2. Проблемы современной политической науки

Политическая наука в России все-таки существует и довольно быстро развивается, несмотря на тот «низкий старт», с которого приходилось начинать. При этом и сообществу политологов в целом, и его отдельным представителям зачастую приходится просто вести борьбу за выживание, и речь идет не только о деньгах, а скорее - о политическом и культурном контексте, в которых существует политическая наука в современной России. Вынуждена существовать.

Политология - это наука. Это - не просто высказывания на политические темы, не политические «технологии», не телепропаганда, а именно совокупность научных дисциплин, изучающих политику. В нынешней России политологии и специалистов по ней мало, просто очень мало. Естественно, что многие не согласятся, ведь комментарии разнообразных людей, которые называют и даже считают себя «политологами» мы слышим со всех сторон. Но это как раз и настораживает. Ведь если каждый считает себя человеком, разбирающимся в определенной области, значит, сама эта сфера находится в глубоком кризисе, в ней не достает специалистов, и она отдана на растерзание профанам.

Для сравнения - совершенно непохожий пример: в Советском Союзе, где продовольственный дефицит был повседневной практикой, а сельское хозяйство «лежало» после коллективизации и последующих экспериментов, многие очень многие уверенно излагали свои взгляды на решение проблем агропромышленного комплекса. А некоторые даже руководили. Помните такого агрария - Горбачева? Он некоторое время отвечал в ЦК за данное направление, но потом бросил это безнадежное дело с дефицитом мяса и занялся «новым политическим мышлением». То есть я хочу сказать, что если, извините, каждый считает, что разбирается в сельском хозяйстве или, к примеру, каждый называет себя политологом, то это вовсе не значит, что это действительно так.

Нынешней власти выгоден «голод» как на объективную политическую информацию, так и на массовое политическое просвещение. Последнее, к слову сказать, доказывает, что вовсе не демократизация была истинной целью тех, кто организовал нам «катастройку» и последующие «реформы». Если бы речь действительно шла об успехе демократической консолидации, то нужно было организовать систему политического просвещения, сопоставимую по мощи с советским идейно-пропагандистским комплексом, плоды работы которого чувствуются до сих пор и даже в образе мышления новых поколений, родившихся на излете СССР. Однако о ресоциализации населения в духе демократии и правового государства очень быстро забыли с соответствующими последствиями для нашей политической культуры.

Научные исследования в области обществоведения также носят в РФ маргинальный характер. С одной стороны, это следствие общего отношения к науке, к образованию, знанию. И власть, и общество в постсоветской России слишком быстро согласились с тем, что «наука - это удовлетворение любопытства за государственный счет». Ну не дает она немедленной отдачи, какую можно получить от сдачи помещений в аренду. На этом фоне вполне объяснимо, что система Академии наук оказывается нереформируемой, а высшее образование примерно с середины 1990-х годов вступило в фазу массовой деградации, которая, скорее всего, необратима в условиях нынешней системы.

Но помимо общих проблем есть еще и специфические, касающиеся именно обществоведения. В общем-то, видно, что и власть, и общество в современной России склонны отвергать неприятные истины, получаемые наукой, и предпочитают иметь дело с мифами. Пока, в условиях «недоисследованности» проблем российской политики, невозможен теоретический синтез по поводу российской политии. Даже хорошим и грамотным специалистам не на что опираться и приходится заниматься «публицистикой». Попытки же делать широкие обобщения сильно смахивают на «истмат» (если кто забыл, исторический материализм в советском марксизме-ленинизме занимал место социологической теории), отсюда и популярность описания «глобализации» или пресловутой «геополитики». Зачем возиться с выявлением, например, реальных механизмов функционирования власти в муниципальном образовании («кто правит?»), когда можно в одной статейке-пересказе объять судьбы мира?

Проблема и в том, что первых (то есть грамотных ученых и исследователей) в постсоветской России очень мало. Если в США их десятки тысяч, то в РФ, всего несколько сотен - вряд ли больше. При отсутствии достаточных внешних стимулов, число этих энтузиастов растет очень медленно. Те тысячи, которые записаны «политологами и социологами», т.е. не захотевшие и не сумевшие переквалифицироваться советские обществоведы на соответствующих вузовских кафедрах и в научных отделах, представляют собой бесполезный (в лучшем случае) балласт и опасную среду для тех, кто действительно стремится к научному знанию. Однако они захватили командные высоты на кафедрах, в старых и новых диссертационных советах и принялись ускоренными темпами воспроизводить себе подобных.

Особое отвращение вызывают те, чьи научные заслуги сомнительны, а административный вес велик. Эти бюрократы от науки и образования, после провалившихся здесь попыток реформ, наладили бизнес по торговле дипломами и степенями. Губернаторы, депутаты, министры, ставшие заодно и докторами наук в области обществоведения - не редкость, а заведующий автохозяйством региональной администрации, легко защитивший кандидатскую по политологии, - это еще не предел деградации и компрометации научного цеха.

Да и нет этого цеха, как сложившейся профессиональной корпорации со своим этическим кодексом и жесткими правилами отбора «мастеров и подмастерьев» - иные берут числом и бюрократическим уменьем, иные устанавливают правила, по которым приходится играть ради выживания, иных становится все больше. Без знания этих реалий не понять плачевного состояния нашего профессионального сообщества, которое, тем не менее, как-то существует.

Очень важен процесс усвоения достижений зарубежной политической науки. Но и здесь все не так просто. Часто можно услышать, что наше общество де такое уникальное, что западная мудрость не про нас. Но почему, разве методы сбора данных (да, с учетом местных особенностей!) не универсальны? Или можно отвергнуть из-за нашей непохожести системный подход, неоинституционализм и т.д.? Если и есть проблема с научными заимствованиями, так она в том, что мало заимствуем и плохо применяем. В последние полтора десятилетия дополнительные деньги на научные исследования российским обществоведам и гуманитариям, на издание научной литературы выделялись из западных научных фондов. Нашим - не надо!

Но даже в случае, если мы имеем дело с хорошими специалистами, которые читали и поняли западные источники и при их изложении по-русски у них получается грамотная компиляция, - всё равно без применения этих знаний на практике они не являются сильными учеными. Здесь можно сказать, что нельзя научиться плавать, не заходя в воду. Российская политология не возникнет не из дикости доморощенного «философствования», ни из старательных переводов с английского. Проблема не в переводах, как таковых, а в том, что желать с этими «переводами».

В принципе, самостоятельная российская политология может вырасти из грамотного анализа российской политики. Общей проблемой для российской политической науки является то, что она может развиваться лишь как ответ на вызовы общества. Нашего общества. Применительно к стране в целом и к российским регионам это значит, что успешное развитие политологии может происходить лишь в связи с политическими исследованиями. Мы исходим из императива неразрывности исследовательской практики и преподавания. Иначе получится в лучшем случае старательная трансляция чужого знания. Но здесь опять приходится возвращаться к «реальной политике».

«Когда же придет настоящий день?» - для российской политики и российской политологии. Развитая, институционализированная, востребованная обществом социальная и политическая наука возможна только в демократическом государстве. В иных условиях она маргинальна, случайна, необязательна. В предыдущее десятилетие в Российской Федерации, казалось, произошло «рождение политики» (как конкурентной демократической практики с непредсказуемым итогом). Да, на практике российский федерализм, политические партии, выборы разного уровня, функционирование этих выборных органов и т.д. выглядели неприглядно, иногда до уродства. Но это - было. И всю эту политику можно было описывать, изучать и критиковать, - конечно. Некоторые из отечественных обществоведов стали учиться анализировать эти процессы; политическая практика подталкивала их к изучению политической теории (также, еще с перестройки мощный импульс получила социология).

Но большинство «коллег» предпочло иной выбор. Прежде всего, это был теневой сектор экономики - политтехнологи с многомиллионными оборотами. Конечно, можно и нужно говорить о «политическом рынке» (идея Й. Шумпетера). Но у нас это был рынок с теневыми нерыночными способами достижения победы, где никто не предотвращал монопольный сговор, не принимал «антитрестовское законодательство», где расцветали коррупция и силовое предпринимательство, где закон не ставился ни во что, а правовые нормы использовались очень избирательно. Такого «политического рынка» страна не выдержала, и население сейчас молчаливо одобряет меры по его демонтажу.

С другой стороны, многотысячный хор, называющих себя «политологами», аналитиками, экспертами и пр. подобной публики во всю мощь отрицал возможность российской демократии как таковой. Все эти бесчисленные «евразийцы», «православные монархисты», «геополитики», плохо замаскированные поклонники диктатуры вождей и пр. «мыслители» на вопрос о возможностях российского демократического транзита отвечали решительным НЕТ.

Это отрицание находило массовую поддержку на кафедрах общественных наук, где бывшие партийные идеологи привыкли жонглировать фантомами и защищать диссертации о несуществующих явлениях. В начале 1990-х годов была совершена принципиальная ошибка, когда вместо того, чтобы после некоторого периода для реального переобучения, подавляющее большинство преподавателей и «теоретиков» марксизма-ленинизма нужно было просто уволить. Им же дали возможность приспособиться и стать «политологами». Теперь, действуя в своем привычном стиле, эти «обществоведы» заболтали, удушили неокрепшую политическую науку в нашей стране. Встреча с действительностью, где политический выбор существовал не только для руководства, вызывала у них жуткий дискомфорт.

Конечно, ностальгия по сталинизму - это крайность, хотя и распространенная. Была и более деликатная проблема, связанная с отечественной социальной мыслью. «Русская философия» обрела за последние два десятилетия массу новых поклонников, особенно из тех, кто разочаровался в марксизме-ленинизме. Разумеется, национальная идея является важнейшей частью национальной культуры.