Анфиса бьется в захлопнувшуюся дверь.

АДА. Не волнуйтесь, Анфиса Максимовна, он у меня. /Вталки­вает Вадима в комнату, закрывает дверь./

ЗАМПОЛИТ. Ну что ж, спасибо тебе, Фиса, за хлеб-соль. По­гостил и довольно. Поеду к себе.

АНФИСА. Вася, куда ты?

ЗАМПОЛИТУ Сказано: поеду. Не выйдет у нас с тобой жизни. Не можешь ты своего стервеца обуздать, или можешь? /Анфиса молчит./ Не можешь! /Начинает складывать вещи./

АНФИСА. Мы с ним всю жизнь не разлучались. Куда он, туда и я. Он в Дом ребенка, и я в Дом ребенка. Он в садик, и я в садик. Думала - он в школу, и я в школу. Хоть уборщицей, но зар­плата маленькая, а в садике я питаюсь.

ВАДИМ. Она действительно так говорила. Не помню, ничего не помню.

ЗАМПОЛИТ. Дела наше, значит, кончено. Точка. Прощай, Фиса,

За столом.

ВАДИМ. Вот значит, как все было, а я-то думал...

ПАНЬКА. Думал, думал... пойду лучше телевизор включу. А то совсем с вами отсталая стану. Сегодня Кеннеди должен ответ Кубе дать. Я бы этого Кеннеди своими руками бы...

КАПА. Ох, батюшки, испугался он тебя! Прямо дрожит.

АДА. Анфиса ни минуты не прожила для своей радости.

ВАДИМ. А я жил? А отец жил? Ему жить хотелось, а она: "Прости, Феденька, прости..." Ни на минуту в покое не оставляла. И меня душила. Любовью своей душила.

Входит Анфиса. Вадим идет в комнату, ложится на кровать.

АНФИСА. Вадик, что с тобой, болен?

ВАДИМ. Здоров.

АНФИСА. А лежишь почему?

ВАДИМ. Хочу и лежу. А что? Нельзя полежать человеку?

АНФИСА. Отчего нельзя? Устал - раздевайся и спи.

ВАДИМ. А я хочу так.

АНФИСА. Кто же это лежит одетый? С ногами на покрывале, а мать стирай. У меня руки тоже не чужие. Утром с ведром, вечером с корытом...

ВАДИМ. Сам постираю.

АНФИСА. Знаю я, как ты стираешь. Папироску в зубы, пых-пых - и пошел. А мать надрывайся.

ВАДИМ /поднимается/. Не надо мне твоего надрывания! Понят­но? Прекрати свое надрывание! /Надвигается на мать./ Я тебя в последний раз предупреждаю - прекрати!

Анфиса взвизгнула и стала закрываться рукой, боясь, что он ударит ее.

ВАДИМ. Все ты врешь!.. и сейчас врешь, будто я тебя бить хотел.

ПАНЬКА. Скандалисты! Терпеть не буду, выселю через суд!

Вадим выскочил из комнаты,

АНФИСА. Вадим, куда ты? Вернись! Вадик, прости меня! Прости… Вернись... /У нее начинается истерика, она падает./

В комнату вбегают Ада Ефимовна и Флерова

АДА /склоняясь над Анфисой/. Анфиса Максимовна, милая, что с вами?

ФЛЕРОВА. Не видите? Истерический припадок.

АДА. Это от переживаний. У меня у самой сколько раз было.

ФЛЕРОВА. Анфиса Максимовна, вы слышите меня? Выпейте вале­рьянки.

АНФИСА. Где Вадим? Он вернулся? Где Вадик мой?

ФЛЕРОВА. Не волнуйтесь, Анфиса Максимовна, никуда ваш Вадик не денется.

АНФИСА /трогает лицо/. Левая щека отнялась, ничего не чув­ствую... Горе, горе... Вот вы горя не знаете, у вас жизнь хорошая была.

ФЛЕРОВА и АДА /хором/. Это у меня хорошая жизнь?

ФЛЕРОВА. Вы мою жизнь знаете... мало у меня было горя?

АНФИСА. Есть горе и горе... У вас горе было тяжелое, но благородное, без стыда. А стыдное горе к земле давит. Вы стыдного горя не знали.