). Характер­но, что, несмотря на колоссальные усилия пропаганды по формированию «образа вождя» в лице Брежнева, у основной массы населения отсутствовало какое-либо преклонение пе­ред ним; более того: он постоянно был главным «героем» гро­мадного числа анекдотов, буквально захлестнувших общество в указанные годы.

Таким образом, фигура Брежнева в политическом плане отражала тенденции временной «стабилизации», выступала реальным воплощением, материализацией механизма власти в обществе, которое находилось в состоянии перманентного кризиса на пороге грядущих исторических перемен. По мнению историков, Брежнев выступил как воп­лощение консенсуса и солидарности партийно-государственной коалиции, с которой он никогда не собирался порывать. В эту коалицию вошли в 70-е годы представители силовых структур, высших военных кругов, военно-промышленного комплекса, госбезопасности, оказавшие существенное влияние на политику. Страна наращивала военный потенциал; во внешней политике, декларировавшей миролюбие и «разряд­ку», все более утверждался приоритет силовых методов. До­казательством стало подавление вооруженной силой рефор­маторского движения в Чехословакии в 1968 году, ввод со­ветских войск в Афганистан в 1979 году.

Бюрократия стремилась придать охране собственных ин­тересов легитимную форму. В 1977 г. была принята Консти­туция СССР, в шестой статье которой юридически закрепля­лась руководящая и направляющая роль КПСС как ядра по­литической системы. Монополия коммунистической партии на власть приобрела силу закона. «Развернутое строительство коммунизма» по мере прибли­жения к обещанным партийной программой 1961 года временным рамкам обретало все более мифический характер. На свет появилось учение о «развитом социализме», развернутая характеристика которого была включена в преамбулу Конституции 1977 года. Оно было сконструировано с целью оправдания все увеличивавшегося разрыва между «общественными идеалами» и практикой, складывавшейся тупиковой ситуацией в стране.

Пропагандистская машина, возглавляемая «серым кардиналом» М.А. Сусловым, вела нескончаемую идеологическую обработку населения, придавая особое значение мотивации «неизбежности» возрастания руководящей роли партии, а на деле ее культу; характеристике международного положения и показу «коренной противоположности» двух систем — социа­листической и капиталистической. Причем сами лидеры не верили в эти идеалы. Это была конъюнктурно-охранительная политика, изображавшаяся как продолжение непогрешимого ленинского курса.

Брежневский политический режим осуществил «тихую ре­ставрацию» многих элементов сталинизма. Официальная по­зиция была такова: Сталин «активно отстаивал принципы марксизма-ленинизма», но им были допущены отдельные «про­счеты» и «отступления». В реальной жизни развернулась сначала замаскированная, а затем достаточно открытая реаби­литация Сталина и сталинизма. Особенно восхвалялась его деятельность в годы Великой Отечественной войны; термин «период культа личности» был изъят из употребления; запре­щалось упоминание в средствах массовой информации о ста­линских репрессиях, реабилитация жертв которых была све­дена к нулю. Сталинистам по существу удалось вернуться к апологии Сталина и сталинизма. В регулярно переиздававшихся в 70-е годы курсах исто­рии КПСС под редакцией Б.Н. Пономарева сохранилось лишь несколько лаконичных абзацев или фраз о XX съезде КПСС (без упоминания доклада Хрущева на его закрытом заседа­нии, да и самого имени Хрущева), о решениях ЦК КПСС о культе личности и примыкавших к этому темам. «Неостали­низм» стал символом времени.

Правящая элита строго контролировала информацию, предназначенную для общества, дозируя и подавая ее в соответ­ствующей идеологической упаковке. Общественные науки иг­рали роль «пропагандистов успеха». Истории «разрешалось» лишь описание великих побед, славных свершений, безупреч­ных героев. Современники свидетельствуют: «Исторические исследования не продвинулись с конца 60-х годов ни на шаг вперед. Была предпринята массированная попытка отбросить историческую науку, историческую мысль назад, сделать вид, будто XX съезда КПСС вообще не было. Именно для этого развернули кампанию проработки многих честных историков» [30]. С должности директора Института истории Академии наук СССР был снят П.В. Волобуев; А. Некрича, известного работами по истории второй мировой войны, вынудили эмигрировать.

В 70-е годы сложилась целая «система запретов», против которой пытались бороться представители творческой интеллигенции, например, известный музыкант М. Ростропович, выступивший с «открытым письмом». В нем он пытался защитить в противовес «МНЕНИЮ», А.М. Солженицына, который был изгнан из Союза писателей, а его «Раковый корпус», уже набранный в «Новом мире», не был издан [16].

Вообще «система запретов» широко использовалась в походе против инакомыслящей интеллигенции. Многие талантливые представители художественной интелли­генции, такие, как писатели А. Солженицын, В. Некрасов, поэт И. Бродский, музыкант М. Ростропович, певица Г. Вишневс­кая и др., вопреки их желаниям, были высланы из страны, которая несла из-за этого большие духовные и нравственные потери.

В 70-х — начале 80-х годов в обществе все острее ощуща­лись симптомы экономического, политического и социального кризиса. Однако бюрократический аппарат любой ценой пытался заглушить зревшее общественное недовольство во имя сохранения собственного политического долголетия. На этом фоне отмечались нескончаемые юбилеи партийных, государ­ственных и руководящих лиц, которые сопровождались пыш­ными торжествами, помпезными поздравлениями, дождем все­возможных наград и премий. Страна погрязла во лжи, что стало существенным признаком кризиса. Расцвела «брежневщина», ставшая символом кризиса системы. Метко определил черты «бреж­невщины» писатель Д. Гранин, отразив восприятие этого яв­ления на уровне обыденного сознания: «Истовая работа спе­цов, подхалимов всех рангов... приносила плоды прежде все­го им самим. Угодничество настаивало: великая страна должна иметь великого вождя. И стали изготавливать великого. Дутые заслуги соответствовал и дутым сводкам, цифрам».

В кадровой политике процветали протекционизм, кумов­ство, выдвижение работников по признаку личной преданно­сти. Протекционизм про­ник в науку, в систему высшего образования, в сферу обслу­живания и т.д. Это явление стало всеохватывающим. Особен­но отличались партийные вожди. Сын Л.И. Брежнева был назначен первым заместителем министра внешней торговли СССР, а в 1976 г. на XXV съезде КПСС он был проведен в кандидаты в члены ЦК КПСС. На этом же съезде членом ЦК КПСС был избран и зять Брежнева — Чур­банов.

Перспективы же выдвижения на высокие партийные и государственные должности для представителей с мест были скорее исключением, чем правилом. 70—80-е гг. были отмечены прочной стабилизацией элиты и прекращением ее пополнения снизу. Система становилась замкнутой и закрытой. Одновременно коррупция глубо­ко проникла и в местные партийные, советские и хозяйствен­ные органы, приняв особенно большие размеры в Закавказье, Средней Азии, Краснодарском крае, Ростовской области. По­явились целые кланы «местных хозяев», что проявилось в «медуновщине», «рашидовщине», «кунаевщине» и т.д. Партийные руководители использовали «телефонное право» с целью дав­ления на правоохранительные органы, благодаря чему «пре­ступники из местной номенклатуры» уклонялись от уголовной ответственности, а представители высших эшелонов власти становились практически недосягаемыми для правосудия. По­чти повсеместно сложился своеобразный симбиоз коррумпи­рованной части партийно-государственной номенклатуры с криминальными элементами.

Подводя итог вышеизложенному, представляется возмож­ным определить «брежневщину» как кризисное состояние вла­сти, возникшее и развившееся в условиях разложения госу­дарственно-казарменного социализма в 70-е годы, проявив­шееся в разрастании партийно-государственных бюрократи­ческих структур, связанных клановыми, родственными и деловыми отношениями, подчинении функционирования тоталитарно-авторитарной системы их корпоративным интересам; распространении нравственной и социальной коррозии и утверждении «двойного политического сознания» в обществе.

В начале 80-х гг. объективная потребность в переходе к качественно новому этапу развития ощущалась все явствен­нее. Толчок к этому в соответствии с российской историчес­кой традицией должен был дать новый лидер. Еще при жизни одряхлевшего Л.И. Брежнева начался новый виток борьбы за власть, проходивший невидимо для большинства граждан, незнакомых с хитросплетениями политических интриг. На фоне ухудшения состояния здоровья Брежнева встал вопрос: кто будет его преемником? Еще большую остроту он приобрел после смерти в январе 1982 года М.А. Суслова, бывшего главным идеологом и по существу вторым человеком в партии. На освободившее­ся место претендовали Ю.В. Андропов и К.У. Черненко. Но этот вопрос был решен только спустя три месяца. В мае 1982 года на пленуме ЦК КПСС с одобрения Л.И. Брежнева вто­рым секретарем ЦК был избран Ю.В. Андропов, бывший с 1967 г. шефом КГБ. Это означало, что, заняв вторую пози­цию в партийной иерархии, Андропов стал тем человеком, который получил возможность в будущем стать первым лицом в партии.

12 ноября состоялся пленум ЦК КПСС, который должен был официально избрать нового Генерального секретаря. Ан­дропов и его сторонники действовали быстро и решительно, чтобы избежать непредвиденных осложнений. А они могли быть, поскольку региональная партийная номенклатура была озабочена смещением коррумпированного первого секретаря краснодарского крайкома партии С.Ф. Медунова, которое было осуществлено с ведома Ю.В. Андропова. Из 470 членов и кан­дидатов в члены ЦК 170 составляли секретари ЦК компартий союзных республик, секретари обкомов. В случае их объеди­нения кандидатура Андропова могла бы не пройти. Но члены и кандидаты в члены ЦК приехали в Москву только 11 нояб­ря, и, как считают многие авторы, им явно не хватило време­ни, чтобы объединить усилия и противостоять Андропову. Пленум ЦК КПСС начал работу утром 12 ноября. К.У. Черненко было поручено предложить кандидатуру Андропова Ю.В. Во время работы пленума в течение трех часов центр Москвы был оцеплен войсками и милицией. Вопрос о власти решился быстро и без осложнений.

В ноябре 1982 года Ю.В. Андропов на сессии Верховного Совета СССР был назначен Председателем Президиума Вер­ховного Совета СССР, стал главой государства.

С его приходом к власти многие связывали большие на­дежды: о тогдашнем «фаворите», «человеке из КГБ» Андропо­ве отзывались весьма лестно. Некоторые даже считали, что отсутствие у Андропова опыта в планировании сельского хо­зяйства и промышленности может оказаться благом для эко­номики, доведенной до бедственного положения.

Реализация общественных ожиданий во многом зависела от теоретических представлений и политической позиции, а также методов работы нового лидера. Вместе с тем сложность и трагичность ситуации заключалась в том, что на ход собы­тий существенное влияние оказало состояние здоровья Андро­пова, страдавшего более 15 лет тяжелым заболеванием почек. Е.В. Чазов, длительное время лечивший Ю.В. Андропова, пи­сал о том, что Юрий Владимирович отчетливо понимал значение фактора здоровья. «...Вы должны сделать невозможное — поддержать мою работоспособность», — улыбаясь продолжил: «Сколько раз Вы от меня слышали эту фразу касательно пре­дыдущего Генерального секретаря, теперь и новый такой же. Незавидная у Вас участь».

Идейно-теоретические взгляды Ю.В. Андропова не выходи­ли за рамки марксистско-ленинской парадигмы мышления. В его теоретической работе «Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР» традицион­но обосновывалась историческая необходимость социализма и все его составляющие. Полемизируя с идейными противниками, под которыми традиционно понимались антикоммунисты — советологи, ука­зывавшие на многие противоречия реального социализма, Ю.В. Андропов, казалось, был убежден в правильности из­бранного пути: «...Думать, что возможен какой-то другой ход развития, значит сворачивать с надежной, хотя иной раз и жесткой почвы реальности, порывать с азами марксистской диалектики...» [18].

Вместе с тем Ю.В. Андропов был информирован об истин­ном положении дел в стране, знал о проблемах, трудностях и пытался искать пути их преодоления. С приходом к власти он, казалось бы, получил широкие возможности для этого. Новый Генеральный секретарь выделил во внутриполитичес­ком курсе несколько приоритетных направлений.

Как всегда, началось с кадровых перестановок в высшем эшелоне власти; была сменена «команда»: секретарем ЦК КПСС стал Н.И. Рыжков; выдвинулся на более видное место в По­литбюро М.С. Горбачев; А.А. Громыко был назначен первым заместителем Председателя Совета Министров СССР; в эту группу входил и старый друг Ю.В. Андропова — министр обо­роны СССР маршал Д.Ф. Устинов; из Сибири был приглашен Е.К. Лигачев, которому в Секретариате ЦК КПСС была пору­чена работа с кадрами. Перемены в верхах коснулись и «бреж­невских кадров»: в конце 1982 года старый друг Л.И. Бреж­нева А.П. Кириленко был выведен из состава Политбюро; из состава Президиума Верховного Совета был выведен предсе­датель ВЦСПС Шибаев. Андропов действовал традиционно в соответствии со сложившимися принципами партийной «эти­ки»: «завоевывал» партийный аппарат.

Своеобразно для коммунистического лидера Юрий Влади­мирович объяснял «промахи» и «ошибки» в процессе такого «обновления» кадров: «У нас очень много субъективизма, оцен­ки даются по произносимым лозунгам и даже по политичес­кой демагогии. Если бы у нас на всех уровнях от колхоза до Совета Министров были умные, профессионально сильные, преданные конкретному делу руководители, мы бы уже давно шли в ногу по всем показателям со всеми передовыми странами мира». Предпринял Андропов и попытку изменить стиль аппарат­ной работы, перенести центр тяжести на деловитость, компе­тентность, отойти от утвердившегося номенклатурного прин­ципа подбора кадров исключительно по личной преданности. Эти новые веяния испугали партийно-государственную номен­клатуру на местах.

Среди широкой общественности нашло отклик стремле­ние нового руководителя приостановить рост коррупции и преступности. Борьба с коррупцией по тем временам велась жестко. Например, в Узбекистан была направлена группа следователей КГБ, которая занялась «делами» Рашидова (Первого секретаря ЦК КП Узбекистана) и его «приближен­ных», многие из которых были привлечены к уголовной от­ветственности. Министр внутренних дел Щелоков был освобожден от за­нимаемой должности за взяточничество, а его заместитель Чурбанов — зять Брежнева — был снят с занимае­мой должности и осужден за взятки в особо крупных раз­мерах, и т.д.

Определенные усилия направлялись и на укрепление госу­дарственной, хозяйственной и трудовой дисциплины в обще­стве. Если основным лозунгом брежневских правителей было: «стабильность и никаких резких движений», то у бывшего шефа КГБ позиция была иной. Советские граждане с нескрывае­мым энтузиазмом следили за процессами над генералами и зам министрами, «взятыми» в рабочее время в саунах и на базах отдыха. Многим казалось, что подобное разоблачение начальников позволит пойти вперед семимильными шагами. Однако наивность и «верхов» и «низов» скоро стала очевид­ной. А кампания по наведению порядка дошла до того, что людей останавливали на улицах, в магазинах, в аэропортах, даже прерывали киносеансы, чтобы проверить, почему они находились в этих местах в рабочее время.

Пытался Андропов сосредоточить внимание своей команды и на поиске «новых» подходов в сфере экономики, будучи уверенным, что существовавший строй мог быть обновленно эффективным. В ЦК КПСС был создан экономический отдел, который должен был разработать программу выхода страны из кризиса и наметить соответствующие меры. Но они не дали и не могли дать жела­емого эффекта не только потому, что «время Андропова» было очень коротким, но и потому, что были направлены на улуч­шение того, что требовало коренной реорганизации.

Принятые меры, казавшиеся многим «революционными», привели к определенному росту популярности Ю.В. Андропо­ва в массах. Кое-кто увидел в них начало желаемого процесса очищения. Но он не был длительным и эффективным. Ю.В. Андропов руководил страной всего 15 месяцев. В ли­тературе, посвященной этому периоду, присутствует мысль о том, что если бы Андропов прожил дольше, то прогрессивные процессы, которые наблюдались при нем, привели бы к мо­дернизационным изменениям; допускалась даже возможность «бархатного» варианта, планового перехода системы в новое качество [19]. Одни авторы считали его «либеральным реформатором»; другие высказывали противоположное мнение, отказывая в столь высоком ранге на том основании, что такой «подход реформирования» вполне устраивал партий­но-государственную номенклатуру, давая шанс на сохранение ее позиции [20]. Подобные мнения, в известном смысле про­тиворечившие друг другу, отражают противоречивость самой ситуации начала 80-х годов. Ю.В. Андропов, в течение мно­гих лет занимавший весьма ответственные посты в авторитар­но-бюрократической системе, а затем и увенчавший пирамиду ее иерархического построения, нес прошлое в свое настоя­щее. Этот политический лидер был вписан в эту эпоху, стре­мясь найти эффективные решения назревавших задач, но в рамках сложившейся системы. В этом трагизм и одновремен­но известный утопизм всех благих начинаний руководителей-«реформаторов»: сохранялась иллюзия относительно возможности изменения партийного курса на более прогрессивный, хотя бы в заданных границах, а также на реальность частич­ной демократизации государственной системы. Андронов уло­вил назревшую необходимость модернизации традиционного общества, не случайно при его непосредственном участии в партийно-государственный аппарат «проникли» люди, осознав­шие необходимость хотя бы некоторого обновления политических приоритетов. По сути своих теоретических представлений и политических действий он был консерватором, но самым прогрессивным в «старой генерации» руководителей второй половины 60-х - начала 80-х гг. В феврале 1984 года новым Генеральным секретарем ЦК КПСС стал К.У. Чернен­ко, при котором все «вернулось» «на круги своя». Представи­тель «брежневской группы», он законсервировал на целый год до марта 1985 года «застой в стране».

Таким образом, консервативный поворот середины 60-х годов подвел советский «государственный социализм» к зак­лючительной фазе кризиса в первой половине 80-х гг. Советская правящая элита превратилась в самостоятельную поли­тическую силу, безраздельно властвовавшую, стоявшую над обществом, стремившуюся сохранить монополию на реальную власть. Не изменив характера социально-политической системы, партийно-номенклатурная элита доказала неспособность к саморазвитию и обновлению. Такой социальный организм был обречен.