Особенности рекрутирования элиты
Впрочем, в настоящее время патернализм как ведущая социокультурная траектория деятельности элиты активно дополняется рядом новых установок, которые, в свою очередь, обусловлены тенденциями сближения политических и экономических сегментов правящего класса, а также действием некоторых механизмов рекрутирования элиты. (С этой точки зрения даже политические противоречия правящей и оппозиционной элит представляются не более чем внутрицеховыми издержками обновления высших слоев общества.) Характерно, однако, что и эти изменения в культурной "оснащенности" верхов по-прежнему не оставляют каких-либо шансов на ценностное приятие ими идей конституционализма.
Современные механизмы образования элитарных слоев за весьма короткое время сформировали уже ставший привычным образ внутреннего сплочения власти и бизнеса — олигархию, что свидетельствует о возникновении групп, "взаимоотношения [государства] с которыми уже с трудом удерживаются в рамках патронажа" (9). Однако дальнейшая и весьма интенсивная эволюция этих отношений выливается в новую форму симбиоза элитарных группировок, демонстрирующую еще более показательные их внутренние изменения за счет массового (в масштабах правящего класса) включения в поток элитарной циркуляции теневых дельцов. По сути дела, процесс конверсии собственности во власть вовлек в свои механизмы представителей (полу)кри-минальной бизнес-элиты, напрямую интегрируя их в структуры государственного и политического управления. В свою очередь, влияние представителей теневого бизнеса внутри элитарного слоя усилило распространение там многих понятий чисто уголовного происхождения, которые, постепенно укореняясь, становятся неотъемлемой частью культуры власти правящего класса.
Прежде всего такая тенденция проявляется в укоренении в элитарной среде этических норм, оправдывающих и признающих допустимыми те методы профессиональной деятельности, совокупность которых можно условно назвать бизнес-стилем, т.е. той разновидностью государственного предпринимательства, доходы от которого попадают не в казну, а обслуживающим власть лицам. Это свидетельствует о весьма сильной ориентации правящего класса на материальный достаток как на едва ли ни единственный смыслозначимыи образ современного российского властвования (см.: 9). Правящие слои, духовно интегрируя эти элементы в собственную структуру, по сути культурно-этически поддерживают криминализацию всей системы государственного
управления. (Об этом, между прочим, свидетельствует и принятая сейчас в описываемых кругах лексика — "беспредел", "крыша", "наезд" и пр.)
Таким образом, в настоящее время в политико-административной элите можно наблюдать двоякий процесс: с одной стороны, происходит перерождение, условно говоря, "старых" сегментов политического класса (в частности, превращение управленческих команд в нечто вроде образований мафиозного типа, где критика лидера — преступление, а лояльность ему — выше закона; преобразование некоторой части силовых ведомств в отряды наемников разных политиков; расширение практики физического устранения политических конкурентов; атрофия политической воли к легальному наведению порядка и т.д.), с другой — расширение в сфере управления числа явно криминализированных объединений, экспортированных действующей властью из сферы теневой экономики и превратившей (по крайней мере, их верхушку) в составную часть правящего класса. Поэтому, ставя препоны криминалитету, прорывающемуся во властные структуры с "парадного подъезда" — путем выборов, нельзя не учитывать, что посредством экономических механизмов интеграция управляющего и криминализированного сегментов общества фактически уже состоялась.
Вообще-то для российского государства такая способность системы госуправления к интеграции криминальных групп — не новость. Вспомним хотя бы М.Волошина, писавшего в свое время, что в российском "государстве вне закона/ Находятся два класса:/ Уголовный/ И правящий./ Во время революций/ Они меняются местами,/ В чем по существу нет разницы./ Но каждый, дорвавшийся до власти, сознает/ Себя державной осью государства/ И злоупотребляет правом грабежа" (10). Конечно, можно воспринять эти слова как поэтическую метафору, однако известно, что именно поэты раньше многих прозревали существо духовного развития России. По крайней мере, сегодня уже не кажется странным, что несмотря на пламенные призывы думцев или постоянные заявления представителей исполнительной власти о борьбе с криминалом, меры противодействия группам организованной преступности не дают почти никакого эффекта, в результате чего мафия a la russe не просто активно участвует в перераспределении государственных ресурсов, но и регулирует значительные части основных сфер экономики. При этом миролюбие к преступникам проявляется не только в культурной сфере (за счет сближения этических стандартов деятельности госбюрократии и теневиков), но и подкрепляется социальными, технологическими и даже политическими механизмами. (Понятно, например, что службе электронной разведки ФСБ хорошо известны все счета и суммы, уходящие за рубеж, и, стало быть, для борьбы с чиновниками-расхитителями нужна только политическая воля верховного руководства. Но ее как раз и нет, ибо структуры, расположенные на высших этажах власти, тоже подвержены коррупции.)
В данной связи следовало бы подчеркнуть и то, что отмеченная практика рекрутирования политико-административной элиты в сочетании с усилением ее закрытости, закукленности, отторжения от иных социальных сообществ в недалеком будущем способна дать еще более негативный эффект для общества и государства, чем можно себе представить сегодня. Как известно, ныне случайных элементов в правящем классе почти нет, хотя еще недавно там было немало маргиналов, т.е. тех, кого правящие круги "прихватили" в процессе реформирования и аккумуляции протеста и кто еще не до конца успел проникнуться "духом власти", понять подлинные приоритеты "духовного княжения" в обществе. Но сложившиеся порядки очень быстро преобразуют новых людей. Так что сегодня в обществе весьма интенсивно идет "дерадикализация" свежего пополнения элиты, точнее, процесс навязывания истеблишментом собственных ценностей, норм и предпочтений попадающим в данный круг политическим активистам. В результате этого культура власти элиты становится более гомогенной, однородной, нефрагментизированной.
Но не только. Ведь в условиях окончательной приватизации политико-административными и экономическими элитами сферы госуправления главными ценностями властвования становятся стабильность и спокойствие, которые и обеспечивают правящим кругам контроль за перераспределением ресурсов. Потому правящий класс тяготеет к рутинным, ненапряженным процедурам усиления своего контроля за перераспределительными механизмами. Но поскольку криминально-мафиозные формирования не только не нарушают, но и собственными средствами смягчают внутреннюю межэлитарную конфликтность и тем самым укрепляют политическую стабильность в целом, то элита легко легитимизирует их присутствие на высших этажах власти.