Тут выскочила из-за стола Панька Зыкова и вместо приветствия сразу в крин.

ПАНЬКА. Так и знай, пеленки на плите кипятить не позволю! Здесь я обед готовлю, а она, извиняюсь, пеленки гаженые!

АНФИСА. Да я еще не пошила пеленки-то...

КАПА. А кто тебе позволил, чтоб не позволять? Все мы тут жильцы, все одинаковые. Я позволяю - пусть кипятит. А ты лучше за газ плати, как положено.

ПАНЬКА. А я и плачу, как положено! Все платят поровну, у каждого своя комната!

КАПА. Надо не по комнате, а почеловечно! Сколько человек, столько и плати! я одна и Ада одна, а тебя двое, ты и плати вдвое!

ПАНЬКА. За кого же это вдвое?

КАПА. Как за кого? За Николая!

ПАНЬКА /плюнула на пол/. За Николая! Еще чего выдумала! Он здесь и не живет, а ты - плати!

КАПА. И днюет и ночует! Утром моется, всю раковину захаркал. В сортире с папироской заседает. А она "не живет"!

ПАНЬКА /распахивает дверь сортира/. Где он заседает? Ты докажи сначала!.. Ни на черный ноготь не уступлю. /Вышла, страшно хлопнув дверью./

КАПА. Вред, а не баба. Чирий ходячий. Ты меня, Фиса, против нее поддержи. Все-таки нас двое, а она одна. Тот-то, непрописанный, нос высунуть боится, и пеленки кипяти, ребенок- создание Божие. А за свет и газ платить будешь почеловечно, вас с ребенком двое и заплатишь вдвое - по справедливости.

АНФИСА /вдруг громко заплакала и высморкалась в фартук/. Я только за ведром вышла, а у нас бомбежка. Ведро-то мое где?

КАПА. А у нее, у Паньки в углу. Коммунальное! Как бы не так! Бери, бери, я поддержу.