Трансформация современной украинской политической элиты

Украина, Россия и другие государства СНГ в течение ряда лет проводят модернизацию единой для всех них в прошлом советской политической системы. В свою очередь, политическая, социальная и эко­номическая трансформация об­щества в значительной мере детерминиро­вана состоянием и по­ведением его политической элиты, а также (в кри­зисные моменты) сменой правящих элит. Современное украинское общество, его институты и элементы находятся в процессе становления. В этом смысле элита – часть новой общественно-политической системы, одновременно влияю­щая на процесс ее становления и трансформации и зависящая от него. По­литическая, социальная, экономическая демократизация общества и раз­витие элит – взаимосвязанные процессы. Поэтому трансформации политической элиты следует рассматривать с учетом институциональных макроизменений украинского общества.

Методологической основой анализа политической элиты являются основные положения меритократического и властного подходов. В рамках первого подхода элита рассматривается как «класс людей, обладающих наивысшими индексами в своей сфере деятельности» (Pareto, 35), в рамках второго подхода – как «класс, который правит… выполняет все полити­ческие функции, монополизирует власть и наслаждается преимуществами, которые дает эта власть» (Mosca, 252). Таким образом, можно сказать, что элитой является социальный слой, занимающий ключевые позиции в составе населения определенной страны, определяющий цели и задачи этой страны, принимающий решения для реализации этих целей и задач и контролирующий процесс их достижения с помощью использования национальных ресурсов.

Использовать методологию меритократического подхода к изуче­нию элит Украины на данный период времени не целесообразно, поскольку власть не передается по заслугам и талантам, а чиновники, занимающие высшие позиции в своих элитных стратах, не являются лидерами харизматического типа. В данном докладе при анализе трансформаций современной украинской политической элиты используются позиционный и институциональный (см.: Миллс, 26) подходы, являющиеся наиболее оптимальными как с точки зрения доступности эмпирической информации, так и с точки зрения отражения реального соотношения политических сил.

С учетом этих замечаний к современной украинской элите можно отнести высшие и средние эшелоны административной власти, законотворческий корпус, лидеров политических партий и организаций, виднейших пред­ставителей бизнеса, культуры и церкви. Изначальная противоречивость условий формирования и развития украинской элиты породили противоречивые мнения о ее происхождении и направлениях трансформации. Наиболее распространенными из них являются следующие мнения. Во-первых, украинское государство, несмотря на приобретенную независимость, совсем не имело политической элиты в рассматриваемый нами период времени (см.: Федоров, 20; Выдрин, 4). Во-вторых, Украине досталась в наследство от СССР мощнейшая пар­тийно-хозяйственная номенклатура, которая благодаря смене лозунгов рекрутировала в свои ряды бывших политических дис­сидентов, приняла их национальную идеологию и сумела в августе 1991 г. сохранить свои чины и должности и, как следствие, власть и собственность (Поло­хало, 18)

В чем же заключается противоречивость условий форми­рования и трансформации элиты Украины? В течение советского периода истории Украины посте­пенно сформировалась властная элита, состоящая из работников адми­нистративно-управ-ленческого аппарата как представителей власти; на­учно-гуманитарной интеллигенции как вспомогательного эшелона идеологического обеспечения власти и во­енных и работников правоохранитель­ных органов как силовой части действующей власти. Харак­терно, что все три элитные группы формировались пре­имущест­венно из украинского и российского населения. В конце 80-х годов наряду с традиционной элитой начинает формироваться новая, так называемая национально-демократическая элита, ко­торая набирала по­пулярность в условиях кризиса и упадка ком­мунистической идеологии. Демократическая элита формирова­лась преимущественно из представителей украин­ско-язычной интеллигенции, идеологическими ориентирами которой были установление государственной независимости, критика проимперского номенклатур­ного ре­жима, осуществление социально-экономических реформ на демо­кра­тических принципах.

Своеобразной точкой отсчета можно считать 1990 г., когда был избран новый состав Верховного Совета Украины, провозгласивший су­веренитет и независимость, объединивший в своих рядах партийную верхушку: наиболее активных представителей хозяйственной и регио­нальных элит, лидеров оппозиции, диссидентов. Именно Верховный Со­вет (Верховная Рада) являлся тем политическим полем, на котором осу­ществлялось изменение идей, смена лозунгов и организаци­онное пере­оформление номенклатуры. А первый президент Ук­раины Л. Кравчук был одним из тех, вокруг кого начала формироваться группа строи­телей суверенитета и независимости. Ядро этой группы составили люди, для которых власть являлась притягательной силой, ради которой в жертву были принесены идеологические догмы советской системы. Идеи сувере­нитета и независимости стали для них «идейно-политическим мостиком из номенклатурного прошлого в посткоммунистическое завтра» (Выдрин, 4)

В этой Верховной Раде около 80% были членами компартии, остальные бес­партийными, или, как принято говорить сейчас, независимыми депутатами. Однако эта партийная однородность являлась внешней и ни в коем случае не подразумевала однородность внутреннюю. Трансформация этого самого большинства, как в Верховном Совете, так и в республиканских министерствах и ведомствах в некую неоформленную организацию, ре­ально влиявшую на принятие политически значимых решений, про­изошла достаточно быстро. В недрах парламента родилась оппозицион­ная фракция «Народная Рада». В нее вошли 125 депутатов, примерно по­ловина из которых на момент провозглашения суверенитета Украины состояла в коммунистической партии. Членство в компартии в тот момент уже не означало приверженность партийным принципам и коммунистическим догмам, но сам факт членства в изменившейся ситуации мог теперь нанести ущерб политическому будущему. Поэтому оказалось проще освободиться от того груза, каким в то время стала компартия Украины. По инициативе фракции «На­родная Рада» Верховный Совет Украины принял решение о запрещении деятельности коммунистической партии республики. Попытка отменить данное поста­новление ни к чему не привела. Более того, среди тех, кто голосовал против отмены запрета, были вчерашние идеологи: Б. Качура, секретарь ЦК КПУ с 1982 г.; С. Дорогунцов, Н. Белоблоцкий, В. Евтухов – члены Президиума Верховного Совета; Л. Кучма – заведующий отделом идеологии и пропаганды ЦК КПУ и др. (Малахов, 17). Дальнейшее развитие данного процесса привело к единодушному принятию депутатами Декларации о государственном суверенитете Ук­раины 16 июля 1990 г. и провозглашению независимости 24 августа 1991 г.

Итак, идея национально-государственного строительства явилась «идеологичес-кой основой достижения стратегического единства коммунистов и части национально-демократической оппозиции» (Мала­хов, 17). Переход от коммунистического номенклатурного тоталитаризма к номенклатурному авторитарному режиму для правящей элиты прошел безболезненно, даже органично, поскольку Украина была наиболее «законопослушной» из бывших советских республик, а номенклатура имела «глубокие корни» и всевозможные экономические, политические и другие средства для сохранения власти на ее территории. К тому же большинство населения страны не могло в течение короткого периода времени изменить стереотипы своего сознания и образ жизни, воспринять альтер­нативные гражданские ценности, а «новая» посткоммунистическая номенклатура не была заинтересована в появ­лении демократических институтов, способных обеспечить эффективный общественный контроль над принятием политических решений и стимулировать демократический процесс в обществе.

Иными словами, процесс становления и трансформации элиты в период с 1990 по 1995 г. осуществлялся путем рекрутирования в традиционные элитные круги (ру­ководители компартии, секретари обкомов, парткомов, министры и заместители министров). Большинство конформистских лидеров контрэлиты состояло из писа­телей-политиков (Д. Павличко, В. Яворивский, И. Драч); лидеров национально-демократи-ческого движения «Народный Рух Украины» (В. Черновил, Л. Лукьяненко); политических диссидентов (С. Хмара, братья Горыни и др.).

Собственно говоря, формирование посткоммунистической элиты проис­ходило путем проникновения новой национально-демо­кратической элиты в традиционную – советскую, которая к тому времени заполнила властные структуры своими агентами. Эта посткоммунистическая элита оказалась более дееспособ­ной и близкой к интересам большинства. На этот исторический период у власти оказался конгломерат из бывших партийных функционеров и политических диссидентов, которых трудно назвать политической элитой. Низкий интеллектуальный и культурный уровень украинской номенклатуры (Федоров, 20), недостаток необходимого профессионализма и компетентности управления го­сударством быстро свел на нет потенциал социального и политического маневрирования и одновременно усилил отчуж­дение политической власти от большинства населения.

Процесс политической трансформации государственности совпал с периодом почти полного обновления высших политических страт общества. Анализ состава Верховного Совета Украины 12-го созыва в сравнении с составом 11-го созыва подтверждает вышеуказанный тезис. Только 48 депутатов из полного списочного состава (450 человек) ранее избирались в высшие органы государственной власти. Несмотря на эти изменения более половины депутатов (270 человек) принадлежали к представите­лям правящей элиты, т.е. являлись руководителями центральных, ре­гиональных партийных органов, общественных организаций, министерств и ведомств, предприятий и учреждений (см.: Правда Ук­раины. 1990. 18 мая).

В 1987 г. был заменен Председатель Совета Министров Ук­раины, пять заместителей, семь министров. К 1990 г. правительство состояло уже на две трети из чиновников, «занявших свои посты в годы перестройки». В течение двух лет (1987–1988) сменилось 8 первых секретарей обкомов, 28 вторых и третьих секретарей, 147 первых секретарей райкомов и горкомов (Рахманин, 3). Таким образом, Верховный Совет УССР, объединивший в своих рядах вер­хушку партийной номенклатуры, наиболее влиятельных представителей хозяйственной и региональной элит, представлял собой, по сути, первый вариант рекрутирования предэлит, где властное коммунистическое большинство трансформировалось в «партию власти», а идея национального государственного строительства, рожденная в диссидентских кругах, стала идеологической платформой для дости­жения стратегического единства коммунистического лобби и национал-демократической оппозиции.

Еще одним новым институтом рекрутирования элит стала адми­нистрация президента, прежде всего Л. Кучмы. В период «романтического» президентства Л. Кравчука, исполнительная власть в стране находилась на вторых ролях. Администрация президента Кучмы сформировалась из команды Кучмы-премьера. В нее вошли руководитель администрации Дмитрий Табачник, в прошлом референт комиссии Верховного Совета по делам молодежи, Валерий Пустовойтенко – глава правительства, бывший мэр Днепропетровска, Владимир Литвинов – помощник президента, в прошлом преподаватель Высшей партийной школы; Дмитрий Выдрин – помощник президента по внутренней политике, преподаватель КГУ. Администрация президента рекрутировалась в ос­новном из киевских и днепропетровских кругов. «Сам по себе такой принцип формирования не является основанием для оценочного сужде­ния, хотя и не лишен интереса для анализа» (Пиховшек, 50–51).

1994 год – год президентских и парламентских выборов. Сравни­тельный анализ составов Верховного Совета и Верховной Рады Украины, показал, что Верховная Рада обновилась на 84% (Рахманин, 3): из 403 народных депу­татов лишь 65 входило в состав Верховного Совета. В то же время, если к 65 повторно избранным депутатам добавить тех депутатов, которые до избрания входили в состав высшего административно-хозяйствен­ного руководства, в руководство политических партий и движений, то можно утверждать, что воспроизводство политической элиты в Верхов­ной Раде состоялось (Фесенко, 91).

Несмотря на гораздо меньшие различия в социокультурном, этническом и религиозном планах в Украине борьба регионов за власть, т. е. за овладение центром политического пространства, идет с не меньшей остротой и напряжением, чем в России. Большинство областей, прежде всего западные, не имеют тех экономических капита­лов, опираясь на которые, они могли бы в значительной степени влиять на политику, проводимую в Киеве центральной властью. Западная Ук­раина ныне наиболее лояльна к официальному Киеву, но не потому, что она национально ориентирована, а потому, что не имеет потенциала про­тивостоять ему (Круглашов, 3). Это подтверждается результатами сравнительного анализа выборов 1994, 1998 и 1999 гг. Если на президентских выборах 1994 г. и на парламентских выборах 1998 г. население западных об­ластей государства в основном голосовало за Народный Рух Украины, а пропрезидентские партии не набирали 20% голосов, то на выборах 1999 г. они получили в Ивано-Франковской области – 70,38% голосов, во Львовской области – 64,00%, в Тернопольской области – 69,38%, в Закарпатской области – 54,5%, в Черновицкой области – 51% (см.:Украiна в чис­лах). Поэтому можно предположить, что лояльность западных областей по отношению к столице обусловлена не столько произо­шедшей «корпоративизацией» правых сил перед угрозой коммунистического реванша и антиреформ, сколько полной экономической зависимостью этого региона от дотационной политики Киева.

Результаты президентских выборов 1999 г. показали, что позиции избирателей Востока и Юга государства по отношению к избранному в 1991 г. курсу независимости стали изменяться от полного неприятия до умеренно-сдержанной поддержки. Даже в таких «пророссийских» об­ластях, как Луганская, Донецкая, Харьковская, Запорожская, отрыв лидера коммунистов П. Симоненко от Л. Кучмы был незначительным. Например в Донецкой области Симоненко получил 39,4% голосов, а Кучма – 31,9%. И хотя Кучма в целом проиграл выборы по индустриальным областям, все же эти и другие данные говорят о том, что настроения в пользу реинтеграции с Россией уже не такие массовые, как еще пару лет назад.

Более того, если результаты президентских и парламентских выборов 1994 г. обозначили перемену векторной направленности поли­тической жизни страны в сторону укрепления экономических и полити­ческих отношений с Россией прежде всего под давлением пророссий­ского электората Востока и Юга страны, то результаты пре­зидентских выборов 1999 г. показали полную стагнацию в выборе цен­ностных ориентаций общества и идеологического их оформления. Две наиболее влиятельные политико-идеологические силы украинского общества предлагали (в ценностном отношении) в принципе одно и то же: и национал-патриоты, и социал-коммунисты выдвигали как духов­ную ориентацию ретроутопию – идеализированное прошлое. В первом случае – далекое «светлое» прошлое этноса (период Киевской Руси и Запорожской Сечи), а во втором случае – недавнее, опять-таки «светлое» прошлое рабочего класса. Роль духовной элиты в государстве в целом и регионах в частности на сегодня вакантна. Этот вывод относится и к попыткам политизированной части духовенства. Более того, процессы дифференциации конфессиональной жизни после неоднократных изменений (1990 и 1994 гг.) административ­ной политики только усилились. Надежды на быстрое утверждение сильного центра политического давления в православной среде не оп­равдались. Более того, религиозный раскол – усиление влияния Греко-Католической Церкви – усугубился расколом внутри самой православной церкви (УПЦ Киевского Патриархата с УПЦ Московского Патриархата). Приходы первой расположены в основном в центральных областях, приходы вто­рой – в восточных областях. Другие, не православные, конфессии просто не могут играть роль «центра объединения» будучи представителями малочисленных и малозначимых религиозных обществ (Украинская Греко-Католическая Церковь, Украинская Автокефальная Православная Церковь).

Годы независимости в известной мере способствовали демонтажу номенклатурных механизмов формирования и функционирования власт­ной элиты на местах. В период 1991–1994 гг. представители местного ис­теблишмента мобилизовали финансовые, организационные и интеллекту­альные ресурсы для получения мандата легитимности власти на местах. Параллельное проведение президентских и парламентских выборов в 1994 г. способствовало этому процессу, поскольку давление центральных властных структур на местные элиты было минимальным. Однако как только политическая ситуация страны стабилизировалась, администрация пре­зидента Кучмы предприняла шаги к установлению жесткой вертикали власти. На 1 января 1997 г. лишь трое руководителей областей имели стаж работы более 5 лет; один более одного года, а большая часть (21 человек, или 88%) – менее одного года (Бiблiотека украiнського полiтика, 56). Сам факт массовых кадровых изменений еще не позволяет делать определенные выводы. Однако то, чему трудно противоречить, это неприкрытый персонально командный подход при формировании управленческого аппарата регионов и областей.

Лишь в отдельных регионах отмечается укрепление позиций региональной деловой элиты. К таким регионам следует отнести Днеп­ропетровскую, Донецкую, Луганскую, Харьковскую и в меньшей мере Львовскую области. Значительный промышленный потенциал, сконцентрирован­ный в этих областях, предполагает большие деньги, необходимые для политической борьбы. Поэтому здесь наблюдается трансформация региональной «бизнес-элиты» в политическую (Либеральная партия Украины –лидер Щербань, Партия Труда – лидер В. Ландик, Партия Регионального Возрождения – лидер В. Рыбак). Волеизъявление населения областей и регионов, как правило, не учитывалось. Одна из наиболее острых проблем формирования и деятельности властной элиты в регионах заключается в том, что граждане утратили возможность легального давления на изменения качества деятельности мест­ной элиты. Утверждение мандатно-директивной системы формирования исполнительной власти на местах происходит тогда, когда уровень поли­тической конфликтности в обществе продолжает быть высоким. Таким образом, возможность нормального функционирования политической системы на «входе» и на «выходе», т.е. между властью и обществом, сужается. Сте­пень концентрации и централизации исполнительной власти на местах обратно пропорциональна ее демократизации. В принципах и кон­кретных примерах осуществление кадровой политики центра относительно регионов вырисовывается пока что не четко обозначенный «ренессанс» советских номенклатурных подходов, когда представители центральных органов власти при выборе тяготеют к критериям кабинет­ного отбора, основываясь на послужном списке, участии в прошлых ком­паниях, личной преданности и т.д. и т.п..

В ходе выборных кампаний 1998 г. (парламентской) и 1999 г. (прези­дентской) несмотря на все разнообразие избирательных технологий опреде­лились общие черты поведения партий разного идеологического спектра и политической направленности. Почти все партии, избирательные блоки организованы как партии централистского типа, и, тем не менее, голосование по партийным спискам подтвердило политические выводы об отсутствии в стране общенациональных партий (Томенко, 77). Даже партии со «стажем»: Коммунистическая партия Украины (КПУ) во главе с П. Симоненко и Украинский народный рух во главе с Г. Удовенко в ряде областей не смогли преодолеть 4 процентный барьер. КПУ в Ивано-Франковской и Тернопольской областях и «Рух» – в восточ­ных Днепропетровской, Донецкой, Запорожской, Луганской, Сумской, Харьковской областях. Региональная партийная поляризация, похоже, прочно закрепилась в политической системе страны. Это подтвердили последние выборы в Верховную Раду. Социал-демократическая партия Украины (объединенная) набрала необходимые 4% с лишним в Закарпат­ской, Ивано-Франковской, Львовской и Тернопольской областях. Объе­динение «Громада» тот же барьер преодолела в Днепропетровской, Лу­ганской, Херсонской, Кировоградской областях. Селянская партия Ук­раины – в Херсонской. Донецкой, Полтавской, Запорожской областях (Гаран, 5).

Региональный фактор в политических программах (за исключением Партии регионального возрождения Украины) играет вспомогательную, второстепенную роль (Партiйнi списки выборочних объеднань… 141). Это означает, что моло­дая украинская многопартийность еще не стала способом легализации региональных интересов, а выборы представляют собой лишь этап в процессе формирования политической системы и ее окончательное становление пройдет, воз­можно, на следующих парламентских выборах. Общий страх перед угро­зой регионального сепаратизма провоцирует стремление центральной власти уменьшить административную самостоятельность регионов.

Однако то, что центральная власть сама представляет собой яв­ный компромисс между региональными полити­ческими и деловыми ли­дерами и столичной номенклатурой, дает реальный шанс к поиску ста­бильной и эффективной модели «центр – регионы». Иначе местная элита Украины в ближайшем будущем может стать периферийной.

Мир политической элиты Украины достаточно жестко поделен на «своих» и «чужих». В этом делении принцип маркировки политиков по месту рождения, образования зачас­тую играют большую роль, чем соб­ственно профессиональные качества. Непрофессионализм является одной из особенностей регио­нальной структуризации украинской элиты. Очевидное совпадение идейно-политической и региональ­ной дифференциации еще раз подчеркивает значимость регионального фак­тора, а трансформация административно-хозяйственной, но­менклатурной элиты в сугубо политическую – представляет со­бой один из каналов смешанной системы воспро­изводства элит наряду с такими каналами, как личные связи и выборы в Верховную Раду. Именно эти каналы являются пока основными механизмами, передающими и закреп­ляющими местные, региональные противоречия на уровне политического истеблишмента. Выбор оптимальной системы воспроизводства поможет макси­мально сгладить региональные противоречия, не позволяющие политическому аппарату государства обеспечивать экономическую, социальную и политическую стабильность.