Редукционизм и апофеоз конфронтационности

Для тоталитарного сознания вполне естественны крайние схематизм и редукционизм, сводящие все и вся к одной единствен­ной идее — истине. Ее можно назвать политическим мессианством, внушающим предопределенный гармонический и совершенный порядок вещей, основанный на единственной идее — истине, где наука и искусство, экономика и политика, философия и промы­шленность, мораль и отношения между полами и многое другое направляется одной ключевой идеей. Здесь достигается некая слит­ность различных структур — экономических, политических, научных и т.д. Цементирующим началом выступает идеология. Биология и генетика, к примеру, перестают быть самостоятель­ными научно-исследовательскими дисциплинами. Наоборот, они объявляются средствами в руках буржуазии для порабощения про­летариата и подрыва исторического материализма (у большеви­ков) или же орудием мирового еврейства и коммунизма для подрыва Третьего рейха (у нацистов). Поэтому не удивительно, что в тоталитарном государстве речь идет не просто о науке, а о «не­мецкой», «арийской», «социалистической», «марксистско-ленинской» и иных разновидностях идеологической «науки». На­иболее наглядным проявлением такого подхода к науке стал в Советском Союзе «лысенкоизм». Идеологию, основанную на по­стулате о существовании истинного ключа к прошлому, насто­ящему и будущему, Т.Лысенко и его сторонники использовали для установления своей монополии в биологии и уничтожения не только неугодных научных теорий, но и многих ботаников, морфологов, приверженцев принципов эволюционной теории и т.д.

В соответствии с такой установкой тоталитаризм оставляет одну-единственную дверь в будущее. Возникает некая завороженность тоталитаризмом, заставляющая превратно толковать и объ­яснять все общественные феномены и процессы. Вырабатывает­ся одномерный подход к объяснению окружающего мира по формуле «абсолютно верное против абсолютно ложного», «доб­ро против зла», «свет против тьмы». Середина отсутствует. На­зывая такой подход почему-то «революционным фарисейством» и считая основным его свойством «оптимизм и отрицание пер­вородного греха», В.Н.Ильин писал: «Вина за все преступления и за все зло переносится на какого-либо "козла отпущения" — "вредителя". Этот "козел" торжественно изгоняется сначала в мечтах, теоретически, а потом, в случае осуществления мечты, и на деле».

Обращает на себя внимание такая характерная как для пра­вого, так и левого варианта тоталитаризма деталь — тщатель­но разработанный образ врага, чужака как какого-то недочело­века, ущербного по своей сущности, некого ненастоящего, которого не жалко оскорблять, унижать и даже физически унич­тожать. По-видимому, определенное пленение сознания людей подобными образами как бы снимало с них моральную ответст­венность за свои позиции и деяния.

Связывая воедино все без исключения политические и иные проблемы, такой подход рано или поздно перерождается в кон­цепцию крестового похода и манихейский мессианизм, основы­вающийся на резком и бескомпромиссном разделении мира на сферы божественного и дьявольского, проводящий непреодоли­мую грань между добром и злом, стимулирует склонность впа­дать в неумеренный морализм и крайности, что в свою очередь порождает неизбежный конфликт между целями и возможнос­тями их осуществления. Носители тоталитарного мышления склонны быть моральными абсолютистами, разделяющими мир только на белое и черное (у большевиков красное и белое, а у на­цистов — коричневое и красное или белое) и требующими на все вопросы немедленного и окончательного ответа.

Соответственно все участники «драмы истории» делятся на силы добра, ассоциируемые с тоталитарным режимом, и дьяволь­ские силы зла, ассоциируемые со всеми теми, кто безоговороч­но и на все 100% не стоит на страже этого режима. Здесь неукос­нительно действует принцип — «кто не с нами, тот против нас». В глазах такого фанатика любой несогласный или, что еще ху­же, противник оказывается агентом сатанинских сил, которые будто замышляют грандиозный заговор для уничтожения сил добра. Теория заговора исключает возможность реалистической оцен­ки социальных, исторических или политических факторов. Тот, кто посвящен в заговор, заранее знает весь ход событий, он за­нимается лишь конкретизацией деталей и этапов прохождения предустановленного течения истории.

Исключая возможность какого бы то было компромисса, тео­рия заговора не оставляет места для сил, занимающих нейт­ральную позицию. Идти на согласие с теми, кто выступает против вождя и его политического курса, — значит порвать с верой и при­соединиться к участникам заговора. За неимением подходящего выра­жения американский историк Р.Хофстедтер назвал такой подход «параноидным стилем», означающим «предельное преувеличение, подозрительность и фантазии о заговоре». Отличительной особен­ностью такого «параноидального стиля» является не просто то, что его приверженцы рассматривают «обширный» или «гигантский» заговор в качестве движущей силы исторических явлений. В их гла­зах сама история является заговором, организованным мощными демоническими силами. Параноидальный тип склонен рассматри­вать историю как результат действий отдельных личностей. Он счи­тает, что враг располагает особо важными источниками и рычага­ми власти. Например, он контролирует прессу, направляет общественное мнение с помощью «управляемых новостей», он об­ладает неограниченными ресурсами, секретами «промывания моз­гов» или же держит в своих руках власть над системой образования и др. Это такой тип сознания, который доводит подозрительность и ненависть до уровня мировоззренческого кредо. Будучи совершен­но нормальным человеком в отдельных сферах жизни, например в семье, на работе, такой тип способен впадать в крайности и дей­ствовать экстремистскими методами в других сферах, например в по­литике, религии и т.д.

Большевики, поставившие перед собой цель свержения суще­ствующей системы, с самого начала вынуждены были действо­вать как конспиративная партия. Но проблема состояла в том, что сущностной характеристикой большевистской партии оста­вались конспиративность, своего рода эзотеричность, интеллек­туальная, идеологическая и политическая закрытость и после за­воевания власти. Всю ее деятельность как во внешне- так и во внутриполитической сфере пронизывали секретность и подо­зрительность.

В тотальной ментальности, сознательно и целенаправленно вос­производимой и культивируемой мощным идеолого-пропагандистским аппаратом государства, эти особенности приобретают само-давлеющую значимость. Все это в совокупности создает условия для формирования homo totalitaricusкак весьма странной и па­радоксальной амальгамы таких характеристик, как чуть ли не обожествление рекордов и средней производительности; револю­ционной (понимаемой в самом широком смысле) героики, герое почитания; слепой веры и крайнего цинизма; вождизма, конфор­мизма и человека-функции.