26. Поэтика героической поэмы: а.Д. Кантемир, в.К. Тредиаковский, м.В. Ломоносов, м.М. Херасков.

Одновременно с сатирами Антиох Дмитриевич Кантемир обращался и к высоким жанрам, но их тематика не соответствовала обличительному таланту писателя, о чем он сам с сокрушением говорит в одной из своих сатир:

А я знаю, что когда хвалы принимаюсь

Писать, когда, музо, твой нрав сломить стараюсь,

Сколько ногти ни грызу и тру лоб вспотелый,

С трудом стишка два сплету, да и те неспелы.

К числу таких опытов относится незавершенная поэма «Петрида». Сохранилась лишь первая «книга» («песнь») этого произведения. Содержанием поэмы должно было стать описание последнего года жизни Петра I и воспевание наиболее важных эпизодов его предшествующей деятельности. Эта хвалебная тема начинается уже в первой песне, где упоминаются военные успехи Петра, построение Петербурга, создание мощного флота. В поэме говорится и об Анне Иоанновне (поэма начата в год вступления ее на престол — 1730), которую Кантемир объявляет продолжательницей дел Петра I.

К этой теме писатель обратился, движимый как горячим чувством любви к преобразователю России, так и гражданским долгом: никто из поэтов того времени еще не попытался создать достойного литературного памятника Петру I и его делу, и единственно достойной формой для этого могла, конечно, быть только героическая поэма. В теории классицизма она стояла на самой высокой ступени иерархической лестницы жанров.

По замечанию А.Н. Соколова, уже само заглавие произведения сигнализировало связь поэмы с традициями классической эпопеи (вспомним «Энеиду» Вергилия). Начиная работу над «Петридой», Кантемир явился тем самым первым из русских поэтов XVIII века, первым из поэтов-классицистов, создающим русский героический эпос. Непосредственным поводом для написания «Петриды» послужила быстрая смерть Петра I, поразившая его современников. Первая и единственная книга поэмы Кантемира носит подзаголовок «Описание стихотворное смерти Петра Великого, императора Всероссийского» и начинается такими стихами:

Я той, иже некогда забавными слоги,

Не зол, устремлял свои с охотою роги,

Бодя иль злонравия мерзкие преступки,

Иль обычьем твердимы не в пользу поступки.

Печаль неутешную России рыдаю,

Смеху дав прежде вину, к слезам побуждаю,

Плачу гибель чреэмерну в Роксолян народе,

Юже введе смерть Петра перва в царском роде.

Кантемиру не удалось завершить свою поэму: сатирическое начало оказалось более свойственным его таланту. Тем не менее, многие идейно-стилистические особенности его поэмы были впоследствии развиты русскими поэтами-классицистами, в частности Херасковым, и использованы при создании образцов русского героического эпоса. Так, в соответствии с рекомендациями своего друга Феофана Прокоповича (изложенными последним в курсе поэтики на латинском языке) Антиох Кантемир стремится насыщать свою «Петриду» не только античной, но даже христианской мифологией. Он широко использует в своей поэме русские географические названия, старается «прикрепить» произведение к отечественной почве, к отечественной истории.

Мифологизация поэмы осуществляется Кантемиром очень осторожно. Он не идет дальше чисто метонимического употребления имен Марса и Фебуса, а также других мифологических имен. Эти имена остаются в произведении только символами, носят лишь условный характер. Некоторое удивление исследователей вызывало то обстоятельство, что поэма Кантемира начинается прямо с описания смерти героя. Казалось непонятным, каким образом при такой композиции автор предполагал в последующих книгах (согласно теории классицизма, героическая поэма должна была состоять из двенадцати «песней» или из двенадцати книг) рассказать хотя бы об основных деяниях Петра, если рассказ о его жизни заканчивался уже в первой книге. Согласно предположению А.Н. Соколова, в первой книге поэмы герой не умирает, а лишь заболевает. Петру предстояло прожить еще целый год. Этот год и мог стать предметом повествования.

Однако едва ли можно полностью принять такое объяснение, ибо для героической поэмы, в которой должна была описываться жизнь выдающегося государственного деятеля, выбор сравнительно краткого, годичного промежутка времени между двумя болезнями (вторая смертельная) героя являлся бы нарушением всех норм поэтики, представлялся бы совершенно необычным. По-видимому, следует объяснять дело проще: Кантемир был так потрясен смертью Петра I, что, начиная свое произведение, невольно поступился классицистскими правилами, чтобы передать свое искреннее горе. Волнение заставило поэта отклониться от обязательной традиции.

«Петрида» интересна и как первое в русской поэзии произведение, выдержанное в высоком стиле (в ломоносовском понимании этого слова). В это время теория трех штилей, как известно, еще не была сформулирована. Однако Кантемир, прекрасно чувствовавший стилевые оттенки современного ему литературного языка, воспользовался именно церковно-славянской архаикой для придания своему произведению необходимой торжественности. Поэма пестрит старославянскими речениями. Кантемир проявил и в «Петриде» значительное художественное мастерство. Он сумел оживить повествование различными стилистическими фигурами. Так, рассказывая, что творец озирает всю вселенную, поэт, чтобы подчеркнуть необъятность мира, прибегает к анафоре:

Когда всесильный творец, правящий всем славно,

Подъял веки всевидно и с единым взглядом

Узрел все, что на небе, на земле, под адом,

Узрел, что искони знал мир, в злобах обильный,

Узрел, как слабейшего топчет, теснит сильный...

Само намерение всевышнего умертвить Петра I объясняется в поэме тем, что «муж, толь славный», недостоин, по мнению творца, земной жизни и должен быть вознесен на небо.

В 1766 году Василий Кириллович Тредиаковский издал книгу под названием «Тилемахида, или Странствование Тилемаха, сына Одиссеева, описанное в составе ироической пиимы» — вольный перевод романа раннего французского просветителя Фенелона «Похождения Телемака». Фенелон написал свое произведение в последние годы царствования Людовика XIV, когда Франция страдала от разорительных войн, следствием которых был упадок земледелия и ремесел.

Историко-литературное значение «Тилемахиды», однако, заключается не только в ее критическом содержании, но и в более сложных задачах, которые ставил перед собой Тредиаковский как переводчик. В сущности, речь шла не о переводе в обычном смысле этого слова, а о радикальной переработке самого жанра книги. Тредиаковский создал на основе романа Фенелона героическую поэму по образцу гомеровского эпоса и соответственно своей задаче назвал книгу не «Похождения Телемака», а «Тилемахида».

В предисловии он раскрывает свое понимание жанра героической поэмы. Сюжет ее должен быть связан с античным миром. Ее героями не могут быть исторически достоверные лица ни древнего, ни нового времени. Как пример неудачной эпической поэмы Тредиаковский называет «Генриаду» Вольтера, где выведен подлинный французский король — Генрих IV, живший в сравнительно недавнее время. Героическая поэма должна быть написана, по мнению Тредиаковского, только гекзаметром. Некоторые стопы гекзаметра могут быть хореическими. Этот стих кажется Тредиаковскому наиболее удачным не только потому, что он воспроизводит метрику гомеровских поэм, но и потому, что не имеет рифмы, которая, по его словам, только мешает (ставит «плотины») свободному, как река, эпическому повествованию. Выбор действующих лиц и сюжет «Тилемахиды» также полностью отвечает теоретическим требованиям автора.

Переделывая роман в поэму, Тредиаковский вводит много того, чего не было в книге Фенелона. Так, начало поэмы воспроизводит зачин, характерный для древнегреческого эпоса. Здесь и знаменитое «пою», и обращение за помощью к музе, и краткое изложение содержания произведения. Роман Фенелона написан прозой, поэма Тредиаковского — гекзаметром. Столь же радикально обновлен и стиль фенелоновского романа. По словам А.Н. Соколова, «сжатая, строгая, скупая на прозаические украшения проза Фенелона, не отвечала стилистическим принципам стихотворной эпопеи, как высокого жанра...Тредиаковский поэтизирует прозаический стиль Фенелона». С этой целью он вводит в «Тилемахиду» сложные эпитеты, столь характерные для гомеровского эпоса и полностью отсутствующие в романе Фенелона: медоточивый, многоструйный, остро-суровый, благоразумный, кровоточащий. Таких сложных прилагательных, по академика А.С. Орлова, в поэме Тредиаковского насчитывается более ста. По образцу сложных эпитетов создаются сложные существительные: светозрачие, ратоборство, добрососедство, благолепность.

Тредиаковский бережно сохранил просветительский пафос романа Фенелона. Если в «Аргениде» речь шла об оправдании абсолютизма, подавляющего всякого рода непокорство, то в «Тилемахиде» предметом осуждения становится верховная власть. Говорится о деспотизме правителей, о пристрастии их к роскоши и неге, о неумении царей отличать добродетельных людей от корыстолюбцев и стяжателей, о льстецах, которые окружают престол и мешают монархам видеть истину.

Осуждая как деспотизм, так и анархию, автор приходит к чисто просветительской мысли о необходимости издания в государстве законов, обязательных как для монарха, так и для подданных:

Я спросил у него, состоит в чем царска державность?

Он отвещал: царь властен есть во всем над народом,

Но законы над ним во всем же властны, конечно.

«Тилемахида» вызвала различное отношение к себе как у современников, так и у потомков. С похвалой отозвались о ней Новиков, Пушкин. Радищев сделал один из ее стихов эпиграфом к своему «Путешествию из Петербурга в Москву». «Любовь его к Фенелонову эпосу, — писал Пушкин, — делает ему честь, а мысль перевести его стихами и самый выбор стиха доказывает необыкновенное чувство изящного». Непримиримо враждебную позицию заняла к «Тилемахиде» Екатерина II. Ее недоброжелательство было вызвано критическими замечаниями в адрес самодержцев. Она ввела во дворце шуточное правило: за легкую вину полагалось выпить стакан холодной воды и прочитать страницу из «Тилемахиды», за более серьезную — выучить из нее шесть строк.

В «Тилемахиде» Тредиаковский наглядно продемонстрировал многообразие возможностей гекзаметра как эпического стиха. Опытом Тредиаковского воспользовались впоследствии Н.И. Гнедич при переводе «Илиады» и В.А. Жуковский в работе над «Одиссеей».

О деятельности Петра I Михаил Васильевич Ломоносов вспоминал почти в каждой оде. Но эта грандиозная тема не могла раскрыться в них с должной полнотой. Она требовала другого, более ёмкого жанра. Так возникла идея создать поэму «Петр Великий». К сожалению, Ломоносов успел закончить только две песни. Первая вышла в 1760, вторая — в 1761 году.

О характере сюжета эпической поэмы в русской литературе XVIII века существовали разные мнения. Тредиаковский был уверен, что содержанием поэмы может быть только мифологический сюжет. Ломоносов, напротив, считал необходимым в эпосе нового времени обращаться к исторически достоверным фактам. Главным действующим лицом поэмы должен стать великий, но подлинный, а не вымышленный герой. Свое понимание эпической поэмы Ломоносов четко сформулировал в посвящении, адресованном И. И. Шувалову:

Не вымышленных петь намерен я богов,

Но истинны дела, великий труд Петров.

Ломоносов сохраняет некоторые чисто внешние черты античной эпопеи: традиционное начало с каноническим «пою», в котором автор сообщает о содержании поэмы; описание морской бури; рассказ главного героя о своем прошлом. Как русская национальная параллель к античной мифологии выведен «Морской царь». Но все эти признаки не определяют своеобразия поэмы, которая, в отличие от древнего эпоса, создается не на легендарном, а на достоверном материале. Для этой цели Ломоносов использовал ряд важных исторических источников: холмогорские и соловецкие летописи, записки видных деятелей конца XVII века, дневники военных событий, составленные секретарем Петра I, и некоторые другие. Время действия относится к 1702 году и связано с началом Северной войны. В первой песне говорится о походе Петра к Белому морю с тем, чтобы отогнать шведов от Архангельска, на который шведские войска напали с целью отвлечь русские силы от крепости Нотербург. Большое место в первой песне отведено рассказу Петра I о стрелецких бунтах, об анархии, в которую была ввергнута по воле царевны Софьи вся Москва. С большим драматизмом изображена гибель ближайших родственников Петра. Вся эта предыстория вынесена в начало поэмы и служит контрастным фоном к эпохе просвещенного абсолютизма Петра I.

Содержанием второй песни является штурм и взятие крепости Нотербург, ранее носившей название Ореховец. Подробно, с подлинно эпической обстоятельностью, описаны перипетии боя, вплоть до капитуляции шведского гарнизона. Среди русских военачальников выведены Шереметев, Голицын, Карпов. Большое место в поэме отведено подвигу рядовых воинов. Батальные сцены перемежаются лирическими отступлениями автора, обращенными то к шведам, то к русскому войску. В конце второй песни помещено размышление поэта о жертвах и страданиях, которые несет с собой война. Последующие события поэмы, по всей видимости, должны были привести к Полтавской битве как итогу Северной войны. Возможно, что в дальнейшем Ломоносов хотел изобразить и мирные подвиги Петра, поскольку название поэмы не ограничивало его замысел только военной темой.

Хотя две песни «Петра Великого» — только начало замысла Ломоносова, в них дан образец русской «классической» эпической поэмы, к которому неоднократно с этих пор будут обращаться многие поэты не только в XVIII века, но и в начале XIX века. Не менее важной оказалась и сама тема Петра Великого, как бы завещанная Ломоносовым последующим писателям.

В иерархической поэтике классицизма вершиной и даже предметом национальной гордости считалась эпическая поэма. Классицисты пытались создать русскую эпопею, но ни один из опытов не был доведен до конца. Освоение жанра поэмы шло в трех направлениях: эпопеи, герое-комической и сказочной поэмы. Первый образец завершенной русской эпопеи создал Михаил Матвеевич Херасков, опубликовавший в 1779 году поэму «Россияда». В 70-е же годы В.И. Майков выпускает герое-комическую поэму «Елисей, или Раздраженный Вакх». А в 1783 году И.Ф. Богданович написал сказочную поэму «Душенька».

Лучшее произведение Хераскова — эпическая поэма «Россияда». Ей предшествовала другая, меньшая по объему поэма «Чесменский бой», посвященная победе русского флота над турецким в 1770 году в Чесменской бухте.

В отличие от «Тилемахиды», сюжет «Россияды» не мифологический, а подлинно исторический — завоевание Иваном Грозным Казанского царства в 1552 году. Это событие Херасков считал окончательным избавлением Руси от татарского ига. Военные действия против Казани осмыслены в поэме в нескольких планах: как борьба русского народа против своих угнетателей, как спор христианства с магометанством и, наконец, как поединок просвещенного абсолютизма с восточным деспотизмом. Иван Грозный выступает в поэме не как самодержавный правитель XVI века, а как монарх, представленный автором в духе просветительских идей XVIII века. Прежде чем начать поход, он боярскую думу и выслушивает различные мнения о своем решении. Разгорается спор. Лукавый царедворец боярин Глинский лицемерно советует царю не рисковать своей жизнью. Решительный отпор Глинскому дают Курбский и Адашев. Чувствуя поддержку умных и честных сподвижников, Грозный открывает военные действия. В совершенно ином свете выступают правители Казани. Деспотически правя татарами, они, еще более жестоко обращаются с порабощенными народами. «Казань, — пишет Херасков, — рукою меч несет, другой — звучащу цепь».

По жанру «Россияда» — типичная эпическая, героическая поэма XVIII века. Сюжетом для нее служит событие государственной и даже национально-исторической значимости. Начинается поэма традиционной фразой: «Пою от варваров Россию свобожденну...» Большое место в ней занимает описание битв, которые изображены то как грандиозное сражение, то как единоборство двух воинов. Симметричность композиции достигается непременным перенесением действия то в русский, то в татарский лагерь, во главе которого стоит татарская царица Сумбека. Ивана IV и Сумбеку окружают вельможи, военачальники, священнослужители. Помощниками русских выступают ангелы, татар — волшебники и мифологические чудовища.

Контрастно изображена героика в каждом из враждующих станов. У русских она лишена эгоистического начала и всецело подчинена общей, национальной цели. В татарском лагере в нее вплетаются личные, своекорыстные мотивы: борьба за власть, любовное соперничество (например, три рыцаря, влюбленные в персиянку Рамиду и посланные ее отцом на помощь казанцам). Обильно представлены в поэме параллели с античными образцами. Мстительная Сумбека сравнивается то с Медеей, то с Цирцеей, Прощание Ивана Грозного с женой напоминает сцену расставания Гектора с Андромахой. Из «Энеиды» перенесена сцена чудесного видения, открывающего герою будущее его отечества. В священной книге русский царь видит «смутное время», и Минина с Пожарским, и Петра I, и его преемников, вплоть до Екатерины II.

И все же, несмотря на иностранные источники, перед нами произведение русского классицизма, имеющее корни в национальной литературе. Среди русских источников «Россияды» на первом месте стоит «Казанский летописец». Из воинской повести в поэму перенесен традиционный образ «смертной чаши». Из исторической песни об Иване Грозном взята автором сцена подкопа под Казанские стены. Былинами подсказан образ огнедышащего змея, олицетворяющего татарский стан. Грозный и его сподвижники напоминают князя Владимира и его богатырей. Литературная слава «Россияды» оказалась недолговечной. Встреченная восторгом современников, она уже в начале XIX века подверглась критике и постепенно утратила свой авторитет у читателей.

+ лекция Ивинского от 11 октября.