Входит Вадим.

АДА /взмахнув руками/. Гаудеамус... /Ее никто не поддержал, и она замолчала./

ВАДИМ. В честь чего гуляем?

АНФИСА. Поздравляем студентом, сынок.

ФЛЕРОВА. Мы все поздравляем тебя.

ВАДИМ. Вы что, рехнулись? Я же не принят. В списках нет. Я смотрел.

АНФИСА. Ты в дополнительном. Сама видела - Громов В.Ф.

ВАДИМ. Кто тебя просил ходить? Оставишь ты меня когда-нибудь в покое?

АНФИСА. Я - мать. Всякая мать за сына переживает.

ВАДИМ. Нечего было переживать. Я и не хотел туда идти вовсе. Я работать хочу.

АНФИСА. Сынок, тебе на ноги встать надо. Нуда теперь без образования? /Заплакала./

ВАДИМ. Опять завыла? Хватит, своя голова не дурей ваших! Ни в какой вшивый институт не пойду. Я на целину завербовался.

АНФИСА. Не шути, сынок, не шути так.

ВАДИМ. Какие шутки! Вот уже путевка в кармане. /Показывает Анфисе бумагу./

АДА. Пожалей ее, Вадим! Не уезжай от своей мамочки.

ВАДИМ. Надоело! мое слово закон: взял путевку - поеду!

Вадим выбежал из комнаты. В кухне Анфиса догнала его, упала перед ним на колени, попыталась обнять ноги.

ВАДИМ /брезгливо отталкивая ее/. Кончай комедию. Насмотрелся! /Он, наконец, вырвался, Анфиса осталась лежать на полу./ Вставай! Опять будешь говорить, что я тебя ударил? /Флеровой./ идите к ней, играйте ваши комедии, истерики, обмороки... С меня хватит! Это вы, вы ее научили! ..

Женщины собрались вокруг лежащей на полу Анфисы.

АДА /склонившись над Анфисой/. Вставайте, на полу лежать вредно, вы простудитесь... Ой, какой ужас! Она умерла! Умерла!

ФЛЕРОВА. Не разводите панику. Дышит - значит, жива. Звоните в неотложную!

ВАДИМ. Что вы там мелете? /Подошел к матери./ Ну что там у тебя?

Взял Анфису на руки и понес в угол сце­ны, где уже высветилась больничная койка.

ГОЛОС ВАДИМА. Мама, ты меня слышишь? Мама! Мама!

На кухне. Входит Флерова, снимает пальто.

КАЛА. Ну что?

ФЛЕРОВА. Врачи говорят: обширный инсульт. Парализована вся правая сторона.

АДА. А она? Что она?

ФЛЕРОВА. Что она. Поражены речевые центры.

АДА. Но она поправится? Будет говорить?

ФЛЕРОВА. Врачи говорят, что они не боги.

ГОЛОС ВАДИМА. Мама, мама, ты меня слышишь? Мама! Мама, ешь! ну, посмотри на меня, мама!

Вновь кухня. Входит Ада. КАПА. НУ ЧТО?

АДА. Он не пустил меня в палату.

ФЛЕРОВА. А она? Что она?

АДА. Только смотрит и все.

КАПА. Надо бы помыть ее пойти.

АДА. Он все сам. Даже нянечку не допускает. Он такое делает сам, что просто ужас... /Заплакала./ Там в палате говорят: "Вот это сын. Всякой матери такого сына."

ПАНЬКА. У меня раскладушка есть. Отнести, а-то он на стуле спит.

ГОЛОС ВАДИМА. Мама, я здесь. Мама - это я. Ты меня слышишь, мама? Ты меня слышишь?

Кухня. Входит Капа.

АДА. Ну что?

КАПА. Выгнал.

ПАНЬКА. А она?

КАПА. Нянька говорит, худая. Побрили ее. Что-то понимать стала.

АДА. Еще бы - два месяца прошло.

КАПА. Пробует говорить. Не умеет. Нянька говорит, он ей ухо к губам, просит: говори, мама, говори. А она: то тити, то кара...

АДА. Хоть бы раз домой пришел, выспался.

КАПА. Страшный стал. Черный. На цыгана похож.

Распахивается входная дверь, молча вхо­дит Вадим. Открывает настежь дверь в свою комнату. Возвращается на лестницу. Вносит Анфису и закрывает свою дверь.

КАПА. Принес. Ему же предлагали ее в Дом хроника отдать.

ФЛЕРОВА /стучит в дверь/. Вадим, послушайте, поговорите со мной. Почему вы меня не допускаете к Анфисе Максимовне?

АДА. Почему вы меня выгнали?

ВАДИМ /выходит из комнаты/. Вам же на нее наплевать.

ФЛЕРОВА. Вы сами знаете, что это неправда.

АНФИСА /из комнаты/. Кара-ти-кара. Тити-кара-кара. Кара-тити-кара.

ФЛЕРОВА. Боже мой, она все понимает.

ВАДИМ. Содержательная речь.

ФЛЕРОВА. Поймите, нельзя так отгораживаться от людей. Я вас бесконечно уважаю за все, что вы для нее делаете.

АДА. Мы все, все бесконечно уважаем.

ВАДИМ. А мне чихать на ваше бесконечное уважение. Если я что и делаю, то не для вашего уважения.

АНФИСА. Кара-кара-кара-тити-кара! Тити-какарак-кара-кара!

ФЛЕРОВА. Она говорит вполне осмысленно, только как бы на чужом языке. Дайте мне возможность чем-то вам помочь.

АНФИСА. Кара-тити-кара! Кара-тити-кара!

ФЛЕРОВА. Она зовет меня!

ВАДИМ. Ну хватит. Поговорили и хватит. Нам спать пора. Правда, мама? /Гладит мать. Выталкивает Флерову в коридор, выхо­дит за ней./

ВАДИМ. Что вам надо?

ФЛЕРОВА. Странный вы человек. Я люблю ее, жалею и хочу помочь,

ВАДИМ. Все это ложь!

ФЛЕРОВА, я не лгу! Мне жаль ее и жаль вас.

ВАДИМ. Все это ложь! Вот вы говорите, жалеете ее. А согласны вы, как я, дежурить целые сутки? Все за ней убирать, выносить, как я выношу. Если согласны, ладно. Я тоже согласен. Сидите тут вместо меня.

ФЛЕРОВА. У меня работа.

ВАДИМ. Вот-вот. Работа. Значит, все врете насчет любви и жалости. Если человек любит, жалеет, ему на все наплевать. На ра­боту, на дом, на родных, знакомых. Ведь вы свою работу для нее не бросите? нет! Значит и говорить нечего.

ФЛЕРОВА. У вас такой ужас внутри.

ВАДИМ /усмехнувшись/. Кара-тити-кара. /Уходит./

КАПА. Жизнь - это срам.