logo search
Переход развитых стран Европы, Азии, Америки в постиндустриальную стадию развития

1. История становления постиндустриализма

Облик современной мировой экономики начал складываться с конца 40-х гг., когда большинство стран были вовлечены в мировую систему индустриального хозяйства. Последующие десятилетия характеризовались нарастающей экономической стратификацией, составившей основание нового мирохозяйственного устройства. Распад колониальных империй в значительной мере выключил освободившиеся государства из системы традиционного разделения труда, сделав экономики развитых стран гораздо более самодостаточными. Развитие высоких технологий и превращение науки в главную производительную силу позволило великим державам отказаться от развития прежними темпами собственного индустриального производства, что породило т.н. «точки роста» в Латинской Америке и Юго-Восточной Азии. В результате к началу 90-х годов мир разделился на три части:

первую, представлена развитыми постиндустриальными государствами, доминирующими в области высоких технологий и контролирующими основные инвестиционные потоки;

вторую, составляют новые индустриальные страны, импортирующие технологии и капитал, и экспортирующие продукты массового производства;

к третьей относятся регионы, специализирующиеся на добыче сырья и поставках сельскохозяйственных товаров, полностью зависимые от спроса на их продукцию и в силу этого вполне подконтрольные постиндустриальному сообществу.

Становление постиндустриальной системы было подготовлено быстрым экономическим ростом 50-х и 60-х гг., результатом чего стало значительное повышение благосостояния населения западных стран, и резким повышением роли науки и технологий во всех сферах общественной жизни. Применение достижений научно-технического прогресса изменило структуру производства и занятости; рост благосостояния вызвал пересмотр традиционных материалистических ценностей, а возросшая роль науки и образования выдвинули цели развития личности на место одного из основных социальных приоритетов. Все эти обстоятельства отчетливо прослеживаются на протяжении первых послевоенных десятилетий.

С 1945 по 1955 г. ВНП в США рос со средним темпом 4,7% в год; потребительские расходы увеличились за это десятилетие на 38%; безработица опустилась до уровня в 4% трудоспособного населения, а инфляция не поднималась выше 2% в год. Аналогичными были и успехи европейских стран: между 1950 и 1973 годами средний темп роста их ВНП составлял 4,8%, причем основную роль в его обеспечении играл подъем производительности. Отличие от межвоенной эпохи было велико: мировой валовой продукт между 1950 и 1973 годами увеличивался средним темпом в 2,9% ежегодно, что в три раза превосходило данный показатель для периода с 1913 по 1950 год; темпы роста международного торгового оборота составляли 7% в год против 1,3% в предшествующий период. Как следствие, радикально изменилась структура общественного производства. Несмотря на бурное развитие новых отраслей промышленности, доля индустриального сектора, как в ВНП, так и в структуре занятости резко снизилась на фоне стремительного роста сферы услуг.

Прогресс науки и образования стал важнейшей чертой эпохи. Накануне Великой депрессии в США на сто работников приходилось только три выпускника колледжа, то в середине 50-х годов их число увеличилось в шесть раз, количество ученых и персонала научно-исследовательских учреждений выросло более чем в десять раз только с начала 30-х по середину 60-х годов, производство информационных услуг возросло с 4,9 до 6,7% ВНП, а доля в нем затрат на образование увеличилась в период с 1949 по 1969 год более чем вдвое. В целом же за два десятилетия, прошедших после окончания Второй мировой войны, расходы США на НИОКР выросли в 15, а расходы на все виды образования - в 6 раз, хотя сам ВНП лишь утроился. В 1965 году США тратили на НИОКР и образование около 10% ВНП.

Все это привело к двум важным следствиям. С одной стороны, в рамках самих развитых экономик перенос акцента на развитие новых секторов неминуемо должен был вызвать замедление традиционно исчисляемого экономического роста. Еще в 1967 году был сформулирован тезис о том, что экспансия сферы услуг неизбежно приводит к снижению общей производительности и сокращению темпов роста экономики, что и стало реальностью в западном мире уже в середине 70-х.

С другой стороны, сдвиг в сторону сферы услуг и экспансия высокотехнологичных отраслей привели к важным изменениям в мировой конъюнктуре. Во-первых, они позволили американским и европейским компаниям начать перенос производства ряда массовых товаров за пределы национальных границ, что заложило основы развития так называемых «новых индустриальных стран». Во-вторых, технологические прорывы, серьезно сократившие потребности в сырьевых ресурсах, сделали западные страны более независимыми от их традиционных поставщиков.

Формирование первых предпосылок перехода к постиндустриальному обществу подготовило почву для резкого снижения роли первичного сектора как в экономике развитых стран, так и в мировом масштабе в целом, когда третичный сектор становится абсолютно доминирующей сферой общественного производства, первичный окончательно теряет свое прежнее значение. К началу 70-х сложилась ситуация, в которой целостность и сбалансированность мировой индустриальной системы была нарушена, что обернулось нефтяным кризисом 1973 г. Первый системный кризис индустриального типа хозяйства фактически подвел черту под историей первичного сектора экономики и открыл дорогу развитию четвертичного (первичный сектор - добыча, вторичный - производство, третичный - услуги, четвертичный - информация).

В этот период в большинстве постиндустриальных стран было закреплено фактическое устранение первичного сектора из числа значимых компонент национальной экономики. К началу 80-х гг. доля добывающей промышленности в ВВП США и Канады составляла около 2,6%, тогда как в Германии - 1,1%, а во Франции и Японии - 0,8 и 0,6% соответственно. В аграрном секторе создавалось менее 3% американского ВВП и находило себе применение не более 2,7% совокупной рабочей силы.

К этому же времени относится стабилизация и начало снижения доли вторичного сектора, как в производимом ВНП, так и в общей занятости.

Фундаментальной основой отмеченных перемен стал прогресс в области науки и технологий. Занятость в информационном секторе в США возросла с 30,6% в 1950 году до 48,3% в 1991-м, а ее отношение к занятости в промышленности - с 0,44 до 0,93. Резко сократилось число работников, занятых непосредственно материальной производственной деятельностью: данные по США для начала 80-х годов составляют около 12%, а для начала 90-х - менее 10 процентов.

Таким образом, все необходимые предпосылки для быстрого формирования постиндустриальной системы имелись в наличии; между тем кризисные явления середины и второй половины 70-х годов серьезно нарушили внутреннюю сбалансированность, как экономик западных стран, так и мирового хозяйства в целом. Именно поэтому в большинстве постиндустриальных держав приоритеты хозяйственной политики 80-х оказались сосредоточены вокруг решения насущных экономических проблем.

Судьбоносными для американской постиндустриальной экономики стали последствия рейгановской реформы. Важнейшим из них оказался рост производственных инвестиций. Основными его источниками были, во-первых, средства самих американских предпринимателей, сохраненные в результате налоговой реформы, во-вторых, активизировавшиеся банковские кредиты, вновь устремившиеся в промышленный сектор, и, в-третьих, хлынувшие в страну иностранные инвестиции.

Другим значимым следствием стал резкий рост производительности во всех отраслях американской экономики. Именно деиндустриализация американской экономики стала тенденцией, определившей ее позиции в последующем десятилетии. Между 1975 и 1990 годами значительно сократилась доля рабочей силы занятой в промышленности. В эти же годы большинство высоких технологий, применявшихся ранее лишь в оборонной промышленности или остававшихся слишком дорогими для их коммерческого использования, воплотилось в предложенных рынку продуктах.

В эти годы были заложены основы системы венчурного капитала; в результате ныне только в Калифорнии в рискованные технологичные проекты инвестируется больше средств, чем во всей Западной Европе.

Но большинство позитивных сдвигов, возникших в 80-е, стало ощутимым для большей части американских граждан лишь в 90-е.

Между серединой 80-х, когда западные страны, и прежде всего США, предпринимали особые усилия, обеспечившие их нынешнее процветание, и серединой 90-х, когда оно стало реальностью, находится кризис 1987 г. В результате которого большинство экспертов, рассматривавших сложившееся положение, предрекали глубокую депрессию и окончательный переход роли мирового экономического лидера к Японии, которая в это время испытывала небывалый подъём в совершенствовании высоких технологий. Однако существенную роль сыграло широкое и эффективное использовались в постиндустриальных странах достижений информационной революции. Сравнения показывают, что кабельными сетями к середине 90-х годов были связаны 80% американских домов и только 12% японских; в США на 1000 человек использовались 233 персональных компьютера, в Германии и Англии около 150, тогда как в Японии - всего 80; электронной почтой регулярно пользовались 64% американцев, от 31 до 38% жителей Западной Европы и лишь 21% японцев, и т.д.

Радикальное изменение значения технологического фактора относится именно к началу 80-х, когда постиндустриальные тенденции стали оформляться в некое единое целое. Согласно данным, приводимым Дж. Гэлбрейтом, между 1980 и 1989 гг. роль технологического фактора в обеспечении хозяйственного прогресса выросла более чем на четверть, тогда как значение потребительского спроса снизилось почти на такую же величину, а действенность протекционистских мер осталась практически неизменной. Это лишний раз подчеркивает, что США в гораздо большей степени, нежели любая иная страна, сумели правильно определить ориентиры своего развития и вошли в 90-е годы как в эпоху, в рамках которой они были обречены на успех.

Таким образом, в 80-е гг. проявились первые признаки того, что постиндустриальный мир обрел ранее неведомую ему целостность и гармоничность. Начало десятилетия было отмечено радикальным изменением основных тенденций в потреблении важнейших ресурсов, что создало предпосылки для постепенного возвращения сырьевых цен к докризисному уровню и существенно снизило масштабы хозяйственных притязаний развивающихся стран.

Став самодостаточной системой, постиндустриальная цивилизация сегодня одна способна решать судьбы всего человечества и определять перспективы хозяйственного развития.

90-е гг. - период триумфа постиндустриальной модели. В последнее десятилетие XX века западный мир вступил в условиях внешней и внутренней стабильности, обладая всеми необходимыми предпосылками для быстрого и устойчивого хозяйственного роста. Подъем, обозначившийся в США с 1992 г., а в Западной Европе - с 1994 г., стал первым проявлением успехов информационной экономики, триумфом «четвертичного» сектора хозяйства. В новых условиях ведущая роль информационной составляющей должна была снизить интенсивность потребности западного общества в максимизации материального богатства и сократить долю продукта, предлагаемую к реализации на мировых рынках новыми индустриальными экономиками, подобно тому, как развитие сферы услуг за десятилетие до этого снизило потребности формирующейся постиндустриальной цивилизации в естественных ресурсах.

Главным ресурсом в новой хозяйственной системе стал интеллектуальный капитал, или способность людей к нововведениям и инновациям. Именно его эффективное использование привело к тому, что в 90-е гг. во многих западных странах, и в первую очередь в США, был преодолен ряд негативных тенденций, казавшихся опасными в прошлом. Впервые за последние тридцать лет федеральный бюджет США был сведен в 1998 году с профицитом, а европейские страны жестко ограничили параметры государственного долга перед введением евро. Показатели безработицы в США вернулись к цифрам сорокалетней давности, почти полностью преодолена инфляция.

Современный хозяйственный прогресс определяется, прежде всего, развитием информационных технологий и связанных с ними отраслей промышленности.

Именно в этом секторе экономики производится ресурс, для которого не характерна традиционно понимаемая исчерпаемость. Сегодня Запад получает реальную возможность вывозить за пределы национальных границ товары и услуги, объемы экспорта которых не сокращают масштабов их использования внутри страны. Тем самым формируется практически неисчерпаемый источник сокращения отрицательного сальдо, столь характерного для торговли постиндустриальных стран с индустриальным миром в 80-е гг. При этом развитие информационного сектора практически не наталкивается на ограниченность спроса, так как, с одной стороны, его продукция остается относительно дешевой, а с другой, потребности в ней по самой их природе растут экспоненциально.

Информационный сектор обеспечивает экономический рост без пропорционального увеличения затрат энергии и материалов; правительствами постиндустриальных стран уже одобрена стратегия десятикратного снижения ресурсоемкости единицы национального дохода на протяжении ближайших трех десятилетий.

В новых условиях на первый план выходят проблемы стимулирования инвестиционной активности и выработки корпоративной стратегии, способной обеспечить активное проникновение компании на новые рынки. В этих вопросах как нельзя лучше прослеживается радикальное отличие современных хозяйственных принципов от общепринятых несколько десятилетий назад; оно во многом объясняет то качество экономического роста, благодаря которому постиндустриальная цивилизация заняла уникальное положение в системе мирового хозяйства. Новая инвестиционная стратегия и новое качество современных корпораций сделали возможными последние успехи западного мира.

В современных постиндустриальных обществах сформировался саморегулирующийся механизм, позволяющий осуществлять инвестиции, стимулирующие хозяйственный рост, посредством максимизации личного потребления, которое всегда казалось их антитезой. В этом одна из важнейших характеристик нового общества, которое сделало фактически все основные виды потребления, связанные с развитием личности, средством создания самого производительного ресурса. Там, где индустриальные нации вынуждены идти по пути сокращения потребления, постиндустриальные способны максимизировать его, причем с гораздо более масштабными результатами. Дальнейшее укрепление позиций постиндустриального мира может происходить, поэтому без излишних самоограничений с его стороны.

В рамках постиндустриального ядра между лидером - США - и странами с запаздывающим на три-шесть лет становлением постиндустриального общества одно время нарастал некоторый разрыв. На протяжении 90-х годов индустриальная экономика Японии стагнировала, пережив острый кризис, в котором проявился крах инвестиционной стратегии, неоправданных инвестиций в основные фонды и недвижимость, которая обесценилась в несколько раз.

В Европе кризиса, подобного Японскому, не было в силу изначально более адекватной стратегии инвестиций, но экономический застой по образцу американских 80-х во второй половине 90-х годов показался во весь рост. За это время европейские валюты потеряли 40% стоимости относительно доллара.

Переход ведущих западноевропейских стран к постиндустриальной стадии экономики, в основном был связан с образованием и развитием Европейского союза в 1957 г., в который вошли Франция, Германия, Италия, Бельгия, Нидерланды и Люксембург. Это была своего рода предыстория западноевропейской интеграции. В состав общества вошли страны с высоким уровнем развития, что во многом определило высокие темпы его экономического роста на протяжении последующих 15 лет и переходом их к постиндустрии.

Развитие регионального Евразийского экономического сообщества как одного из интеграционных формирований обусловливается общими закономерностями глобализационного процесса, предполагающими создание информационного производства с принципиально новой системой международного разделения труда и кооперации. Региональная интеграция при этом делает абсолютно необходимой разработку межгосударственной стратегии на основе согласованных доктрин. Для успешного перехода к постиндустриальной стадии развития Евразийский союз должен учесть весь положительный опыт ЕС.