2.2. Политическая культура как синтез политического сознания, менталитета и поведения

Политическая культура современного политика представляет сложную и многомерную характеристику как самореализующегося субъекта политической сферы. Структура политической культуры раскрывает иерархию (диспозиции) ее компонентов и взаимосвязи между ними. В ней можно выделить два взаимообусловленных, активно сопряженных блока — потенциальный и деятельностно-поведенческий. Все рациональное и чувственное, аккумулированное в человеке, и выражает скрытую, или потенциальную, сторону овладения опытом, который несут в себе общество, природа и непосредственные их составляющие, присутствующие в политической деятельности. Степень соответствия приобретенного опыта многообразию политической сферы характеризует уровень политической культуры человека. Эта сторона культуры проявляется в конкретных действиях и поступках, придает политической деятельности и отношениям конкретно выраженный характер. Она представляет деятельностно-поведенческую составляющую политической культуры. Здесь внутреннее богатство субъекта политики воплощается в образ жизни, политической деятельности и ее результаты. Содержание политической культуры включает такие компоненты, как политическое сознание, политический менталитет, политическое поведение, которое характеризует деятельность и отношение субъекта политики. Важно все эти компоненты проанализировать. Политическое сознание субъекта политики предстает как высшая форма развития психики и характеризует его способность системно воспринимать, понимать и оценивать ту часть реальности, которая связана с политикой, с вопросами власти и подчинения, государства с его институтов. Политическая история человечества поражает своим разнообразием. Были страны, где подавляющее большинство населения лишено каких-либо прав, а всем, в том числе и жизнью людей, распоряжаются тиран или правящая олигархия. Были страны, где люди болезненно воспринимали любые попытки хоть как-то ограничить их свободу и более всего были озабочены тем, чтобы не дать правительству слишком много власти. Одни государства стремились к великим целям — к созданию всемирных империй и к присоединению новых земель, к триумфу своей религии или политической системы. Другие объявляли своей высшей целью благополучие граждан и ставили себя на службу своим подданным или избирателям. Где-то высшей ценностью является человеческая жизнь, где-то, с молчаливого согласия людей, государство использует насилие и террор. В одной стране вас не могут допросить без адвоката, в другой — признания в совершенных или несовершенных преступлениях добиваются под пыткой. Судьбы стран и народов были в руках гениев, преступников, сумасшедших, героев. Во всех этих странах части, а иногда и большинству населения кажется, что жить можно и нужно только так, как живут они сами, что порядки могут и должны быть именно такими, как в их собственной стране. Люди вообще привыкают жить так, как живут. Жителю юга трудно понять, как можно выжить на холодном севере. Овидий писал, что севернее Крыма люди жить не могут из-за крайней суровости климата. Северянам, однако, трудно обойтись без зимы и, попав на юг, они тоскуют по морозу и снегу. Пионеру американского Запада никогда не смириться со всепроникающим контролем диктатуры, а подданному тоталитарного государства трудно было бы оказаться лишенным привычных гарантий и регламентации. Конечно, во всех системах есть люди, которых эта система не устраивает, которые либо стремятся изменить ее, либо переезжают туда, где политическое устройство более соответствует их вкусам и желаниям, либо, чаще всего, просто мирятся с несовершенством мира, страдая от ощущения несвободы или незащищенности, или чувствуют себя чужими в собственной стране. Однако в любой, самой жестокой и несправедливой, с точки зрения стороннего наблюдателя, системе, есть люди, которым именно так устроенная жизнь кажется оптимальной, которые не просто подчиняются законам и установлениям, но и хотят им подчиняться. Власть и граждане находятся в постоянном взаимодействии друг с другом. Государство предъявляет людям определенные требования, граждане либо сопротивляются этим требованиям, либо принимают их. Эти требования касаются не только и не столько поведения, сколько определенного типа мироощущения, согласия с определенными ценностными и нравственными приоритетами, определенного типа сознания. Тот, кто принимает требования власти, кто становится таким, как требует власть, оказывается в наиболее выгодном положении — власть доверяет ему, и он сам чувствует себя комфортно и естественно. Именно такой человек имеет максимальные шансы идентифицироваться с данной конкретной системой и занять в ней высокое положение. Конечно, власть не только поддерживает такого человека, но и отвечает его представлениям, т. е. является именно такой, какой он хочет ее видеть. Очевидно, что в разных системах взаимные требования и ожидания граждан и общества различны. Рассмотрим, как меняются они по мере продвижения государственного устройства от диктатуры к демократии, какие типы политического сознания будут соответствовать различным типам власти. Естественно, особый интерес для нас представляет то, как менялось политическое сознание в нашей стране.

Сознание и политическая система Инфантильное сознание не различает субъект и объект. Полугодовалый ребенок, например, укусив сам себя, не понимает, отчего ему больно, плачет и продолжает кусать дальше. Аналогичным образом носитель тоталитарного сознания — «идеальный» подданный тоталитарной системы — не делает различий между обществом и властью, проблемы «власть и общество», столь важной в рамках других политических систем, для него просто не существует. Власть и народ в этом случае едины не потому, что они договорились в конкретном вопросе, решив, что их интересы совпадают; в тоталитарном сознании власть и народ едины потому, что они вообще неразличимы, мыслятся как одно нерасчлененное целое, и сам вопрос об их отношениях не возникает. Актуальны иные проблемы; власть и народ против внешнего окружения, власть и народ против внутренних врагов. Тоталитарное сознание верит в абсолютное единство общества, и оно осуществляет эту веру наделе, убивая или объявляя нелюдьми всех, кто не согласен или может быть несогласен с властью. Тоталитарное сознание парадоксально — при абсолютной объективной отрешенности людей от власти, при полной невозможности влиять на действия властей оно поддерживает искреннюю их веру в то, что вождь в каждом своем действии выражает их интересы, чувствуя эти интересы глубже и мудрее, чем могут они сами. Подобное слияние с властью — первый тип отношений власти и общества. Народ не безмолвствует, как в феодальных государствах прошлого, — нет, народ поет, кричит «ура» и рукоплещет казням. Общество функционирует по принципу «запрещено все, кроме того, что приказано», но принцип этот мешает жить лишь врагам народа, только они хотят чего-то запрещенного и неприказанного. Тоталитарная личность с ее энтузиазмом и скромностью этого не хочет: не ограничивает свои желания, а действительно, искренне не хочет. Все ее отношения с миром развертываются по вертикальной лестнице, восходящей от любого находящегося на свободе члена общества к самому вождю. Соответственно, тоталитарная власть вмешивается и разрушает почти все горизонтальные формы общения людей. Профсоюзы, например, рассматриваются как ненужные и теряют всякое значение, в лучшем случае выполняя функции декорации. Выборы, если они проводятся, превращаются в комедию, разворачивающуюся по строго определенному сценарию — результат их известен заранее с точностью до долей процента. Вторжение в семью, религию, культуру не знает границ. В обстановке тревоги и слежки любые объединения по интересам, имеющим сколько-нибудь существенное социальное значение, быстро приобретают вид подпольной организации и в конце концов их члены оказываются за решеткой. В XX веке не раз создавались ситуации, в которых политическое поведение власти и политическое сознание общества оказывались резко не соответствующими друг другу. Режим действует прежними тоталитарными методами, не замечая, что его рычаги сгнили и общество живет по иным законам. Бескровные революции, которые произошли в Португалии и Испании, отмечают именно такую ситуацию, по-своему развивавшуюся в Южной Корее, Бирме, Пакистане, Чили. Но революциям предшествовали десятилетия драматического разложения власти. Тоталитарная власть неизбежно входит в противоречие с природой вещей, и рано или поздно — обычно после смерти харизматического лидера — это становится очевидным даже для правящей элиты. Перед режимами открываются два пути: распад и преобразование. Наши сограждане застали и то и другое. Брежневская эпоха была временем распада, когда лидеры немощными руками цеплялись за последние символы культа власти, а народ смеялся над тем, что для него стало не более чем побрякушками. Но ни власть, ни общество не предлагали политической альтернативы. Отдельные выступления несогласных, при всем их значении, не меняли общее восприятие того, что имеющаяся власть пребудет такой вечно. Ресурсы страны представлялись неисчерпаемыми и, казалось, могли бесконечно оплачивать все то, что задумывало руководство как внутри страны, так и за ее пределами. Власть по-прежнему видела себя тоталитарной, но в разных слоях общества зрели анклавы иных форм политического сознания. Разрушались основы тоталитарной механики, народ и власть больше не были монолитом, а распадались на большие и малые группы, живущие внутренними интересами. Одни пытались игнорировать власть, как, например, интеллигенция. Другие старались освоить и подчинить власть, как деятели теневой экономики. Государство должно идти на какие-то изменения в собственной организации. Наиболее распространенным, психологически легким для власти путем является смягчение, известное послабление режима. При этом структура власти сохраняется, аппарат подавления держится в боевой готовности, но используется в значительно меньших масштабах. В последние годы режима Франко в Испании говорили, что положение в стране, как на дороге, когда полиция установила ограничение скорости, но не штрафует за его превышение. Граждане спокойно и привычно нарушают правила, но все виноваты и в любой момент могут быть наказаны. Такой способ трансформации режима быстро демонстрирует свою неэффективность. Чувствуя слабость власти, активизируются различные антисоциальные группы, возникает мафия, бурно развивается теневая экономика и т. д. Противоречие между законом, по которому «ничего нельзя», и повседневной практикой, убеждающей, что «все дозволено», провоцирует на проверку реальных границ запретов. Это периодически толкает власть на защиту своего престижа, демонстрацию силы: в самосознании власти она еще остается тоталитарной, противодействие ей — оскорбление. Так среди всеобщего послабления возникают вдруг признаки прошлых суровых времен. Теряя последние рычаги, власть огрызается непоследовательными, бессмысленными, жесткими мерами, какими были судебные процессы над диссидентами и директорами, бросающие сегодня специфический свет на все послесталинские десятилетия. При всем том, что различало, скажем, Иосифа Бродского и Ивана Худенко, оба они, как и тысячи других пострадавших, пытались просто заниматься своим делом, выделить узкую область компетенции, в которой могли бы реализовать себя помимо власти. Курчатову, Королеву, Туполеву это удалось, тут государство признало полезность их профессиональной независимости и пошло на локальные отступления от тоталитарной идеи. Всем тем, кто не претендовал, что их талант даст власти победу в будущей войне, нечего было рассчитывать на признание их профессионального достоинства. Все это можно описать как процесс постепенного разложения тоталитарной власти и вытеснения ее иным типом власти — авторитарным. В отличие от тоталитарной, авторитарная система, обеспечивая любым путем, в том числе и прямым насилием, политическую власть, не допускает в сфере политики никакой конкуренции, не вмешивается в те области жизни, которые не связаны с политикой непосредственно. Относительно независимыми могут оставаться экономика, культура, отношения между близкими людьми. Личная независимость, в известных пределах, не рассматривается как вызов существующей системе правления. Поэтому в авторитарных системах люди, в принципе, имеют возможность выбирать между различными центрами влияния или конкурирующими друг с другом мафиями. В тоталитарной системе мафии невозможны, точнее, вся она представляет из себя одну огромную, победившую конкурентов мафию. Авторитарное общество в своем доведенном до логического конца варианте построено на принципе «разрешено все, кроме политики». Власть отказывается от несбыточных претензий на полный контроль и выделяет лишь несколько зон, в которых оставляет управление за собой: это собственная безопасность, оборона, внешняя политика, социальное обеспечение, стратегия развития и пр. Экономика, культура, религия, частная жизнь остаются без отеческого внимания. Такая организация власти, в наиболее чистом виде, существовала до недавнего времени в Южной Корее и в Чили, постепенно она устанавливается в Китае. Авторитарные режимы оказываются устойчивыми, им удается сочетать экономическое процветание с политической стабильностью, и на определенном этапе общественного развития сочетание сильной власти со свободной экономикой является весьма эффективным. В нашей стране переход от тоталитарного к авторитарному режиму правления постепенно происходил — а кое в чем еще происходит — в течение всех десятилетий после 1953 года, но символом этих изменений стал приход к власти Ю.В. Андропова. Как специалист, он вряд ли заблуждался в истинном отношении народа к власти. Любви нет, и не стоит ее добиваться — достаточно требовать послушания. Тональность идеологии стала меняться. Политическим идеалом власти стал профессионализм. Каждый должен заниматься своим делом. Честное и точное выполнение должностных инструкций лучше всякого энтузиазма поможет подъему страны. Специалисты нужны и в управлении страной, и в писании картин, и в науке, и в разведке. Все наши беды от некомпетентности, коррупции и безделья. Само по себе признание ценностей профессионализма было шагом вперед по сравнению с орденоносной бездарностью прежнего руководства. Это было понято и с надеждой принято обществом. Хорошая работа стимулировалась, однако, мерами, которые диктовались профессионализмом в области репрессий и полным дилетантизмом в политике. Массовые проверки того, кто и чем занимается в рабочее время, стали образцом активной некомпетентности власти. В том же духе оказались выдержаны и позднейшие плоды: «Указ о нетрудовых доходах» и антиалкогольное законодательство. Авторитарное общество порождает глубокую пропасть между народом и властью, причем любых возможных мостов через эту пропасть чуть ли не в равной мере избегают и государство, и общество. Важнейшим феноменом авторитарного сознания является массовое отчуждение от власти. Для тоталитарного сознания отчуждение не характерно — люди сливаются с властью и идентифицируются с лидерами, либо становятся нелюдьми. Вместе с отчуждением авторитарный режим порождает характерные чувства недоверия, тревоги, апатии и даже отвращения к действиям власти. Всякие, даже разумные, решения вызывают скепсис и горькую усмешку. Отчуждение от политики связано с подавлением некоторых базовых человеческих потребностей и, как таковое, обязательно ведет к компенсаторным действиям. Алкоголизм, ставший образом жизни миллионов, был одним из побочных следствий отчуждения от политики. Авторитарный режим формирует новую интеллигенцию, которая уже не боится заниматься своим делом, но больше всего на свете не любит политику. Политика — грязное дело. Как говорил герой А.П. Чехова, порядочные люди в политику не суются. Мандельштам сказал: «Власть отвратительна, как руки брадобрея». Одни интеллигенты, продолжающие сотрудничать с властью, практиковали разлагающее их двоемыслие: лицемерие на собраниях было платой за возможность заниматься своим делом. Другие, имевшие мужество отказаться от сотрудничества, работали дворниками и шоферами и реализовывали себя в неофициальных социальных структурах — невидимых колледжах, артистических кафетериях, самиздатовских журналах второй культуры. Всех их объединяло глубокое неприятие политики. Даже диссиденты разделяли это общее чувство. Сергей Королев, проведший 12 лет в лагере и ссылке за редактирование «Хроники текущих событий», важнейшего политического органа эпохи, говорит: «Лично мне и некоторым из хорошо мне известных правозащитников свойственно неистребимое интуитивное отвращение к политике». Политическим идеалом авторитарного сознания являются независимость и профессионализм. Независимость — в пределах существующих законов, узаконивающих бесправие. Профессионализм — не обязательно на работе, в рабочее время надо пить чай и дружить с начальством. Все это ведет к половинчатости, расщепленности авторитарного сознания, беспомощному стоицизму. Интеллигентский уход от политики в проблемы духовной жизни делает интеллигенцию еще более зависимой, а власти — еще менее компетентными. Уклонение обеих сторон от участия в общественном диалоге, шедшее с двух концов разрушение всех формальных и неформальных каналов обратной связи, дорого обошлись нашему обществу. Интеллигенция состоит из людей, обязанных видеть, думать, предупреждать, и они, наряду с властью, несут ответственность за состояние нашего общества. К сожалению, интеллигенция оказалась подвластна суевериям тоталитаризма и не сумела избавиться от них с переменой режима. Более того, многие из нас даже не почувствовали этой перемены. Некоторые не чувствуют ее и сегодня. Между тем иллюзии рассыпались быстрее, чем могли ожидать самые свободные от них люди. Одновременно с крушением слабеющей веры в бессмертие вождей, проверке реальностью подверглись и вера в безграничность ресурсов власти, и вера в ее справедливость и могущество, и вера в бесконечное, воистину чудесное терпение народа. Война в Афганистане, исчерпание дешевого сырья, серия катастроф, коррупция, всеобщие признаки экологического кризиса вернули нас на землю со скоростью пикирующего самолета. Ответом были изменения внутри КПСС и бурный рост общественных движений экологического, национального, политического порядка. В течение нескольких лет произошли серьезные изменения политического сознания. Политика явилась из небытия и сразу стала делом, интересным для всех. Ограничения на подписку в 1988 году взволновали людей больше, чем дефицит продуктов. Расписаться под коллективным письмом в газету или в орган власти из неслыханного и очень рискованного дела стало заурядным событием. Митинги собирали сотни тысяч людей. Политика заполняет газеты и телепрограммы, отодвинув на десятое место спорт и все то, что раньше было на первом. Политизируется все: экономика, искусство, экология, право. Многолетняя политическая засуха сменилась бурным весенним половодьем. На смену авторитарному обществу и авторитарному типу сознания приходит нечто принципиально новое. В поставторитарном обществе возникает феномен, отсутствующий в авторитарной и тоталитарной системах,— общественный диалог. Это такое взаимодействие разных индивидов, групп и институтов в поле общественного сознания, в котором каждый партнер относится к другому как к субъекту, признавая его ценность, право на существование и независимость. Тоталитарная власть, превращающая все вокруг себя в единого субъекта, изъясняется монологами. Диалог здесь просто не с кем вести, он невозможен и ненужен, все равно что игра в шахматы с самим собой. Авторитарная власть тоже не допускает диалога, строя стену между собой и обществом. Дела общества не интересуют власть, дел власти чурается общество. Поставторитарное общество ведет прямой и непрерывный диалог с властью. В диалоге преодолевается и слияние партнеров, и их отчуждение. Диалог ведут те, кто знает, что партнер — другой, но не чужой. Его позиция важна и заслуживает внимания. Поставторитаризм, однако, не означает демократии. Общественный диалог может быть организован по-разному. Одна власть — назовем ее преддемократической — позволяет обществу и разным социальным группам влиять на принимаемые решения. Демократическое общество само выбирает носителей власти и через них — тот или иной вариант решения. Итак, слияние, отчуждение, влияние, выбор — такова эволюция отношений к власти. Системообразующим звеном политической культуры субъекта политики является его самосознание, обеспечивающее познание себя и отношение к себе как к субъекту политической деятельности и взаимоотношений, личности и индивидуальности. Формирующийся комплекс «Я-политик» представляет собой знание о себе («Я-образ» и «Я-концепция») и самоотношение. Знание о себе, или содержательная часть комплекса «Я-политик», является совокупностью образов, представлений, понятий о своих личностных чертах, способностях, мотивах и других психических образованиях, а самоотношение представляет собой относительно устойчивое чувство, пронизывающее самовосприятие и «Я-образа» и характеризующее степень развитости потребностей в творческой политической деятельности. Комплекс «Я-политик» обладает такими свойствами, как: чрезвычайная устойчивость; постоянное нахождение в сфере сознания; абсолютное доминирование; активное подкрепление как целостности. Политический менталитет политика представлен в структуре его политической культуры как содержательный компонент, характеризующий те общие и существенные признаки, которые определяют его самостоятельное стремление к активному саморазвитию и наращиванию креативного (творческого) потенциала, инициативное обогащение во взаимосвязях с другими социальными субъектами и на этой основе культивирование своего стиля политической деятельности как профессионала избранного дела. Иначе говоря, менталитет — это выраженность осознания, осмысления, готовности и подготовленности человека реализоваться как субъект политики. Такая его интегративная особенность политика проявляется в его политической позиции, деятельности, поведении и в других реальных взаимосвязях и отношениях. Она может быть достигнута им, если будет ясно пониматься сущность политики и собственной роли в ее проведении на основе целостного использования наиболее приемлемых продуктивных модели, алгоритма и технологии достижения политических целей. Современное состояние российского общества поставило каждого человека — политика любого уровня, госчиновника, бизнесмена, иного профессионала или обывателя — в условия обязательного переосмысления своего места и роли в реальной жизнедеятельности. Объективно возникает потребность в овладении социально ориентированным мышлением для того, чтобы всесторонне анализировать, планировать, осуществлять, оценивать и совершенствовать свою роль, в том числе политическую миссию в социальной практике. Опираясь на концепцию субъекта в политике, разработанную на основе идей А.В. Брушлинского, Л.С. Выготского, С. Московичи, С.Л. Рубинштейна, П.К. Фейерабенда и других исследователей, в структуре менталитета политика представлена целостная концепция «Я-политик». В ней компонент осознания субъектности непосредственно связан со сформиро-ванностью самого политика. Эта концепция детерминирует особенности восприятия, понимания, принятия и реализации самобытными моделью, алгоритмом и технологией политической задачи. Таким образом, менталитет субъекта политики обусловливает самореализацию человека в ней в едином лице не как автократа (для подчиненных) и исполнителя (для вышестоящих автократов), а как активного творца своего дела. Освоенные культурно-исторические, социально-психологические, личностно-профессиональные, половозрастные и другие качества определяют самобытность менталитета конкретного субъекта политики. С другой стороны, общая цель, регламентации и особенности «измерений» политической сферы придают менталитету конкретного субъекта политики общие основания, в соответствии с которыми проявляется индивидуальная ментальность. Все это проявляется в стиле политической активности, прежде всего в политическом поведении субъектов политики. Психологическая характеристика политического поведения отражает проявление сознания и менталитета политика в его поведении.

Политические модели политического поведения ПОЛИТОЛОГИ уделяют больше внимания содержательной стороне поведенческих феноменов, т. е. тому, что происходит в политике, между тем как психологи видят свою задачу в том, чтобы понять, как это происходит. В отличие от других наук о политике, политическая психология изучает прежде всего людей, исполняющих различные политические роли. Сам термин «политическое поведение» трактуется совершенно по-разному, в зависимости от взглядов на предмет исследования. Интерес к этому феномену пришел из психологии бихевиоризма, специализирующейся на изучении «наблюдаемого поведения», то есть только тех проявлений политики, которые можно регистрировать со стороны, исключая политические взгляды, убеждения и прочие субъективные компоненты действий человека в поле политики. Политические бихевиористы (Д. Истон) предложили ситуационный подход. Ситуационные факторы включают: физическую среду; органическую среду; социальную среду. Эти факторы не связаны с тем, что думают по этому поводу сами участники политического процесса, и носят объективный характер. Их можно контролировать и наблюдать извне. Задача исследователя состоит в том, чтобы выявить корреляцию между поступками человека и факторами среды. Так, одним из важных направлений исследования демократии является установление зависимости между объективным фактором — уровнем социально-экономического развития — и утверждением демократического режима. Например, известный американский исследователь С. Липсет предложил гипотезу о прямой зависимости этих двух параметров. Другой разновидностью той же трактовки поведения является теория политического обмена (П. Блау), согласно которой разные участники политического процесса вступают в него, соревнуясь друг с другом, как это происходит и в экономике: кто больше вносит средств, времени, сил, тот может рассчитывать на получение от политики большего вознаграждения [111]. Само политическое поведение рассматривается в качестве результата рациональных решений о том, что индивиду более выгодно. Эта модель применяется и для прогноза результатов выборов, и для анализа принятия решения лидерами. Она рассматривает человека как исключительно «рыночное существо», оставляя без внимания его эмоциональные порывы и стихийные поступки. Для теоретиков конфликта (Г. Экстайн) характерно представление о политическом поведении как обреченном на конфликт, либо внутриполитический, либо внешнеполитический [141]. Конфликт и согласие рассматриваются как два нормальных состояния человеческого существования. Но в политике, в отличие от выяснения отношений с помощью драки, конфликт облекается в некоторые условные формы, предполагающие признаваемые обществом способы разрешения конфликтной ситуации (договор об общественном согласии, договор о ненападении, операции по поддержанию мира и т. п.) Теоретики плюрализма также видят политику неоднородной. Они считают желательным наличие не одного, а множества центров властных отношений. Поведение участников политического процесса подчиняется законам конкуренции. Но политические соперники в нормальном обществе не уничтожают друг друга, так как между ними заключено своего рода «джентльменское соглашение», основанное на терпимости элит друг к другу и их взаимной сменяемости. При этом наличие не одного, а многих центров принятия политических решений не означает автоматического согласования интересов и не приводит к более эффективному регулированию политической жизни. Так, например, в современной российской политике уже нет единого центра принятия внешнеполитических решений. Более того, каждое ведомство (президентская администрация, парламент, МИД, министерство обороны) ведет свою собственную внешнюю политику, что приводит к рассогласованию национальных интересов. С одной стороны, наличие различных центров власти свидетельствует о создании системы сдерживаний и противовесов, характерной для демократического государственного устройства. С другой стороны, на нынешней стадии этого процесса плюрализм элит не дает положительного эффекта, прежде всего из-за отсутствия общих для всех участников правил игры. В целом в политической науке под термином политическое поведение понимают как действия отдельных участников, так и массовые выступления, как активность организованных субъектов власти (правительство, мафия), так и стихийные действия толпы, как акции в поддержку системы, так и направленные против нее. Более того, голосование «против» или неявка на выборы также трактуются как формы политического поведения. Так, например, тот факт, что на выборы 1993 года в России не пришли 47% избирателей, — важная характеристика поведения избирателей. Поиск причин, объясняющих содержание политического поведения, дополняется исследованиями психологической природы тех поступков, которые совершают граждане. Современные трактовки политического поведения базируются на самых разных методологических основаниях, но все они так или иначе вводят в схему «стимул—реакция» промежуточные факторы, некое «среднее звено», которым может быть установка, мотив, убеждение или ценность, принадлежащая либо отдельному индивиду, либо группе. Это означает, что никакую форму политического поведения нельзя напрямую объяснить только как результат воздействия политических стимулов. За исключением может быть самых простых проявлений политической активности, предпринятых ради выживания, все остальные акции опосредованы самой политической деятельностью, ее отражением в мышлении и чувствах людей. В отечественной психологии сложилась продуктивная традиция анализа различных форм деятельности, связанная с именами Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурии и ряда других психологов и получившая название деятельностного подхода [74]. Эта методологическая установка успешно работает в целом ряде отраслей психологической науки и вполне может быть применена и для исследования политической деятельности. Одним из постулатов теории деятельности является отказ от изучения изолированного индивида. Психологи школы Выготского—Леонтьева задолго до появления теории систем выдвинули тезис о необходимости изучения индивида в системе его отношений с учетом обратной связи, идущей от него к системе. Современные психологи ввели еще одно требование: изучать поведение человека в процессе эволюции порождающей его системы. Применительно к политической психологии это означает такой способ анализа, который прослеживает человеческий фактор в течение всей эволюции политической системы. Не случайно и то, что отечественные психологи, не отказываясь от категории «поведения», предпочитают говорить о «деятельности». В данном случае «поведение» трактуется как внешнее выражение деятельности, без учета ее субъективного компонента. Для политико-психологического анализа это означает, что деятельность индивидуального политического субъекта встраивается в систему политической культуры нации или группы, которые и придают ей общий смысл и значение. Сказанное не означает отказа от использования термина «поведение», который полезен для описания соответствующих форм политической деятельности. Но при этом, в отличие от бихевиористских подходов, человек рассматривается, во-первых, и как объект, и как субъект политических отношений. Во-вторых, деятельность в политике не сводится только к ее внешним проявлениям. Независимо от того, каким термином пользуются психологи, они различают три формы проявления человеческой активности: инстинкты, навыки и разумные действия. Эта психологическая классификация форм деятельности полезна и в описании политики.

Инстинкты как форма политического поеедения Инстинкты — врожденные модели поведения, детерминированные биологически и задающие направление энергии поведения. Хотя между психологами нет единства в вопросе о том, каковы границы действия инстинктов у человека, но общепризнано сегодня положение о том, что значительное число форм поведения имеет инстинктивный характер. Одни психологи насчитывают таких инстинктов десятки, другие доводят их число до нескольких тысяч. Набор инстинктов включает как все автоматизмы в поведении человека (от дыхания до ходьбы), так и более сложные врожденные потребности (самосохранение, продолжение рода, любознательность и множество других). В политике мы находим проявление всех человеческих инстинктов от агрессивности до жадности и от солидарности до самосохранения. Собственно, инстинктивная основа поведения в политике объясняет прежде всего направление энергии тех или иных поступков, которые далеко не всегда осознаются самим человеком. Жестокость, насилие, агрессия — это тоже инстинктивные формы поведения. Агрессия — естественная реакция человека на фрустрацию, которая ему природно необходима. Фрустрация как психическое состояние выражается через переживание трудности, неудачи, возникающей при наличии реальных или мнимых непреодолимых препятствий на пути к цели. Одни авторы полагают, что эти формы поведения — врожденные, другие видят в них результат научения, третьи исходят из представления об агрессии как реакции на фрустрацию. Однако помимо агрессии фрустрация вызывает и другие, также инстинктивные реакции: апатию, регрессию, подчинение и избегание. В политике все эти поведенческие проявления трактуются как реакция на события или обстоятельства, в которых действуют субъекты поведения. Солидарность — одна из инстинктных форм поведения человека в социальной среде в условиях соперничества и сотрудничества друг с другом. В основе проявлений солидарности в политике лежит идентификация людей с определенной партией, группой, нацией, позволяющая объединить усилия членов этих групп по достижению своих целей и интересов. Одним из классических проявлений солидарности являются различные акции протеста, предпринимаемые в поддержку единомышленников. Так, работники отрасли объявляют готовность к забастовке, чтобы поддержать то предприятие, которое находится в конфликте с администрацией. Отказ Центризбиркома в регистрации движения «ЯБЛоко» в октябре 1995 года вызвал, пожалуй, одно из первых проявлений солидарности среди российских политических партий, которые отказались участвовать в выборах, если «ЯБЛоко» не будет зарегистрировано. Аналогичное явление наблюдалось среди политических фракций в Госдуме в 1999 году, когда многие из них солидарно покинули пленарное заседание в связи с неприемлемым вариантом избрания Председателя Государственной Думы Федерального Собрания РФ. Новые стороны политической солидарности в обществе были продемонстрированы в 2000 году в ответ на меры Президента РФ по реформированию высшего органа законодательной власти и назначению семи своих представителей в регионы Российской Федерации. Здесь латентное противостояние многих губернаторов явилось основной предпосылкой их солидаризации с политическим блоком Б. Березовского. Не описывая многочисленные формы проявления инстинктов в политике, заметим, что в целом инстинкты охватывают все бессознательные, иррациональные, чувственные формы политического поведения как отдельного индивида, так и организованных групп, стихийные выступления масс.

Навыки как форма политического поведения В отличие от врожденных инстинктов, большая часть демонстрации человеческого поведения является результатом прижизненного научения. Навыков требуют поведение государственного деятеля и обычного избирателя, партийного функционера и сторонника движения. Говоря о политических навыках, мы имеем в виду определенные приемы и способы, которые требуются для выполнения своих ролей и функций любым участником политического процесса, привычки и стереотипы, образующиеся у граждан в определенной политической культуре. Политические стереотипы — социальные установки, которые являются следствием повторения определенных политических действий и упрощают принятие решений. Политические умения как признак компетентности предполагают, что гражданин знает, что он должен делать в своей политической роли и как добиться желаемого им результата. В российской политической *п* жизни последних лет достаточно широко распространена точка зрения, что рядовые граждане, воспитанные в условиях авторитаризма, не имеют навыков демократического участия. Отсюда и неэффективность проводимых реформ. Насколько это верно с точки зрения политической психологии? Конечно, старые навыки, позволявшие адаптироваться к прежней политической системе, действительно не всегда помогают действовать в новых условиях. Здесь мы сталкиваемся с некоторыми парадоксами. Так, раньше у населения был выработан стойкий политический навык участия в выборах. Число голосующих в советские времена превышало 90% дееспособного населения, независимо от того, насколько сам факт голосования влиял на принятие государственных решений. С началом демократизации мы наблюдаем последовательное снижение числа участвующих в голосовании. Так, если в выборах в Верховный Совет СССР в 1989 приняло участие 90% граждан, в выборах в республиканские и местные органы власти 1990 года — около 80%, то в парламентских выборах 1993 года в РФ участвовало уже только 53% избирателей. В выборных компаниях 1999 и 2000 годов активность избирателей не превышала 50%. Но одновременно с утратой одних навыков наши граждане приобрели другие. Хотя электоральное поведение становится менее массовым (можно, видимо, говорить об утрате этого навыка у большого числа граждан), но появляется и определенная компетентность в отношении самого голосования. В отличие от выборов 1993 года исследования предвыборных ожиданий в 1999 году показали, что граждане стали меньше ориентироваться на личные симпатии и больше — на то, какие политические позиции выражают политики. Появились и такие новые политические навыки, которые были приобретены в забастовках, голодовках, несанкционированных захватах зданий, пикетах и многих других формах, о которых мы ранее знали лишь понаслышке. Компетентность в политическом поведении становится тем более необходимой, чем более сложными являются сами формы поведения. Лидер должен быть более компетентным, чем рядовой исполнитель той или иной политической роли. Давняя дискуссия в политологии ведется по вопросу о сменяемости лидеров как условии соблюдения принципов демократии. При этом, скажем, уход вместе с президентом всей его администрации и приход новых, менее опытных политиков, приносит снижение уровня компетентности в управлении государственным организмом. Но практика показывает, что и бессменное руководство таит свои опасности, среди которых главная — это застой общества. Анализируя вопрос выработки политических навыков, следует отметить, что все политические системы заинтересованы в том, чтобы население обладало определенным их набором, для чего создаются специальные институты, отвечающие за политическое просвещение и тренировку в исполнении ряда политических ролей. Так, политические лидеры рекрутируются из тех граждан, которые получили определенный из общественной или собственно политической деятельности в молодежных и иных организациях. В ряде стран существует специальная система обучения уже избранных парламентариев. В других системах их отбирают из числа тех, кто получил предварительно знания и навыки, необходимые для законотворческой деятельности. Не случайно среди парламентариев много юристов, людей со степенями в области политических наук.

Разумные ДЕЙСТВИЯ как форма политического поведения Они представляют собой форму политического поведения, которая характеризуется эффективностью (соотнесением цели и результатов), степенью осознанности политических действий и соответствием высшим ценностям, поставленным во главу проводимой политики. Но, как бы ни оценивать эту форму политического поведения, главной характеристикой, отличающей ее от двух предыдущих, является выраженное целеполагание. Чтобы обеспечить политике целенаправленный характер, объединяющий разных ее участников, применяются различные средства. В первую очередь эту задачу решают всевозможные программы, идеологические схемы, доктрины, концепции конкретных политических акций, кампаний. Особое значение для политического поведения отдельного человека и партий играют идеологии как концентрированное и систематизированное выражение целей и ценностей в политике. Понятно, что поведение никогда полностью не совпадает с обозначенными в доктринах целями и ценностями: последние служат для человека лишь своего рода путеводителем. Исследования массового политического поведения показывают, что только незначительное число людей в разных странах и политических системах руководствуются в своем поведении идеологическими соображениями. Американский политический психолог Ф. Конверс полагает, что число таких граждан в разных странах колеблется от 10 до 25%. В нашей стране долгое время идеологические формулы организованно внедрялись в сознание населения. В постсоциалистический период эти схемы активно разрушаются новой властью, которая понимает, что старые стереотипы служат препятствием для реформирования политической системы. Но никто из реформаторов не построил на месте разрушенного новой схемы. В мемуарах тех, кто начинал перестройку (М. Горбачев, Б. Ельцин, А. Яковлев), не содержится фактов, подтверждающих, что реформы были начаты по какому-то плану, что под ними была теоретическая схема, не говоря уже об идеологии реформ. Знакомство с программными документами новых политических партий и движений показывает, что и в них пока не содержится четкого представления о том, что и в какой последовательности реформаторы собираются делать, какова иерархия их целей и приоритеты ценностей. Исследование индивидуального политического сознания как политиков, так и рядовых граждан показывает, что в настоящее время у них не сложилось определенных последовательных взглядов, концепций, планов. Выделение указанных трех форм политического поведения: инстинктов, навыков и разумных действий — предпринимается с аналитическими целями. В реальности поведение включает все три формы. Разделить осознанные и бессознательные элементы в поведении не всегда представляется возможным. Однако помимо дилеммы «сознание—бессознательное» в структуре политического поведения содержится и ряд конкретных психологических элементов, учет которых делает его анализ более точным и детальным. Политическая культура может быть представлена как система проявления сознания, сформированных ценностных ориентации, установок и стиля политической деятельности. Она выражает синтез политического сознания, менталитета и практического действия. Современная политическая психология представлена большим числом теоретических моделей политической культуры. Однако все это пестрое разнообразие подходов, исследовательских стратегий и методов вписывается в две ведущие тенденции. Первая из них основана на представлении о человеке как объекте политического воздействия, о человеке как простом винтике политической машины. Отсюда и упрощенный, технократический подход к налаживанию работы этой «политической машины», который характерен и для исследовательско-практической философии этой группы политических психологов. Методологическим фундаментом этой группы концепций являются в большей степени позитивистские теории, пришедшие как из психологии, так и из политологии. Вторая группа исследователей исходит из другой теоретической установки. Для них человек является не только объектом политического воздействия, но и целью развития политической системы и ее активным субъектом. В рамках этой тенденции работают иные методологические ключи. В частности, для теоретиков этого направления характерно обращение к антипозитивистским моделям личности. Они выбирают такие теоретические парадигмы, для которых не свойственны манипуляторские тенденции. Политические психологи, исследующие культуру поведения человека, будь это лидер или обычный гражданин, индивидуальный участник либо массовый субъект политики, исходят из того, что для понимания самого феномена политического поведения необходимо видеть его как причинно обусловленный и направленный на достижение определенных целей. В политической психологии существуют различные схемы объяснения культуры политического поведения. Одной из наиболее популярных является пятизвенная «карта для изучения личности в политике», предложенная М.Б. Смитом и несколько усовершенствованная Ф. Гринстайном. Макросоциальная и политическая система воздействует на культуру политического поведения. Одновременно аспекты непосредственного социального и политического окружения, с детства и до сегодняшнего момента формирующие личность, определяют те элементы личностной структуры (оценивающие объект, посредничающие в отношениях с другими людьми, обусловливающие эго-защиту, установки), которые непосредственно направлены на культуру поведения. Есть и иные психологические схемы, объясняющие причинную зависимость факторов, воздействующих на культуру поведения, подчеркивающие, в частности, наличие не только условий, контекста поведения, но и цель, на которую оно направлено. Независимо от теоретических разногласий, разные авторы, тем не менее, считают необходимым учитывать в поведении следующие моменты:

— внешнюю среду, посылающую стимулы субъекту поведения; — потребности индивида или группы, участвующей в деятельности; — мотивы, которыми руководствуется субъект, установки, ценности, ориентации, убеждения и цели субъекта; — личностные роли, стиль принятия решений, стиль межличностных отношений, когнитивный стиль; — действия и поступки, обратную связь между поведением и условиями, его сформировавшими.

Если не вдаваться в подробности этой схемы, а проанализировать хотя бы важнейшие из ее элементов (прежде всего внешнюю среду, потребности и мотивы), то становится очевидным, что поведение начинается с тех стимулов, которые посылает субъекту политического поведения внешняя среда. И сама политическая система, и отдельные ее институты предъявляют требования к культуре поведения граждан. Так, в одних условиях от них ожидается высокая активность, в других, даже если это требование декларируется, реальные ситуации, складывающиеся в политическом пространстве, отнюдь не поощряют граждан к выступлениям даже на стороне системы. Как можно расценить, например, циркулирующие в коридорах власти слухи об отмене выборов незадолго до них? Это негативный стимул (блокатор) для и без того не слишком настроенных на участие людей. Стимулами, или бло-каторами, для политического поведения могут служить и общий политический контекст, и конкретные события (например, запуск первого космического корабля, непрекращающаяся война в Чечне, цепь террористических актов в стране, углубляющееся реальное обнищание населения и т. п.). Следует также учитывать и роль группового климата, воздействие ближайшего окружения на принятие человеком решения о том или ином политическом действии. Так, решение баллотироваться в депутаты Думы разные кандидаты принимали под воздействием разных стимулов: для одних было необходимо получить депутатскую неприкосновенность, чтобы укрыться от преследования со стороны закона, для других было важно перебраться из провинции в Москву, для третьих решающую роль сыграли экономические стимулы. Возможно, определенное число политиков стремились принести пользу обществу и ими двигали побуждения типа «если не я, то кто». Так же, как и политиков, обычных граждан стимулируют к политическому поведению разнообразные средовые воздействия, среди которых есть и общие для всех, и сугубо личные. Но все эти внешние для человека воздействия не работают автоматически. Они дают эффект только будучи пропущенными через внутренний мир личности. Среди внутриличностных факторов, определяющих культуру поведения в политике, первыми выступают потребности. Трудно себе представить, чтобы политика порождала у человека какие-то специфические потребности, если не считать навязчивого стремления стать депутатом, министром или президентом, которое, подобно заразному заболеванию, распространилось среди отечественных политиков. В политике действуют обычные человеческие потребности, среди которых можно встретить и любопытство, и стремление к свободе, и необходимость удовлетворить голод, и иные материальные нужды. Чтобы понять, как происходит воздействие потребностей на политическое поведение, приведем некоторые данные из исследования образов власти у российских граждан. Как показал анализ требований граждан к власти, за ними имеются вполне конкретные психологические причины. Рассмотрим те потребности, которые стоят за приведенными высказываниями респондентов и определяют их недовольство нынешней властью. Воспользуемся психологической классификацией потребностей, предложенной известным американским психологом А. Маслоу. Все потребности он предложил разделить на пять ступеней, расположенных иерархически: физиологические потребности, потребность в безопасности, потребность в любви, потребность в самореализации, потребность в самоактуализации [159]. Классификация потребностей, предложенная А. Маслоу, помогает классифицировать многообразные человеческие нужды по мере их возвышения. Ученый предположил, что потребности более высокого уровня можно удовлетворить лишь тогда, когда более низкие ступени уже пройдены. Это не означает, что поиском социального статуса можно заниматься только на сытый желудок. У Маслоу речь идет об ограничении, которое накладывают нереализованные низшие потребности на восхождение человека к самоактуализации [159]. Анализ мотивации политического поведения основан на фундаментальных закономерностях, изученных психологической наукой. Так, общепризнанной является классификация мотивов, предложенная Д. Маклел-ландом и Дж. Аткинсоном, где выделены три ключевых мотива: мотив власти, мотив достижения и мотив аффилиации (стремления быть с другими) [143, 154]. Иногда мотив власти дополняется мотивацией контроля, который выступает четвертым в этой схеме. Анализ выделенных подходов к мотивации политического поведения указывает на следующее. Целесообразно проанализировать все выделенные мотивы. В психологической концепции Д. Маклелланда речь идет не только о политической власти, но и о власти в семье, в отношениях на производстве, в иных сферах жизни. Власть — это некая ценность, к обладанию которой стремятся в той или иной степени все люди [154]. Но есть люди, у которых эта потребность доминирует над другими, и тогда желание достичь власти становится для них высшей ценностью. Есть данные, что гипертрофированное стремление к власти связано с обстоятельствами формирования личности, порождающими у нее низкую самооценку, страх пассивности, слабости, опасение оказаться под чьим-то каблуком. В другом случае потребность во власти может стать результатом развития агрессивных и деструктивных черт личности. Поэтому власть может быть желанна по многим причинам, причем у одного и того же человека в различное время эти причины могут быть разными. Условно можно выделить три типа причин, по которым власть может быть желанна: чтобы доминировать над другими и/или ограничивать действия других; чтобы другие люди над ним не доминировали и/или не вмешивались в его дела; чтобы осуществлять политические достижения. Мотив контроля над людьми и ситуацией является модификацией мотива власти. Политические психологи придают этому мотиву особое значение, так как полагают, что поведение в политике напрямую связано с развитием этого психологического показателя. Известно, что по мере достижения социальной зрелости человек научается контролировать свое собственное поведение, это дает ему чувство уверенности в своих силах, расширяет границы возможного участия в разных сферах жизни, в том числе и в политике. Так, американский политический психолог С. Реншон обнаружил зависимость между высокими значениями субъективного контроля и степенью активности политического поведения. Он высказал гипотезу о том, что существует зависимость между личным контролем и верой в правительство, позитивным отношением личности к политической системе. Эмпирическое изучение американских студентов, предпринятое этим ученым, показало, что есть корреляция между низким уровнем субъективного контроля и недоверием к правительству, отчуждением от политики, между тем как лица с высоким уровнем субъективного контроля имеют среднюю и высокую степень доверия к власти. Мотив ДОСТИЖЕНИЯ Мотив достижения проявляется в политическом поведении, в заботе о совершенстве, мастерстве, в стремлении добиться поставленных целей с максимальным эффектом. Этот мотив может сделать человека карьеристом, но он же может быть обнаружен у бескорыстного политика, поведение которого определяется его стремлением к общественному благу. По мнению Д. Макллеланда и Дж. Аткинсона, которые привлекли внимание психологов к этому мотиву, он имеет отношение к мастерству, манипулированию, организации физического и социального пространства, преодолению препятствий, установлению высоких стандартов работы, соревнованию, победе над кем-либо [143, 154]. Как видно, это довольно широкая трактовка понятия «достижение», и в таком виде она может больше соответствовать мотивации политического лидера. Люди, стремящиеся к достижениям, нередко ищут власти, чтобы достичь своей цели. Они более спокойно относятся к изменениям в окружающем мире. У людей с высокой потребностью во власти проявляется тенденция к сильной ориентации на задачу, причем неуспех в начале лишь делает эту задачу для них еще более привлекательной. Интересен вывод о том, что мотивированные на достижение политики рассматривают других людей или группы в своем окружении в качестве фактора помощи или, наоборот, помехи для их достижений. При этом они предпочитают быть независимыми и избегать таких межличностных отношений, которые могли бы привести их к зависимости. Дж. Аткинсон и Н. Физер предположили, что поведение человека направлено на избегание провала столь же, сколь и на достижение цели. Они выделили два мотива, связанных с потребностью в достижении: мотив достижения успеха и мотив избегания провала, причем оба они рассматриваются в контексте вероятности успеха [143, 148]. У. Стоун отмечает в этой связи: «Степень эмоционального подъема после достигнутого успеха или степень унижения после провала зависят от субъективных ожиданий человека относительно его возможности добиться определенного поста в учреждении» [132]. Таким образом, выделяется два типа мотивационных схем:

— мотивация избежать провала выше мотивации достичь успеха. Такая мотивационная схема описывает поведение человека, покидающего поле боя со словами: «Я проиграл, потому что не хотел и не пытался выиграть»; — мотивация достичь успеха выше мотивации избежать провала. Это типичная мотивационная схема поведения реальных политических лидеров.

Он подразумевает дружественные, теплые отношения с другими. Личность с доминантой на мотиве аффилиации предпочтет поведение, которое даст эмоциональный комфорт, скорее, чем контроль над другими, власть или успех. Потребность в аффилиации — это потребность в принадлежности к группе и получении одобрения, которая проявляется в заботе политика о хороших отношениях с другими. Для политика развитая мотивация аффилиации сделает значимыми одобрение со стороны партнера во время переговоров, дружественный климат и наличие команды единомышленников. Для рядовых граждан мотивация аффилиации во многом определяет принадлежность к политическим организациям, которые не только отстаивают те или иные интересы, но и дают ощущение единства, защищенности. Таким образом, анализ политической культуры субъектов политики указывает на то, что она определяет характер их политической активности. Она представляет собой синтез сформированного сознания, выработанного менталитета и обусловленного ими политического поведения. Следовательно, для ее формирования важно системно овладевать всеми отмеченными компонентами.