1. Политическая культура: понятие, структура, функции

Термин “политическая культура” ввел в научный обиход немецкий философ-просветитель И. Гердер. В политическую науку он был введен американским политологом Г. Алмондом. Разрабатывая модель политической системы, Алмонд выделил не только ее формальную структуру, но и субъективную ориентацию на политическую систему. Последняя и была названа политической культурой. Ее классическое определение, сформулированное Г. Алмондом и Г. Пауэллом, звучит следующим образом: “Политическая культура есть совокупность индивидуальных позиций и ориентации участников данной политической системы. Это субъективная сфера, образующая основание политических действий и придающая им значение”. Указанные индивидуальные ориентации, по мнению американских ученых, включают в себя несколько элементов: а) познавательную ориентацию - истинное или ложное знание о политических объектах и идеях; б) аффективную ориентацию чувство связи, ангажированности, противодействия и т.д. в отношении политических объектов; в) оценочную ориентацию суждения и мнения о политических объектах, которые обычно предполагают использование в отношении к политическим объектам и событиям оценочных критериев.

В приведенной дефиниции можно выделить две характерные особенности. Во-первых, политическая культура предстает как совокупность ориентации на политическую деятельность, это еще не сама деятельность, а лишь субъективная установка на нее,' она не задает индивиду определенный тип поведения, необходимый для достижения поставленных целей, но предопределяет выбор направленности деятельности. Во-вторых, политическая культура предстает как структура ориентации, в которую включены: знания о политической системе, ее ролях, функциях, решениях и действиях, возможностях и способах влияния на принятие политических решений (когнитивные ориентации); чувства относительно политической системы, ее структур, ролей, функций и политических деятелей, их исполняющих (эмоциональные ориентации); суждения, мнения и представления о политической системе, ее ролях, функциях, состоящие из комбинации ценностных стандартов и критериев, информации и эмоций (оценочные ориентации).

Как признавался сам Алмонд, введенное им понятие представляло попытку классифицировать с помощью одного термина то, что “раньше представало как отношение к политике, политические ценности, идеология, национальный характер, культурная среда и т.д.”. Оно позволяло выделить качественную сторону политической системы, объяснить различия в функционировании и результатах деятельности внешне схожих политических систем, соединить исследование формальных и неформальных компонентов политических систем с анализом национальной политической психологии, политической идеологии, фундаментальных ценностей общества.

Политическая культура выполняет в обществе определенные функции: 1) идентификации, реализуя потребность человека в понимании групповой принадлежности; 2) ориентации, объясняя смысл политических явлений; 3) адаптации и социализации - через приобщение к навыкам политического поведения; 4) интеграции, направленной на сохранение ценностей и объединение вокруг них различных групп; 5) коммуникации, осуществляя взаимодействие субъектов и институтов на основе стереотипов, мифов и символов.

Наряду с ориентациями на политическую систему в целом, американский политолог также выделил ориентации на структуры “входа” в политическую систему и “выхода” из нее, а также ориентации индивида относительно своего места в политическом процессе и возможностях политического участия.

Исследование структуры политических ориентации было продолжено У. Розенбаумом, который выделил три типа ориентации относительно политических объектов.

Первый тип составляют ориентации относительно институтов государственного управления. К нему принадлежат: а) оценки индивида государственных органов власти, их норм, символов и лиц, осуществляющих политические функции, его реакция на них - ориентация относительно режима; б) оценки различных требований к политической системе и реакции на них - ориентация относительно “входа”, оценки решений, принимаемых политической властью, и реакции на них - ориентации относительно “выхода”.

Второй тип включает ориентации относительно “других” в политической системе: а) политической идентификации ощущения принадлежности индивида к определенной социальной группе, партии, чувств сопричастности и лояльности к ним; б) политических верований (убеждений), отражающих отношение к другим политическим группам в интервале “хорошее плохое”; в) представлений об основных правилах и нормах, которые должны регулировать деятельность политической системы о “правилах игры”.

В третий тип входят ориентации относительно своей собственной деятельности, включающие в себя: а) политическую компетентность - оценки индивидом собственных политических “ресурсов”, позволяющих ему участвовать в политической жизни и представления о влиянии политики на человека; б) политическую действенность - представления о влиянии политических действий индивида на вырабатываемую политику и о возможностях такого влияния через гражданские акции. В обобщенном виде содержание и структура политических ориентаций представлены в табл. 19.

Таблица 19

СОДЕРЖАНИЕ И СТРУКТУРА ПОЛИТИЧЕСКИХ ОРИЕНТАЦИИ

Понятие политической культуры, предложенное и сформулированное Г. Алмондом и Г. Пауэллом, неоднократно уточнялось и дополнялось многочисленными исследователями данного феномена. Наряду с вышеперечисленными ориентациями в политическую культуру включаются: политический опыт, стереотипы, политические мифы, модели как политического поведения личности и групп, так и функционирования политических институтов, идеология, политические символы, политическая социализация.

Структура политических ориентации была представлена нами выше. Рассмотрим такие компоненты политической культуры, как стереотипы, мифы и символы.

Политический стереотип - это упрощенное, схематическое, деформированное и ценностно-ориентированное представление о политических объектах. Отличительными чертами стереотипа являются: 1) персонификация событий (причина те или иных явлений связывается с деятельностью конкретного лица или определенной группы); 2) сильная эмоциональная окрашенность в восприятии и интерпретации событий (как правило, резко негативное или резко позитивное отношение к чему-либо или кому-либо); 3) иррациональность (обычно факты, противоречащие стереотипу, не замечаются или с негодованием отвергаются); 4) устойчивость (стереотип статичен, долговечен, он не подвержен изменениям и способен к самосохранению даже в радикально меняющейся ситуации).

Как правило, в политических стереотипах суммируется в упрощенной и деформированной форме опыт какой-либо группы. В обыденном сознании стереотипы могут заменять знания о политических объектах, значительно упрощая процесс ориентации, выработки и принятия решений в сложном и противоречивом мире. Стереотипы способствуют формированию политической идентичности, разделяя социальный и политический мир по оси “мы” - “они”, “свои” - “чужие”, “друзья” - “враги”.

Политический миф - это статичный образ, опирающийся на верования и позволяющий упорядочить и интерпретировать приводящие в смятение факты и события, структурировать видение коллективного настоящего и будущего. В многочисленных исследованиях, посвященных политическому мифу, раскрываются социальные и психологические предпосылки его возникновения. Мифология, в том числе и политическая, возникает тогда, когда группа или большая часть общества сталкиваются с новыми, непонятными и неподконтрольными ей явлениями, несущими в себе явную или тайную угрозу ее существованию. Именно поэтому расцвет мифотворчества наблюдается в периоды социальных катастроф, глубинных кризисов общества, войн, революций и т.п. С психологической точки зрения творение мифа связано с невозможностью логически объяснить происходящие радикальные перемены и обусловленным этим защитным возвратом индивида к раннему жизненному опыту восприятия окружающего мира и взаимодействия с ним. Значительный интерес представляет также интерпретация мифа аналитической психологией К. Юнга, согласно которой миф является проекцией коллективного бессознательного (архетипов) на те или иные реальные объекты. В определенных критических ситуациях возможна активизация, оживление архетипов, и тогда их перенос на социальные и политические объекты становится источником коллективных мифов.

Основными свойствами любого мифа, в том числе и мифа политического, являются: 1) полиморфность один и тот же набор символов может присутствовать в разных мифах, а одна и та же тема мифа может иметь разную направленность и различное эмоциональное восприятие; 2) ограниченность - миф использует ограниченное число символов, но в мифах возможны их многочисленные комбинации; 3) отвлеченность - миф не соотносится с эмпирической действительностью; 4) фундаментальность веры • миф опирается на допущения, не требующие их проверки и независимо от их истинности; 5) статичность - миф не соотносится с историческим и социальным временем, он живет в своем собственном временном измерении.

Из всех возможных сюжетов политического мифа можно выделить четыре основных темы: о заговоре, о золотом веке, о герое-спасителе, о единстве. Миф о заговоре истолковывает негативно воспринимаемые явления как результат тайного действия сил тьмы. Это могут быть “враги народа”, агенты тайных спецслужб и сект. Скрытные действия представителей этих коварных организаций обязательно направлены на завоевание или уничтожение группы, общества, государства. Поскольку заговор творят демонические силы, противостоять им можно, используя любые средства борьбы. Миф о золотом веке либо призывает вернуться к “истокам” в светлое прошлое, где царили любовь, равенство, братство, где мир был прост и понятен, либо зовет в светлое будущее, рассматривая предыдущие периоды как “предысторию”, существование которой оправдано лишь в той мере, в какой она подготавливала это идеальное будущее. Миф о герое-спасителе наделяет конкретные персонажи харизматическими чертами. Герой должен обладать даром пророка, непревзойденным талантом полководца-воителя, высочайшими моральными качествами и т.п. Миф о единстве основан на противопоставлении “друзья” “враги”, “свои” “чужие”, “мы” - “они”. Они или, иначе, враги - причина всех наших бедствий и несчастий. “Они” стремятся отобрать “наши” ценности и потому спасение в единстве и противостоянии “им”.

Особенностью современного политического мифа стало, по выражению немецкого философа Э. Кассирера, создание “техники” и “производства” новых мифов. Уже не только бессознательное, но и мастера мифотворчества создают новые и новые мифы.

Политический символ - это знак, выполняющий коммуникативную функцию между личностью и властью. Если исходить из концепции Т. Парсонса, согласно которой культура - это упорядоченная система символов, то можно сказать, что политическая культура - это организованная система символов. Для того чтобы символ выполнял коммуникативную функцию, он должен иметь сходное значение для множества индивидов, его смысл должен быть, как минимум, интуитивно понятен определенному кругу людей. К политическим символам можно отнести флаг, герб и гимн государства, лозунги, памятные даты, политические ритуалы (демонстрации, митинги, торжественные собрания и т.п.). Кроме коммуникативной, символ обладает интегративной функцией - он способен сплачивать, объединять людей, группы, обеспечивать чувство единства.

В обобщенном виде структуру политической культуры можно представить следующим образом (схема 22):

Схема 22. Структура политической культуры

В политической науке существуют многочисленные типологизации политической культуры. Первое глубокое исследование типов политической культуры было осуществлено Г. Алмондом и С. Вербой. С 1958 по 1962 г. они предприняли широкомасштабное сравнительное исследование политических культур Великобритании, Западной Германии, Италии, Мексики и США. Полученные в ходе исследования результаты и сформулированная на их основе концепция была представлена в работе “Гражданская культура”. В ней выделялись три типа политической культуры: патриархальный, подданнический и активистский.

Для патриархального типа характерны ориентации граждан на местные ценности - общину, род, клан, деревню, племя и т.п. Таким образом, индивиде патриархальной культурой ориентирован на конкретные личности - вождей, шаманов. Знания о политической системе у членов сообщества полностью отсутствуют, политические ориентации не отделены от экономических и религиозных. Поэтому у личностей с патриархальной культурой нет никаких ожиданий, связанных с политической системой.

Подданнический тип культуры характеризуется пассивным отношением граждан к политической системе. Здесь личность уже ориентирована на политическую систему, связывает с ней свои ожидания, но в то же самое время опасается санкций с ее стороны. Представления о возможностях влияния на процесс выработки решений отсутствуют.

Активистский тип или политическая культура участия отличается активным включением индивидов в политическую жизнь. Граждане умело артикулируют свои интересы и через выборы, группы интересов, партии оказывают влияние на процесс выработки политики. В то же самое время они демонстрируют лояльность к политической системе, законопослушность и уважение к принятым решениям.

Однако в реальной политической жизни, замечает Алмонд, политическая культура любого общества представляет собой комбинацию, “смесь” из нескольких типов политических культур. Особое внимание он уделил трем типам таких комбинаций. Для демократической индустриальной политической системы характерно следующее сочетание: 60% представителей активистской культуры, 30% - подданнической, 10% - патриархальной; для авторитарной переходной системы соответственно - 30, 40 и 30%; для демократической доиндустриальной - 20, 20 и 60%. Указанные пропорции, конечно же, достаточно условны, могут колебаться, но они выражают характер соотношения различных типов политических культур в разнообразных обществах.

Демократической индустриальной политической системе, по Алмонду, соответствует гражданская политическая культура, которая носит смешанный характер. Автор концепции гражданской культуры утверждает, что она опирается на античную традицию “смешанного правления”, представителями которой являлись Аристотель, Полибий, Цицерон. Этот тип культуры предполагает, во-первых, наличие трех фрагментов политической культуры в обществе (патриархальный, подданнический и активистский), во-вторых, наличие качеств подданных и патриархалов даже у активных участников. Алмонд и Верба подчеркивали, что патриархальные и подданнические ориентации уравновешивают активность и политическое участие индивида, обеспечивая тем самым устойчивость и стабильность демократической политической системы. Таким образом, “идеальный гражданин” должен одновременно: стремиться оказать влияние на власть и в то же самое время сохранять к ней лояльность; быть потенциально активным, но не проявлять активность постоянно.

Основными чертами гражданской политической культуры выступают: консенсус относительно легитимности политических институтов; терпимость по отношению к другим ценностям и интересам; компетентность. Безусловно, это черты нормативной модели политической культуры. Однако несмотря на идеализированность концепции гражданской культуры, многие политологи признают, что именно “гражданская культура” является прочным фундаментом демократических политических режимов. Исторический опыт свидетельствует, что “трансплантация” демократических моделей в страны незападной цивилизации чаще всего заканчивается неудачей: либо прямым возвратом к авторитаризму, либо постепенной “гибридизацией” режима. Именно поэтому одним из важнейших условий успешного перехода к демократии является формирование гражданской политической культуры. Естественно, что прямое копирование политической культуры западных стран невозможно. В каждой стране формирующаяся гражданская политическая культура будет дополняться своими специфическими национальными чертами, в которых воплощается исторический и политический опыт предыдущих поколений.

Значительный вклад в изучение политической культуры был внесен американским политологом Р. Инглхартом, разработавшим концепцию “бесшумной революции”. Согласно ее основным положениям, наиболее устойчивые ценностные ориентации и настроения массовых слоев общества являются важнейшими элементами политической культуры. Специфические сочетания этих ориентации и настроений определяют устойчивость и жизнеспособность демократии. Инглхарт предположил, что в индустриально развитых странах под влиянием социально-экономического развития происходит переход от материальных к постматериальным ценностям, которые начинают играть ведущую роль в жизни людей. Ряд этих ценностей - удовлетворенность жизнью (работой, досугом, семейной жизнью) и склонность доверять другим - непосредственно включены, согласно Инглхарту, в структуру гражданской культуры. “Доверие к другим” - это элемент культуры, предопределяющий возможность объединения граждан в ассоциации и группы по интересам, бездеятельности которых, в свою очередь, становится невозможной демократия. Настроения же, выраженные формулой “удовлетворенность жизнью”, оказывают сильное влияние на отношение граждан к политической системе в целом.

Сравнительные исследования, проведенные Инглхартом, выявили, что наименее удовлетворенными жизнью в Западной Европе оказались итальянцы и французы (доля удовлетворенных жизнью не превышала соответственно 15 и 17%). Лидировали же по этому показателю датчане и голландцы (47 и 36%). Промежуточное положение занимали немцы. Аналогичная картина сложилась и при изучении такого показателя, как “степень доверия к другим”. Так, например, наибольший процент склонных доверять был выявлен в Дании, Великобритании, странах Бенилюкса (от 85 до 95%), на последнем месте вновь оказались итальянцы. Анализ полученных результатов позволил сделать вывод, что между уровнем социально-экономического развития и степенью удовлетворенности жизнью, а также степенью доверия существует тесная связь. Чем выше уровень социально-экономического развития, тем большая доля населения оказывается удовлетворенной жизнью и склонной к доверию. Напомним, что данные показатели являются важнейшими чертами гражданской культуры. Таким образом, социально-экономическое развитие влияет на сдвиги в гражданской культуре, обусловливает укрепление демократии.

Спустя несколько лет, в начале 90-х гг., в большинстве стран Европы, США и Канады были проведены повторные аналогичные исследования, а еще через три года к ним подключились отечественные ученые, включившие Россию в состав международного исследования. В результате было выявлено, что наиболее удовлетворены жизнью жители Дании, Исландии, Нидерландов, Швеции, Канады, США (от 80,6% в США до 85,7% в Дании); несколько отставали Бельгия (78,4%), Великобритания (71,5%), ФРГ (Западная Германия) (71,5%); наиболее низкий уровень удовлетворенности жизнью в Западной Европе был зафиксирован в Италии (71; 1%), Португалии (63,4%), Испании (77,0%) и Франции (58,9%). В странах Восточной Европы этот уровень оказался еще ниже: 57,9% - в Восточной Германии и Словакии, 52% - в Польше, 43,9% в Венгрии. Перечень стран замыкает Россия. Здесь самый низкий показатель степени удовлетворенностью жизнью - 20%, т.е. только 1/5 часть россиян довольна своим нынешним состоянием.

Уровень межличностного доверия оказался наиболее высок в Швеции, Норвегии, Дании, Нидерландах, США, Канаде (от 61,1 % в Швеции до 51,5% в США); чуть ниже - в Ирландии, Исландии, Великобритании. Самый низкий уровень доверия в Западной Европе наблюдался во Франции (22,8%) и Португалии (21,4%). Несколько выше он оказывается в восточноевропейских странах: в Словакии - 21,6%, Венгрии - 24,6%, Чехии - 26,1 %. Неожиданно оказалось, что уровень межличностного доверия в России составляет 57% (по данному показателю Россия оказывается сопоставимой с наиболее развитыми индустриальными странами и занимает положение даже выше, чем Канада, США, Нидерланды). Этот показатель дал повод для оптимистических выводов социологов и политологов о том, что в российской политической культуре существуют предпосылки для ее демократизации и формирования гражданской культуры.

В рамках проводимого исследования были предприняты усилия для выявления некоторых моделей политического поведения и их распространенности в массовом сознании. Внимание ученых было привлечено к степени готовности населения различных стран к участию в различных формах массовых акций в защиту своих прав. В таких странах, как Исландия, Норвегия, Швеция наиболее распространенными моделями оказались акции гражданского неповиновения, а также митинги и забастовки. Так, например, в Швеции 61,6% населения готовы участвовать в акциях гражданского неповиновения и 58,9% в митингах и забастовках, защищая свои права. В Норвегии соответствующие показатели составляют 51,7 и 55,5%, в Исландии 52,7 и 52,5%. Менее распространенной оказалась такая модель участия, как подписание петиций. Последнее место заняли такие модели, как занятие помещений (19,4%), блокада путей сообщения (10,2%) и т.п. Схожая картина наблюдалась и в других странах. В России готовность принять участие в демонстрациях выражает 37% населения, в актах гражданского неповиновения - • 32%, в забастовках - 23%, в подписании петиций - 60%, в захвате помещений и блокировании путей сообщения - 8%. Как видно из приведенных выше данных, в российской политической культуре существуют представления о мирных и демократических способах политического участия масс. Самой распространенной моделью (и в этом специфика российской политической культуры) оказалось участие в подписании петиций и, наоборот, доля выразивших готовность принять участие в радикальных формах протеста гораздо ниже, чем, скажем, в США, в Канаде, в Бельгии, во Франции (см.: Рукавишников В.О., Халман Л. и др.

Россия между прошлым и будущим. Сравнение показателей политической культуры населения 22 стран Европы и Северной Америки//Социс. 1995. №5).*

Любая политическая культура состоит из субкультур (англ, sub - под). В политической науке выделяются их различные типы: религиозные, этнолингвистические, региональные, демографические. Алмонд разделил субкультуры на вертикальные и горизонтальные. Первые из них отличаются разделением на субкультуры “масс” и “элит”. Вторые - на региональные, религиозные и этнические. В зависимости от характера взаимоотношений между субкультурами, У. Розенбаум выделяет интегрированные и фрагментированные типы политических культур. Интегрированный тип предполагает согласие большинства общества по базовым ценностям (относительно основных целей развития общества, функций политической системы и политических норм). Фрагментированные политические культуры отличаются острой конфликтностью субкультур; преобладанием патриархальных и подданнических ориентации над общенациональными; глубокой подозрительностью носителей различных субкультур друг к другу- В конечном итоге фрагментарная культура обусловливает нестабильность политической системы и неустойчивость ее политических институтов. Подобный тип политической культуры характерен для развивающихся стран, а также для Канады, Северной Ирландии, современной России.

Более подробную типологизацию политических культур предложил английский исследователь Д. Каванах. Он выделяет гомогенную, фрагментарную, смешанную и искусственно гомогенную политические культуры. Гомогенная политическая культура характеризуется единством общества по основополагающим ценностям и толерантностью. Фрагментарная - конфликтной оппозиционностью различных субкультур. Смешанная политическая культура •- наличием ценностных ориентации, отличающихся от норм и ценностей существующего режима. Искусственно гомогенная - апатичностью (подданническим характером), соединяемой с мобилизованным участием.

Современное состояние и развитие отечественной политической культуры невозможно понять без обращения к ее истокам, историческому многообразию ее черт и их эволюции. Длительное время на существовала патриархальная политическая культура, характеризующаяся локальным мировосприятием, ориентациями на род и общину. Можно, очевидно, говорить и о фрагментарности древнерусской культуры, ибо каждая община, каждое локальное сообщество вырабатывало и исповедовало свои ценности, ценности же и нормы “другого” мира воспринимались как ложь, нечто чуждое и враждебное. Этот тип политической культуры, по существу, не отличается от аналогичных типов архаических сообществ. Своеобразие русской политической культуры формируется под влиянием византийско-православной цивилизации.

Принятие восточной ветви христианства, и в этом сходятся многие отечественные мыслители и западные политологи, предопределило дальнейшие пути и судьбы отечественной политической культуры. В этой связи интересна мысль русского философа Г. Флоренского, который подчеркивал, что с принятием христианства на Руси, язычество не умерло, оно только ушло глубоко в подполье, а христианская культура стала первоначально достоянием лишь наиболее образованного и культурного меньшинства. В результате складывается “дневная культура” - культура ума и духа и “ночная культура” - культура мечтаний, воображения, основанная на языческой мифологии. По существу, то, о чем пишет русский мыслитель, можно охарактеризовать как дальнейшую фрагментацию русской политической культуры, ее подразделение на две доминирующие субкультуры: субкультуру элиты - “верхов” и субкультуру народных масс - “низов”.

Конфликтно-фрагментарный характер русской политической культуры, отсутствие общих приемлемых для общества ценностей вели к дестабилизации общества и ослаблению государства. Именно поэтому проблема интеграции общества решалась со времен Ивана Грозного административно-авторитарными способами. Автаркический режим Ивана IV открыл период формирования подданнической культуры, просуществовавший до Петра I. При этом патриархальная культура не исчезла, а продолжала предопределять ориентации значительной части общества (“царь не тот”, “царь -хороший, а бояре - плохие” и т.п.). Проникновение западнических идей в Россию привело к духовному, а затем и к политическому расколу внутри элиты. Восстание на Сенатской площади в декабре 1825 г. сделало этот раскол очевидным. В результате в XIX в. в России существовало как минимум три субкультуры: либеральная и “охранительно”-консервативная культура элиты и патриархально-подданническая культура масс. Существует точка зрения, согласно которой конфликт между этими тремя субкультурами во многом предопределил революцию 1917г.

Политическую культуру советского периода можно охарактеризовать как искусственно гомогенную. При этом она сохранила многие черты русской культуры: общинный характер трансформировался в советский коллективизм; ориентация на господствующий характер власти - в этатизм и патернализм; пассивность - в апатию, отсутствие ориентации на “вход” в политическую систему; патриархальность - в персонифицированное восприятие политики; вера в “истинность” общественных ценностей в нетерпимость к инакомыслию; религиозность • в наделение харизматическими чертами вождей; мифологизированность сознания в веру в построение “светлого будущего”; вера в мессианское призвание России в ориентацию на лидерство в мировой революции, а позже на статус сверхдержавы.

Индустриализация, глубокие изменения в социальной структуре, рост уровня образования населения предопределили сдвиги в ценностных ориентациях советского общества. Начиная с середины 60-х гг. формируется и развивается диссидентская субкультура, в рамках которой проповедовались такие ценности, как автономия личности, свобода выбора, права человека и т.п. В 70-е гг. значительная часть общества, вопреки официальным идеологическим нормам, начинает ориентироваться на ценности личной жизни: семью, работу, досуг, материальное благополучие. Такая переориентация с общественного на индивидуальное клеймилась пропагандой как “мещанство” и “обывательство”. В то же самое время политика большей открытости и развития контактов с западными странами способствовала проникновению новых стандартов жизни и потребления в общество. Поскольку политическая система плохо реагировала на растущие запросы, усиливалась апатия и отчуждение масс от политики, подрывающие легитимность власти.

Глубокие изменения, произошедшие в российском обществе за последнее десятилетие, не могли не оказать влияния на его политическую культуру. Главной чертой ее нынешнего состояния является Фрагментарность. В современной политической культуре достаточно легко обнаружить традиционную и современную, ориентированную на западные либеральные ценности, субкультуры. Обе содержат потенциально конфликтный заряд. Любое стремление авторитарным образом утвердить в качестве доминирующей субкультуру “западничества” ведет к активизации и противодействию архаических элементов субкультуры. Аналогично и укрепление традиционализма порождает парадоксальное желание авторитарными методами утвердить либеральный тип ориентации. Очевидно, что выход из данного противостояния может быть найден в формировании соответствующей новым социальным отношениям системы ценностей, системы, которая смогла бы синтезировать в себе элементы и традиционного, и современного (см.: Ахаезер Л.С. Конфликт ценностей социальная проблема // Модернизация в России и конфликт ценностей. М., 1994).

Следует отметить, что противостояние традиционализма и “западничества” - это лишь самый общий, абстрактный подход к анализу российской политической культуры. Эта модель позволяет понять и почувствовать внутреннюю динамику и напряженность современной политической культуры. В действительности, и эмпирические исследования это убедительно доказывают, разнообразные компоненты российской, советской и постсоветской культуры в разнообразных сочетаниях образуют многочисленные субкультуры.

Несмотря на фрагментарность российской политической культуры, социологи фиксируют появление новых модернизированных ценностей, которые, будучи признанными большинством, не разъединяют, а объединяют общество. К ним относятся: жизнь отдельного человека; законность и равноправие; неприкосновенность частной собственности; благосостояние граждан как основа сильного государства; соблюдение прав человека.

По всей видимости, модернизация российской политической культуры будет продолжаться в течение ближайших десятилетий, а может быть, и на протяжении жизни нескольких последующих поколений. Очевидно также, что ее конфигурацию будут определять как национальный опыт, исторические и политические традиции, так и ценности современного индустриального общества.