logo
геополитка целиком

Исторический очерк

Термин принадлежит шведскому ученому Р.Чаллену, предложившему во время Первой Мировой войны учение о государстве, как о едином организме (в современной трактовке — квазиорганизме), стремящемуся к расширению своей территории. Р.Чаллен считал Г. естественной наукой, полагая, что географические законы в каком-то смысле эквивалентны биологическим.

В своих исследованиях Р.Чаллен опирался на «географическую школу», созданную Ш.Монтескье и окончательно сложившуюся в XIX — начале XX столетий. К ученым этой школы можно отнести К.Риттера, Ф.Ратцеля, учителя Р.Чаллена и создателя политической географии, писавшего: «Государство есть кусок человечества и кусок организованной земли», — Э.Реклю, в России — Н.Данилевского, позднее П.Струве, Н.Трубецкого, Н.Устрялова и других.

«Философия истории, — писал Тэн, — повторяет в точном отображении философию естественной истории». То же самое утверждал Наполеон: „ключ политики государств — в их географии“. Можно категорически признать, что вся история цивилизации должна быть перестроена на географической базе. Если мировая история есть драматическое действие, то его жизненной декларацией, его реальною обстановкой является мировая география».

Г. в этот период концентрировалась на понятии государства, обусловленности государственных реалий географическими факторами. По Н.Устрялову: «…геополитика [есть] наука, изучающая государство в свете географических особенностей его территории. „История есть движущаяся география, а география — остановившаяся история“ — предвосхищал Гердер[1] общие выводы соответствующих исследователей. Бокль и его ученики немало потрудились над популяризацией аналогичных идей. Если географы в политической географии приходят к истории и государствоведению, то историки и государствоведы в геополитике, через тему территории, восходят к географии, как способу лучше постичь историю и государство. „Геополитика, — определяет это понятие Кьеллен, — есть учение о государстве, как историческом организме или пространственном явлении“. Тем самым геополитика существенно проникнута динамизмом: она изучает государства в их движении, в непрерывно меняющихся взаимоотношениях, в их связях и состязаниях — все это, разумеется, под знаком географии. Вскрывая географическую среду истории, геополитика стремится уловить тенденции и перспективы дальнейшего развития. Географ Роберт Зигер на вопросы о различии между политической географией и геополитикой ответил: „прогнозы“. Первая им чужда; вторая неизбывно к ним тяготеет. На то она и геополитика».

Н.Устрялов указывает далее: «Государство, таким образом, есть явление сложное, как сама жизнь. Оно есть форма жизни, живое синтетическое единство. Бывает, что оно обращено к нам какой-либо одной стороной, одним из своих элементов. Слово народ обозначает государство, рассматриваемое преимущественно с точки зрения составляющих его людей; слово страна или земля — государство, главным образом, в аспекте территории; держава — государство под углом зрения власти и властных отношений; и, наконец, правительство есть государство, изучаемое специально с точки зрения его правящих органов. Знаменитый шведский государствовед Кьеллен, применительно к трем элементам государства, подразделяет жизненную активность государственного явления на три сферы, из которых каждая служит предметом самостоятельной дисциплины: геополитика, этнополитика и кратополитика. По Кьеллену, можно, кроме того, еще говорить о хозяйственной политике (экополитике), принимая во внимание экономическую сторону государственного бытия, и о социальной политике (социополитике), имея в виду социальную его сторону: — „пять элементов одной и той же силы, пять пальцев руки, работающих в мире и борющихся в войне“»

Г.Вернадский рассматривает проблему шире, трактуя тип государственности и всю историю России через соотношение географических факторов: борьбу леса и степи.

Для Г. начала XX столетия характерно противопоставление геополитических и правовых императивов: «В курсе государственного права проблема территории ставится нередко в рамках чисто юридического исследования: территория-субъект, территория-граница и т.д. Некоторые авторы считают возможным и даже единственно правильным ограничиться этого рода подходом: по их мнению, отношение государства к территории исчерпывается правовыми категориями. Однако, в общем учении о государстве, как реальном явлении, роль пространственного фактора заслуживает серьезного внимания и требует освещения не с одной только правовой точки зрения. Государствоведение тут соприкасается с целым циклом других наук. Право не есть мера всех вещей, и тем менее может оно быть их исчерпывающей мерой» (Н.Устрялов).

В период, непосредственно предшествующий Первой Мировой войне, Г. обретает деятельную составляющую, внося свой вклад в военные и, прежде всего, военно-морские доктрины. В это время создается маринизм, как «океаническое» отражение геополитики, своего рода талассополитика. Выдающимся представителем этого направления был А.Мэхэн с его работами «Влияние морской силы на историю» и «Влияние морской силы на Французскую революцию и империю». Труды А.Мэхэна сыграли значительную роль в формировании политической доктрины Теодора Рузвельта и послужили обоснованием, если не причиной постройки его знаменитого «белого флота».

В этой же парадигме, но «на сухопутном фронте», работали специалисты российского и германского генеральных штабов. Для Д.Милютина и А.Снесарева, для старшего Х.Мольтке и А.Шлиффена Г. была «военной статистикой» то есть синтезом физической и экономической географии. Достойно сожаления, что с конца 1920-х годов военные геополитические исследования оказались — по различным причинам — свернутыми (хотя в «Меморандуме Л.Бека»[2] можно проследить известное влияние «географической школы»).

К.Хаусхофер внес в геополитику трансцендентную составляющую и в значительной степени скомпрометировал изобретенную Челленом научную дисциплину. Необходимо учитывать, однако, что перед Хаусхофером стояла сложная и едва ли разрешимая в научной парадигме задача: построить действенную философию, пригодную для возрождения германской нации и германского государства. Ему приходилось рассматривать Г. в деятельном залоге, и трудно отрицать, что он добился значительных результатов, хотя и весьма неоднозначных этически[3].

Во Второй Мировой войне лишь США могли позволить себе роскошь геополитического планирования. Этому способствовало не только географическая удаленность страны от основных очагов конфликта, но и стратегическая беспомощность остальных субъектов войны, прежде всего Германии.

В начале 1960-х годов Соединенные Штаты оказались перед необходимостью подвести окончательные итоги Второй Мировой войны и оценить результативность послевоенной системы экономико-политического регулирования, известной как «План Маршалла». Требовалось также наметить основные контуры стратегии США в развернувшемся противоборстве с СССР, поскольку апокалиптическая «Доктрина гарантированного взаимного уничтожения», принятая правительством Д.Эйзенхауэра, не имела никакого позитивного содержания.

Именно в этот период формируется американская геополитическая школа; к концу десятилетия обретут власть и влияние такие ее представители, как А.Шлезингер и Г.Киссинджер, несколько позднее — З.Бжезинский. Для США характерно не противопоставление, а смешение правовых императивов с геополитическими: все, что соответствует геополитическим интересам Америки, соответствует международному праву. «Американская школа» прославила геополитику, но она же и профанировала ее, сначала редуцировав философское учение до научной дисциплины, а затем низведя науку к статусу политической доктрины. Весьма ярко это проявилось в нашумевших в 1990–2000-х годах работах С.Хантингтона.

Теоретической базой построений Хантингтона является концепция «культурно-исторических типов», предложенная Н.Данилевским, и модель взаимодействия цивилизаций, разработанная А.Тойнби. Однако, ни Данилевскому, ни Тойнби, ни даже Хаусхоферу не пришло бы в голову проводить границы между цивилизациями, сообразуясь с сиюминутной политической конъюнктурой.

Во всяком случае, «американская школа» придала термину «геополитика» современное технологическое (политтехнологическое) измерение.

Научное содержание Г. в послевоенный период развивала, преимущественно «французская школа», выдающий представитель которой Ф.Бродель, показал в своих работах неразрывную связь между физико-географическими факторами и «мирами-экономиками» (системами хозяйствования).