logo search
Левиафан выпуск 3

Геополитическая ситуация ирана и перспективы российско-иранского сотрудничества Кузнецов а. А.

Кандидат политических наук, г. Москва

Внешнеполитические приоритеты Исламской Республики Иран во многом определяются сложной и по-своему уникаль­ной геополитической ситуацией этой страны, а также теми вы­зовами и угрозами, которые несет данная ситуация.

Уникальность иранской геополитики объясняется тем, что эта страна, занимающая центральное, ключевое положение в регионе Среднего Востока имеет выходы на такие различные в географическом, экономическом и культурном аспектах реги­оны как Ближний Восток, Центральная Азия и Закавказье. С каждым из этих регионов у Ирана на протяжении его трехты-сячелетней истории складывались непростые отношения при­тяжения и отталкивания. Учитывая то, что Иран — это страна с имперской традицией государственности, в каждом из этих регионов она исторически отстаивает свои стратегические ин­тересы.

Кроме того, специфика иранской геополитики состоит в том влиянии, которое на нее оказывает тридцатилетнее противо­стояние Ирана и США, берущее начало со времени исламской революции 1979г. в Иране. Данное противостояние выражает­ся в строгом режиме экономических санкций, наносящих су­щественный ущерб иранской экономике, а также в военно-по­литическом противостоянии по периметру иранских границ. Присутствие военных контингентов США в Афганистане и в Ираке, 6-го флота США в Персидском заливе, военных баз в

Пакистане и Турции увеличивает опасения иранской стороны. Учитывая напряженные и даже сопернические отношения меж­ду двумя странами, Иран фактически находится во враждебном окружении.

Информационный фон последнего года создают иллюзию, что главной причиной американо-иранских противоречий явля­ется иранская ядерная программа (ИЯП). Несмотря на то, что рассмотрение этой программы выходит за рамки темы докла­да, хотелось бы высказать ряд соображений на этот счет. Иран действительно осуществляет ядерную программу, но было бы большой ошибкой полагать, что эта программа однозначно осу­ществляется в военных целях. Атомная энергетика необходима для иранской экономики. В немалой степени это объясняется тем, что в настоящее время природный газ составляет в энерге­тическом балансе Ирана 55%. Это непропорционально большая доля. Развитие ядерной энергетики позволило бы Ирану высво­бодить значительную часть газа для экспортного потенциала и тем самым существенно увеличить доходы этой страны.

Кроме того, мировое сообщество вполне терпимо относится к наличию ядерного оружия у двух других держав Ближнего и Среднего Востока — Израиля и Пакистана. Наибольшее бес­покойство в данном ракурсе вызывает, естественно, Пакистан. В отличие от относительно стабильного Ирана, вполне предска­зуемого и контролируемого центральной властью государства, Пакистан, согласно оценкам многих, в том числе американских аналитиков, является «несостоявшимся государством». На тер­ритории его северных провинций идет вялотекущая граждан­ская война, происходят постоянные террористические акты, и попадание пакистанского ядерного арсенала в руки террори­стов вовсе не является чем-то невозможным. Таким образом, представляется, что истинной причиной негативной амери­канской политики по отношению к Ирану является не ядерная программа и не режим исламского правления (велаят-э-факих) в ИРИ, а независимый внешнеполитический курс этой страны.

Если бы в настоящее время Иран стал выстраивать свою поли­тику в американском фарватере, Вашингтон примирился бы и с ядерной программой и с правлением аятолл.

В то же время последние события в Ливии скорее всего при­ведут к тому, что иранская ядерная программа не только не бу­дет свернута, но и будет завершена до стадии создания ядерно­го оружия. Печальный опыт Каддафи, отказавшегося в 2002 г. от осуществления собственной ядерной программы показывает иранской элите, что разговаривать с Западом на равных можно только при наличии серьезного силового аргумента.

Для выявления основных констант иранской геополитики целесообразно сделать краткий обзор региональной политики

ИРИ.

Говоря о регионе Ближнего Востока следует указать на эволюцию иранских внешнеполитических подходов к этому району мира. В последнее двадцатилетие произошло заметное изменение иранской политики здесь, в результате которого доктрина «экспорта исламской революции» утратила свое оперативное измерение и во многом уступила место внешнеполитическому прагматизму. В настоящее время основной базой поддержки Ирана в регионе являются шиитские общины, а основным стратегическим противником—не Израиль, как полагают некоторые масс-медиа и политологи, а Саудовская Аравия. Именно иранско-саудовские, а не иранско-израильские противоречия будут определять направление иранской внешней политики в долгосрочной перспективе. Исходя из этого, основным объектом приложения иранской внешнеполитической энергии в Иране будет Ирак, а также государства Персидского залива, в составе населения которых имеются значительные шиитские общины, такие как Бахрейн (большинство населения) и Саудовская Аравия (до 20%). Американская агрессия в Ираке в 2003 г., приведшая к гражданской войне в стране и фактическому демонтажу иракского государства, с одной стороны, избавила Тегеран от серьезного геополитического

конкурента и фактически сделал эту страну наиболее мощной державой ближневосточного региона, с другой стороны, привела к появлению новых вызовов. Таким вызовом является американское военное присутствие на границе с Ираном. Установление контроля над иракской политикой с помощью расширения своего экономического присутствия, а также с помощью шиитских клерикальных партий («Даава», Высший совет исламской революции, партия Муктады ас-Садра), таким образом, будет доминантой иранского курса в этой стране. Что касается поддержки Ираном ливанского движения «Хезболла» и нынешнего сирийского руководства, то оно имеет совей целью не только и не столько противостояние Израилю, сколько намерение создать плацдарм в восточном Средиземноморье. В этом отношении нынешние политические потрясения в Сирии являются серьезной угрозой для политики Тегерана.

Затрагивая вопрос о геополитических приоритетах Ирана в регионе Ближнего Востока, нельзя обойти вниманием вопрос об ирано-турецком сближении, наметившемся в течение двух последних лет. Со стороны Турции он был обусловлен двумя факторами: приходом к власти в Турции в 2003г. умеренных исламистов из Партии справедливости и развития (ПСР) во главе с Реджепом Эрдоганом и фактическим провалом попы­ток турецкого руководства войти в состав Европейского Союза (данное устремление было идеей-фикс турецкой политики на протяжении последних двадцати лет). Неудачи при интеграции с Евросоюзом привели к изменениям во внешнеполитическом курсе Турции, выразившимся, прежде всего, в доктрине «нео-османизма», подразумевающей восстановление турецкого вли­яния в его традиционных для XVII-го-начала XX вв. ареалах: на Балканах и на Арабском Востоке. В то же время представля­ется, что со стороны Турции меры по сближению с Тегераном были в значительной степени согласованы с США и другими союзниками по НАТО, что позволяет некоторым экспертам го­ворить о современной Турции Эрдогана как о «троянском коне» Запада в ближневосточном регионе.

На восточном направлении наиболее проблемным геополи­тическим соседом ИРИ является Афганистан. Иран заинтере­сован , с одной стороны, в стабильном Афганистане, с другой стороны, в том, чтобы к власти в этой стране не вернулись рели­гиозные экстремисты суннитской направленности. Уместно на­помнить, что в период господства талибов в Афганистане у Те­герана и Кабула были очень напряженные отношения, в 1998 г. едва не переросшие в полномасштабный военный конфликт по­сле убийства иранских дипломатов в Мазари-Шарифе. В пред­дверии предполагаемого вывода американского контингента из Афганистана иранцы наращивают активность в традиционных зонах своего влияния таких как Герат и Хазараджат (провин­ции, населенные хазарейцами) и одновременно пытаются нала­дить партнерские отношения правительством Хамида Карзая. В июне с. г. в Кабуле побывал иранский министра обороны Ахма­да Вахиди. В ходе визита был подписан договор о военном о со­трудничестве. Примечательно, что это первый визит высокопо­ставленной иранской военной делегации в Афганистан с 1979г. Вслед за тем и сам Карзай побывал в Тегеране на конференции, посвященной борьбе с терроризмом. Данный визит вызвал не­гативную реакцию США и Саудовской Аравии.

Для понимания перспектив развития российско-иранско­го сотрудничества чрезвычайно важным представляется рас­смотрение иранских геостратегических планов в отношении постсоветских государств Центральной Азии и Кавказа. В Цен­тральной Азии первостепенное значение для иранской полити­ки имеют Таджикистан и Туркменистан. Таджикистан является близким в культурном отношении персоязычным государством. После того как Афганистан оказался оккупирован американ­ским военным контингентом партнерские отношения с госу­дарствами Центральной Азии приобрели для ИРИ первосте­пенную важность, прежде всего, для того, чтобы обезопасить свои северные границы. В этом ракурсе становится понятным ирано-таджикское сближение, наблюдающееся на протяжении

последних пяти лет. Достаточно перечислить направления со­трудничества, которые уже реализуются в Таджикистане. В их числе — строительство железной и автомобильных дорог и линии электропередач между Таджикистаном, Афганистаном и Ираном, Шурабской ГЭС, автомобильных туннелей «Исти-клол» и «Чормагзак», хлопкоперерабатывающего комбината в Худжанде, совместного предприятия по производству энер­госберегающих ламп в Исфаре, крупного цементного завода с годовой мощностью в 1 млн. тонн цемента, в Шаартузском рай­оне, а также восстановление производственных мощностей АО «Таджикхимпром» в Яванском районе.

Особый интерес в этом плане представляют решения трехсторонней встречи министров иностранных дел Таджикистана, Ирана и Афганистана, состоявшейся в апреле 2009 г. в афганском городе Мазари-Шариф. Главный итог встречи — заказ иранской компании «Мушонир» подготовки технического проекта ЛЭП-220 из Таджикистана в Афганистан, и далее, в Иран. Афганские энергетики начали строительство своего участка от г. Пули Хумри, который будет соединен с таджикским участком, берущим начало с подстанций Сангтудинской ГЭС в РТ. При этом необходимо уточнить, что помимо ГЭС «Сангтуда-1», построенной в мае нынешнего года российскими специалистами, Иран строит станцию «Сангтуда-2», завершение которой планируется на 2011 г. Вместе с тем представляется не совсем обоснованным выдвигаемое рядом экспертов предположение о том, что партнерские отношения Исламской Республики с Афганистаном и Таджикистаном могут в ближайшем будущем привести к появлению не только экономического и культурного, но и военно-политического союза между тремя странами и созданию т.н. «Большого Ирана». Иранское влияние на Афганистан не сможет стать преобладающим ввиду того, что эта страна испытывает разновекторное влияние и за преобладание в ней борются наряду с Ираном такие региональные и внерегиональные акторы как Пакистан, Индия, Саудовская Аравия, Соединенные Штаты

Америки. Иран никогда не сможет стать господствующей политической силой в пуштунских, суннитских провинциях Юга и Востока Афганистана. Установлению же тесного ирано-таджикского союза противостоят такие факторы как отсутствие общей границы между этими государствами и суннитское вероисповедание большинства таджиков.

На центральноазиатском направлении большое значение для Ирана имеет также сотрудничество с Туркменистаном, причем важный импульс этому сотрудничеству придает геоэкономиче­ский фактор. Иран занимает второе место в мире по запасам природного газа после России. В свою очередь Туркменистан также обладает значительными запасами природного газа, ко­торые в последнее время интенсивно разрабатываются. Тур­кменистан осуществляет экспорт газа в Иран по трубопроводу Даулетабад-Серахс-Ханджиран. На сегодняшний день туркмен­ский газ, поступающий по данному трубопроводу в объеме 8 млрд. кубометров в год, обеспечивает энергетические потреб­ности северо-восточной иранской провинции Хорасан (одной из крупнейших в стране). До ввода в строй данного газопровода в 2009г. поставки туркменского газа в Иран осуществлялись на уровне 3,5—4 млрд. кубометров.

Для Ирана крайне важным является сотрудничество с Тур­кменией в топливно-энергетической сфере. Крайне нежела­тельным вариантом для Тегерана является строительство газо­провода ТАПИ (Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия), т.к. это означало бы появление конкурента проектируемому газопроводу ИПИ (Иран-Пакистан-Индия) и оттеснение Ира­на от перспективного индийского рынка. Нежелательным для Ирана является и присоединение Туркмении к проекту транска­спийского трубопровода, т. к. Тегераном вынашиваются планы по экспорту иранского газа через проектируемый трубопровод «Набукко». Резюмируя иранскую внешнюю политику в регионе Центральной Азии необходимо отметить, что эта страна не об­ладает необходимыми ресурсами для региональной гегемонии и не может в отличие от США и Китая представлять серьезный вызов для российских интересов в регионе.

Данное утверждение представляется вдвойне справедливым для региона Закавказья. Иранское присутствие на Южном Кав­казе имеет большую историю. Достаточно сказать, что террито­рия современной Азербайджанской Республики (Арран) вплоть до начала XIX в. входила в состав иранского государства и была частью иранского культурного пространства (как впрочем и Туркменистан, бывший до 15в. регионом иранской провинции Хорасан). Территория современной Республики Армения (Вос­точная Армения) в 1555 г. согласно турецко-иранскому мирно­му договору отошла к Ирану и находилась в его составе вплоть до начала XIX в.

Армяно-иранские отношения в настоящее время развивают­ся достаточно успешно. В конце 2008 года началась поставка в Армению иранского природного газа по газопроводу Тебриз— Мегри—Каджаран—Арарат мощностью до 2,6 млрд. куб. м газа в год. Оплата за полученный газ осуществляется постав­ками в ИРИ электроэнергии. Общая стоимость проекта, в реа­лизации которого участвовала российская компания «Газпром», составила 250 млн. долл. Ранее Армения получала природный газ только из России транзитом через Грузию.

Между Арменией и Ираном уж действуют две высоковольт­ные линии электропередач, посредством которых осуществля­ются сезонные взаимоперетоки электроэнергии. Сейчас рас­сматривается сооружение еще одной такой линии напряжением в 400 кВ. Стоимость этого проекта составляет около 100 млн. евро.

Между странами построена одна и строятся еще две совре­менные шоссейные дороги, подписано соглашение о прокладке из Ирана в Армению железной дороги. По предварительным данным, стоимость последней составит 1,8 млрд. долл., из ко­торых 1,4 млрд. предоставит Иран, а оставшуюся часть — ОАО «Российские железные дороги».

По некоторым данным, между Ираном и Арменией существует договор о сотрудничестве на случай войны.

В соответствии с этим договором в военное время ИРИ обеспечивает тыл Армении, а Ереван препятствует блокаде иранской территории и не допускает нанесения вооруженного ударов по ИРИ с этого направления. Реализуемость такого договора вызывает серьезные сомнения, особенно в случае американо-иранского конфликта. В Ереване слишком дорожат своими отношениями с Вашингтоном и не исключают саму возможность вступления в НАТО. Именно поэтому, несмотря на членство в Организации Договора о коллективной безопасности, Армения тесно взаимодействует, начиная с 1994 года, с НАТО в рамках программы «Партнерство во имя мира», а с 2005 года в рамках Индивидуального плана действий партнерства (Individual Partnership Action Plan). Армянские военнослужащие до октября 2008 года участвовали в миротворческой операции в составе коалиционных сил в Ираке, а сейчас под руководством НАТО несут службу в Косово и Афганистане. Помимо этого, любая форма поддержки нынешнего иранского руководства неминуемо приведет к ухудшению отношений Армении с Западом в целом и резко уменьшит финансовую помощь, в первую очередь со стороны родственных диаспор Франции и США. Исходя из этого, говорить о полноценном стратегическом партнерстве между Тегераном и Ереваном в настоящее время преждевременно.

Гораздо более проблемными являются ирано-азербайджан­ские и ирано-грузинские отношения. Между Ираном и Азер­байджаном развивается двустороннее экономическое сотруд­ничество в энергетической, торговой, сельскохозяйственной и промышленной областях. В частности, Азербайджан в зимний период поставляет в северные провинции ИРИ природный газ, а в летний — электроэнергию. Кроме того, осуществляется ирано-азербайджанское сотрудничество по вопросам борьбы с транзитом наркотиков, приграничного (прибрежного) контроля и обмена заключенными. Этому способствуют те представите­ли азербайджанской диаспоры в ИРИ, которые работают в орга­нах исполнительной власти государственного и регионального уровня.

Вместе с тем следует отметить, что потенциал азербайджа­но-иранского экономического сотрудничества остается нереа­лизованным (в 2009 году двусторонний товарооборот составил всего 550 млн. долл.). Изменить эту ситуацию достаточно труд­но ввиду стремления Баку к независимости от своего южного соседа. Об этом свидетельствует факт подписания летом про­шлого года договора о транзите в Нахичеванскую автономную республику азербайджанского природного газа через Турцию. Ранее для этих целей использовался иранский газ.

Несмотря на существенное улучшение ирано-азербайджанских отношений в последние годы, на них по-прежнему действуют следующие негативные факторы. Во-первых, Тегеран продолжает активно сотрудничать с Ереваном, что создает серьезную брешь в транспортной блокаде армянской территории и объективно отодвигает на будущее решение карабахской проблемы.

Во-вторых, большие проблемы в отношениях между страна­ми создает наличие огромной азербайджанской общины в Ира­не (по некоторым оценкам, ее численность составляет 20 млн. чел., что превышает 25% всего населения страны). С одной стороны, ее существование не раз служило предлогом для азер­байджанских пантюркистских кругов для разжигания в север­ных провинциях Ирана сепаратистских настроений. С другой стороны, определенные политические силы в Иране пытаются использовать этнокультурную близость иранских и кавказских азербайджанцев для создания в Азербайджанской Республике своих групп влияния.

В-третьих, Республика Азербайджан поддерживает тесные отношения с основным иранским внешним противником — США, что неизбежно приводит к дополнительным трениям в ирано-азербайджанских отношениях, в частности по вопросу размещения на Южном Кавказе американских военнослужащих. Так, в конце апреля 2009 года в Баку побывал командующий транспортными войсками США Данкан Макнабб, который

познакомился с дорожно-транспортными коммуникациями Азербайджана. И это не было случайным, так как на бывших советских военных базах в Кюрдамире, Насосной и Гюлли с весны 2006 года размещены так называемые «временно дислоцированные мобильные силы» в составе от 750 до 1300 солдат и офицеров. По официальной версии эти военнослужащие, численность которых может быть увеличена как минимум вдвое, обеспечивают защиту азербайджано-грузинского участка нефтепровода Баку — Тбилиси — Джейхан. В реальности, они могут использоваться для более широкого круга задач, в том числе связанных с возможным военным противоборством США и ИРИ.

В-четвертых, развиваются взаимоотношения Азербайджана с иранским региональным противником — Израилем.

На сегодняшний день, исходя из реальной ситуации, мож­но утверждать, что Иран в Закавказье не стал одним из основ­ных политических игроков, равным России или Турции. В то же время российско-иранское взаимодействие на центрально-азиатском и закавказском направлениях может принести Рос­сии и Ирану серьезный политический успех. В качестве при­мера успешного партнерства двух стран в этих регионах можно привести российско-иранское посредничество между режимом президента Рахмонова и таджикской оппозицией, завершивше­еся подписанием Межтаджикского мирного соглашения 1996 г. в Бишкеке, а также согласованные усилия двух стран по преодо­лению армяно-азербайджанского конфликта в 1992-1994 гг. Эти усилия увенчались подписанием соглашения о прекращении огня 1994 г. К сожалению, позднее после того как миротворче­ский процесс стал протекать под эгидой Минской группы ОБСЕ Иран был от него оттеснен. Возобновление российско-иранско­го сотрудничества в миротворческих процессах на Южном Кав­казе могло бы существенно расширить пространство маневра для российской дипломатии в этом регионе.

Большой позитивный эффект могло бы принести российско-иранское внешнеполитическое взаимодействие по проблемам

Афганистана. Близость интересов двух сторон заключается, во-первых, в том, что и Россия, и Иран не приемлют религиозно­го экстремизма под ваххабитскими (салафитскими) лозунгами, получающего подпитку из Саудовской Аравии. Во-вторых, обе страны заинтересованы в стабильности в Афганистане и при­легающих регионах Центральной Азии для уменьшения рисков собственной безопасности. В-третьих, в интересах обеих стран является полное прекращение военного присутствия внерегио-нальных сил (США) в Афганистане и государствах Централь­ной Азии.

Побудительным стимулом к установлению партнерства между нашими странами является и геоэкономический аспект. Прежде всего, это относится к нефтегазовой сфере, сфере ТЭК. Как уже было отмечено выше, Россия занимает первое, а Иран — второе место по запасам природного газа. Иранское правительство приступает к освоению месторождения Юж­ный Парс с экспортными целями. Для России важно, чтобы Иран не стал нашим конкурентом по поставкам газа в Евро­пу, присоединившись, например, к чрезвычайно невыгодному для России газопроводу «Набукко». Поэтому для России был бы выгоден экспорт иранского газа для нужд быстрорастущих экономик азиатских государств по газопроводу IPI (Иран-Па­кистан-Индия). Если же добыча природного газа в ИРИ для экспортных нужд будет расти, то для России были бы выгодны поставки иранского газа в Европу по российскому маршруту «Южный поток».

Огромные резервы существуют у транзитного и транспорт­ного сотрудничества двух стран. В 2000г. было подписано со­глашение между Россией, Индией и Ираном о создании Между­народного транспортного коридора «Север-Юг». К сожалению, в настоящее время этот коридор не функционирует в полную силу. Неразвитая инфраструктура и ряд правовых препятствий не позволяют в полной мере развернуть этот транспортный маршрут. Между тем в случае его полноценной работы по нему удалось бы перенаправить значительную часть грузов, идущих

в настоящее время океанским маршрутом. В этом случае Рос­сия и Иран могли бы превратиться в ведущие страны мирово­го транзита из Восточной Азии в Европу, зарабатывая на этом миллиарды долларов.